100 великих городов мира
Шрифт:
Майдари сидел посреди кумирни под балдахином: ноги его были поджаты, а руки благословляли. Перед ним стояли бронзовые курильницы и высокие красные 4-угольные свечи в подсвечниках, а в вазах – искусственные цветы священного лотоса. Из-под балдахина спускалось много длинных шелковых полос разного цвета. В верхней части кумирни были устроены хоры, идущие кругом, а от них шел ход в боковые отделения. Потолка в кумирне не было, и голова Майдари почти упиралась в крышу купола.
Вначале жителями Урги были в основном бедные монахи-ламы, число которых достигало 10 000 человек – более половины всего населения. Каждое лето в городе проводился цам – торжественное праздничное шествие. К Триумфальным воротам, которые стояли напротив храма Великого Спокойствия Калбы, вел очень широкий
На площадь Поклонений с западной стороны выходили все главные храмы Урги, а далее следовали храмы врачевания, астрологии и другие. Когда шествие лам заканчивалось, улицы города вновь погружались в безжизненную тишину, и тогда можно было встретить только паломников, переходящих из одной кумирни в другую. Все ламы и монахи давали обет безбрачия, поэтому женщин здесь никогда не было видно, кроме старух, которые заведовали хозяйством лам.
Ранние изображения монгольской столицы сделал петербургский художник А. Мартынов. Это было в 1806 году, примерно через 30 лет после того, как город навсегда осел у подножия заповедной горы. В акварелях и офортах А. Мартынова нет и намека на то, что город еще только начинается: нет, он был сложен сразу! Четкая планировка кочевого города нашла свое отражение и в монгольском названии столицы – Их-Хурэ, что означает «большой круг». Еще с древности кольцо юрт живой крепостью защищало юрту предводителя от набегов врага в открытой степи. И до нашего времени сохранилась в монгольской архитектуре традиционная планировка кочевых городов-ставок.
Некоторые исследователи полагали, что Урга была лишь религиозным центром, жила только религией и религиозными праздниками. Однако со временем бывшая кочевая ставка главы буддистской церкви превратилась в главный политический и культурно-религиозный центр страны. Здесь же развивалась и самобытная монгольская культура, здесь действовали церковные школы, в которых мальчики с детства обучались монгольской и тибетской письменности, чтению, религиозным ритуалам и этикету. Дореволюционная Урга была центром книгоиздания Монголии, здесь трудились выдающиеся ученые – Дандар-аграмба, Шишэ-габчжи, Ш. Дамдин и другие.
Издали Урга привлекала блестящими на солнце золотыми конусообразными куполами кумирен и черепичными крышами зданий. Маленькие домики, разбросанные по всему городу, густо прилеплялись друг к другу. Улицы и переулки были образованы сплошными кирпичными или глиняными стенами с калитками в них. Само жилье строилось внутри двора и было закрыто от улиц. Здесь селились мелкий чиновный люд, крестьяне-бедняки, перебравшиеся в Ургу в поисках хлеба насущного, и торговцы. Между духовенством и купцами временами начиналась борьба, так как, согласно ламским законам, торговые поселения не должны располагаться от монастырей ближе слышимости человеческого голоса. Когда в начале XIX века торговые лавки и базары подступили к стенам монастырей, ламы обратились в Пекин с петицией, а резиденция пятого Богдо-гэгэна даже откочевала с главными храмами в монастырь, расположенный на северо-западе долины.
Борьба эта привела к обособлению трех частей города: в одной находился монастырь главы ламаистской церкви, в другой части располагался монастырь Гандан, где находились храмы и жили монахи, третью часть составлял торговый район Маймачэн, который жил по своим особым законам. По вечерам закрывались все его ворота, и не каждый мог попасть в эту часть города.
Тяжба тянулась несколько десятилетий, а потом ламы уступили. Впоследствии в Урге появились торговые слободы китайцев, русских, американцев.
До конца XIX века вид Урги был довольно неприглядным. Русский ученый В.А. Обручев писал: «Улицы не мощеные, покрытые всякими отбросами, как и базарная площадь. Население все помои и отбросы выносило на улицу, и только обилие бродячих собак, игравших роль санитаров, предохраняло улицы от окончательного загрязнения. Множество нищих в грязных
лохмотьях, выставлявших напоказ всякие язва и уродства, бродивших по улицам или сидевших у входа во дворы храмов и общежитий, составляло также неприятную особенность монгольского города».В 1911 году, когда была свергнута власть Цинской династии и образовалось феодально-теократическое государство во главе с Богдо-гэгэном, Урга стала столицей страны. А еще через 10 лет части Красной Армии и монгольские революционные войска изгнали из города барона Унгерна, и в ноябре 1924 года Великий монгольский хурал переименовал город в Улан-Батор – «Красный Богатырь».
Районы прежней Урги поглотило современное строительство, и атмосфера старого города сохранилась только в районе бывшего монастыря Гандэн. Полное его название – Гандэнтэгченлин – Большой Монастырь Полной Радости. В дореволюционной Монголии было несколько монастырей с таким названием, но ургинский, где обучались богословию, был известен далеко за пределами страны. На его факультетах монахи изучали «сущность мудрости», и только здесь присуждались ученые звания философам, врачам, астрологам, заклинателям и т. д.
Сегодня на окраине Гандэна высится телебашня, и это единственный район в монгольской столице, где сохранились не только колорит, но и классическая национальная планировка кочевой столицы «хурэ» – «кругом». Здесь присутствует привлекательная провинциальная уютность старого деревянно-войлочного города: за серым частоколом заборов, в чистых дворах, в 1–2 юртах живут городские монголы. Юрты поставлены постоянно, до постройки здесь многоэтажных домов.
Отдельно в Гандане, за высокой собственной оградой, стоит храм Мижид Ченрези – последнее буддистское сооружение Монголии. Посвященный милосердному богу Авалокитешваре (по-монгольски – Ченрези), он является самым высоким в истории монгольского зодчества храмом, высота его достигает 42 метров.
Прежде в храме стояла огромная фигура Ченрези, которого всегда изображали молодым принцем: цвет его тела был бел и чист, как цветок священного лотоса, голова украшалась диадемой, а руки и ноги – драгоценными браслетами [56] . Внутри храмового здания нет потолков, а во всю его высоту поднимаются колонны из мощных стволов лиственниц, покрытые красным лаком.
Жители Улан-Батора, как и жители других городов мира, с ревнивой нежностью относятся к своей столице. Дома, улицы, камни мостовой, памятники, седые тополя – все дорого сердцу монгола, потому что эти свидетели минувших событий могут многое рассказать. На одной из окраин города, например, неприметно расположился старый бревенчатый домик с большими окнами на солнечной стороне: в нем в 1930-е годы жил поэт Д. Нацагдорж – основоположник современной монгольской литературы.
56
Сейчас этой статуи не существует.
Особенно трепетное отношение испытывают монголы к священной горе Богдо-ула. С нее начинается Улан-Батор, она дорога сердцу каждого, без нее немыслимо ни прошлое, ни настоящее, ни будущее города. Гору сравнивают с изумительной ювелирной оправой, без которой не засиял бы ни один драгоценный камень. В старой Монголии Богдо-ула, после Богдо-гэгэна, была второй святыней столицы. Обойти ее вокруг или даже объехать верхом, а это более 100 километров, означало для ламаиста искупить тяжкие грехи.
Древняя легенда рассказывает, что гора спасла Темучина, укрыв его от врагов. И став Чингисханом, он повелел почитать ее. Монголы верили, что где-то на вершине горы спрятаны доспехи и оружие великого хана. Во время маньчжурского правления в Монголии они писали императору в Пекин, что возле Богдо-улы Чингисхан и родился.
Император, конечно, не поверил в это, но разрешил дважды в год делать торжественные жертвоприношения и сам присылал богатые дары. Специальная охрана следила, чтобы никто не охотился в горных лесах и не рубил здесь деревья. В прежние времена даже запрещалось казнить преступника в том месте, откуда бы он мог видеть священную гору.