100 великих богов

В гимнах «Ригведы» образ этой богини представлен по-разному. Ее связывают со светом, заполняющим воздушное пространство, и Ушас – богиня утра, рассвета – ее отражение. Адити порой выступает как благодетельница, смягчающая гнев богов, предоставляющая убежище, избавляющая от нужды. Только одна ее роль совершенно определенна: она – мать группы богов, называемых «Адитьи».

Она упоминается в гимне Ригведы о происхождении богов:

Тому, кто увидит богов в грядущем веке,Мы с радостью повествуем теперь о происхождении богов.Брахманаспати выковал их, подобно кузнецу,В раннем веке богов.В первом веке богов из не-сущего возникло сущее.Затем возникло пространство мира, оно [возникло] из прародительницы.Земля возникла из прародительницы.Из земли возникло пространство мира,Из Адити возник Лакша, из Лаючи – Адити,Ведь Адити возникла, о Дакша, она твоя дочь.Затем возникли боги, благие спутники бессмертия.

Имя бога Дакши переводится – «ловкий», «способный». Остается неясным, насколько бог представлен особым существом, которое может рождаться и порождать жизнь, а в какой мере это – понятие, олицетворение некоторых качеств. Да и сами боги выступают, по крайней мере отчасти, как создания разума. Брахманаспати (дословно – «господин молитвы») – сила, вызывающая богов, общающаяся с богами во время молитвы. Но в данном случае она творит богов так, словно они – создания разума.

Еще более запутано все, что связано с Адити. Она парадоксальным образом названа и матерью Дакши. Как может он, один из Адитьев, быть для них, а значит, и самому себе дедушкой? То ли это демонстративный отказ от логики и здравого смысла, то ли аллегория, то ли соединение двух разных идей без соответствующего согласования, то ли попытка осовременить древнее предание.

Последняя версия правдоподобна, ибо в более позднем мифе Дакша назван седьмым сыном Брахмы, который родился из большого пальца правой ноги бога-творца (из пальца левой ноги возникла жена Дакши). Чтобы оправдать такую родословную, пришлось сделать Адити дочерью Дакши. Тем более что для мифа вовсе не обязательна логическая стройность и обоснованность.

А может быть, автор гимна хотел показать взаимосвязь и взаимозависимость возникновения из мирового пространства и Адити и Дакши. То есть первичная безграничность и неопределенность обрела некоторые способности, а они, в свою очередь, придали ей определенность… Не исключено, что Адити первоначально отождествлялась с прародительницей, которая дала начало пространству мира и земли, материальным сущностям, в отличие от последующего рождения богов. Затем боги совместными усилиями стали творить порядок из первозданного хаоса:

…возникли боги, благие спутники бессмертия.

Когда, о боги, вы стояли, крепко держась [друг за друга]

в изначальном море, Когда, о боги, вы, изнуряя себя, приумножали миры, Вынесли вы скрытое в море солнце. Восемь сыновей Адити рождены из [ее] чрева. Вознеслась она к богам с семерыми [сыновьями], Мартанду она отвергла.

С семью сыновьями вознеслась Адити в ранний век, Для рождения и умирания вновь привела [она] Мартанду.

Эта часть гимна «Ригведы» тоже содержит немало загадок. Семь Адитьев – это Митра, Арьяман, Бхага, Варуна, Дакша, Анша, Индра. Причем в другом гимне сыновей всего шесть (Индра отсутствует), а в более поздних текстах у нее уже 12 сыновей, которые выступают как солнечные боги и соотносятся с двенадцатью месяцами. Правда, восьмого ее ребенка – Мартанду – принято считать олицетворением Солнца, а его рождения и умирания – с заходом и восходом светила.

К каким богам вознеслась Адити – непонятно, ведь они возникли после нее. Такое впечатление, что речь идет о существах идеальных, тогда как Мартанду – реальное небесное тело. Хочется согласиться с мнением В.Н. Топорова: «Правдоподобно предположение о том, что имя Адити заменяет утраченное имя персонажа более древнего мифа». Этим можно объяснить путаную и противоречивую ее генеалогию. Не исключено, что в ней отразился образ прародительницы, культ которой существовал в долине Инда задолго до составления Вед.

ПРАДЖАПАТИ

Имя этого загадочного божества переводится как «владыка творений» или «господин потомства». Казалось бы, ясно: речь идет о боге-творце или обожествленном предке. Однако в Ригведе он представлен не столь определенно, а порой из имени собственного Праджапати превращается в нарицательное, становясь эпитетом ряда ведических богов: Индры, Савитара, Сомы.

Некоторые авторы полагают, что это божество – сравнительно позднего происхождения. С этим трудно согласиться уже потому, что в ведах нередко Праджапати представлен творцом всего сущего:

На что опирался Праджапати, рождая все миры?… Праджапати создал [все] многоразличным… И тот, кто знает высшее божество, и тот, кто знает Праджапати, знают высшего Брахму…

Как персонаж космогонических мифов Праджапати изначально двойственен. С одной стороны, его можно считать олицетворением творческой энергии: концентрируя волю и энергию (предаваясь тапасу), он творит мир. Но сначала его называют «пурушей», что можно толковать и как первочеловека (творящего мир в своем сознании благодаря разуму), и как первовселенную, имеющую подобие человека, то есть обладающую жизнью и разумом. Вот этот текст из «Шатапатха-брахмана»:

«Этот пуруша, Праджапати, пожелал: „Я хочу стать больше, я хочу размножиться“. Он прилагал усилия, предавался тапасу. Прилагая усилия, предаваясь тапасу, он первым создал Брахмана… Тот стал его опорой…

Он создал воды. Из речи, которая есть вселенная, была создана его речь. Она достигла всего этого. Так как она достигла, она – вода. Так как она покрыла, она – вода».

Последняя часть требует пояснений и осмысления. По-видимому, автор текста увлекся поэтической аналогией (речь течет, как вода; речь касается всего и охватывает все, как вода). Текучесть речи, словесных образов он сопоставил и с текучестью-воды, и с изменчивостью, текучестью Вселенной. В более позднем сочинении («Чхандо-гья-упанишада) есть эпизод, позволяющий уточнить значение речи. Отдельные составляющие души, праны – зрение, слух, обоняние, осязание, вкус, речь, мышление – заспорили о том, какая из них лучше, важней. Чтобы разрешить спор, они обратились к Праджапати. Он предложил критерий: та часть лучше, после ухода которой тело приобретает наихудший вид. Первой ушла речь, затем поочередно зрение, слух. Самым необходимым оказалось дыхание (то есть – жизнь), а следующей по важности – мысль.

Впрочем, и в «Шатапатха-брахмане» есть прямое утверждение о том, что мысль следует считать творящим началом и первоосновой бытия: «Ибо мысль как бы не есть ни сущая, ни не-сущая. Она, мысль, будучи созданной, пожелала стать явной, более ясно выраженной, с более четким обликом… Эта мысль создала речь». Затем следует целая цепочка подобных зависимостей (речь создала дыхание, дыхание – зрение и т. д.), завершаясь восхвалением знания, благодаря которому осмысляются все эти связи. Возможно, это следует понимать как сотворение мира благодаря знанию; сотворение – как постижение, а верней – постижение мира как его творение.

Есть еще одна история о споре мысли и речи:

«Мысль сказала: „Я лучше тебя. Ведь не говоришь ты того, что не достигнуто мною. Так как ты подражаешь мне, следуешь мне, я лучше тебя!“

Затем речь сказала: «Я лучше тебя. Ведь то, что знаешь ты, делаю я известным, делаю я понятным».

Обе они пошли к Праджапати за решением. Он, Праджапати, вслед за мыслью сказал: «Поистине мысль лучше тебя. Поистине ты подражаешь мысли, следуешь ей. Поистине худший подражает лучшему, следует ему».

В этой притче Праджапати выступает как высшая мудрость, а слово – как творение мысли, ибо иначе оно превращается в бессмыслицу. Поучение Праджапати обращено, конечно, к слушателю (читателю), оно призывает подражать лучшему и думать, прежде чем говорить. Ведь даже сам Праджапати «вслед за мыслью сказал», то есть сначала подумав.

Но есть ли мысль в таком случае первооснова всего? И как она может быть первоосновой, если появилась у Праджапати, который, следовательно, был прежде ее? На этот вопрос помогает ответить первая часть приведенного ранее текста из «Шатапатха-брахмана» («Этот пуруша Праджапати…»). Там сказано, что все вначале было не-сущим; не то, чтобы вообще ничего не было, но отсутствовали существа, все находилось в состоянии раздробленности, хаоса. Затем возникло дыхание, которое олицетворяет бог Индра, который есть Индха, что означает Воспламеняющий (автор использует игру слов и созвучий, что вообще характерно для мифов). «Поистине он Индха. Его называют Индрой тайно, ибо боги любят неявное». От этого жара возникло семь разных пуруш (в данном контексте, по-видимому, так называются духовные сущности или стихии). «Они сделали из этих семерых пуруш одного-единственного пурушу».