100 великих любовниц

С Ремарком же она ссорилась, заставляя его выходить в свет, вместо того, чтобы пить с ним любимое красное вино. Она называла его изменником, когда он часами слушал музыку Чайковского, не давая Марлен уснуть. Он ходил в пиджаке с пузырями на локтях, и Марлен это так раздражало, что, когда в её жизни появился Жан Габен, предпочитавший дома ходить в толстом рыбацком свитере, Марлен показалось это счастьем.

В середине февраля 1941 года Жан Габен покинул оккупированную немцами Францию и переехал в США. Габен грустил, чувствовал себя одиноким и никому не нужным в этом городе, ему нечего было делать с его старыми парижскими привычками и скверным английским. В одном из модных магазинов Нью-Йорка, естественно, называвшемся «Парижская жизнь», он встретил… Марлен Дитрих. Ещё до войны они были знакомы, но совсем коротко… «Габен был мужчиной, супермужчиной, какого ищет каждая женщина, — написала Марлен в своих „Воспоминаниях“. — У него не было недостатков. Он был совершенством и намного превосходил всё то, что я тщетно искала или пыталась себе вообразить».

Ещё одним важным обстоятельством в развитии истории было следующее: Жан Габен был французом, а французский язык был вторым языком Марлен. Она никогда не уставала повторять, что была воспитана французской гувернанткой и что в глубине души всегда ощущала себя европейкой. Боль от того, что Франция оказалась поверженной и несчастной страной, была глубокой и искренней в Марлен. Габен же появился в Голливуде не как бедный эмигрант, а в самом расцвете своего таланта и в энергичном поиске новой кинематографической славы. Соперница Греты Гарбо, Марлен умела восхищаться своими возлюбленными и уважать их. Жан Габен не был интеллектуалом. В опере он непременно зевал; когда Марлен советовала ему прочитать роман Хемингуэя, он пожимал плечами и бормотал: «Здесь не над чем даже подумать!» — «У тебя пустая голова! Послушай, как пусто внутри, — смеялась Марлен, стуча его по лбу. — Но не меняйся. Ты — совершенство».

Не преуспев в приобщении Габена к литературе, Дитрих рискнула энергично взяться за его карьеру. Карьера самой Марлен в этот период была в некотором упадке. Она с энтузиазмом исполняла все роли, которые ей предлагали, но фильмы почему-то терпели финансовый крах. К счастью, неудачи мало её трогали: у неё было столько творческих сил…

Энергии и обаяния Марлен было вполне достаточно, чтобы убедить продюсера Даррила Занука заинтересоваться одним из её проектов. «Что ж, возможно, это поможет ему наконец выучить английский», — пробормотал Занук, услышав имя Габена.

Марлен взвалила на себя всё.

Влюблённые сняли домик в Брентвуде, недалеко от киностудии. Соседнее владение принадлежало Грете Гарбо. Габен был немало изумлён, отметив, что каждый день в 18 часов «Божественная» (Гарбо), скрываясь за копной волос и чёрными очками, спускалась в сад и наблюдала за «передвижениями» соседствующей парочки. Женщина, которой поклонялись во всём мире, любила подсматривать! Габен был разочарован. Не меньшим разочарованием была пища. Гамбургеры и кока-кола! Марлен встала к плите. Фаршированная капуста и варёное мясо стали её фирменными блюдами. Впоследствии Марсель Дало, работавший бок о бок с Жаном Габеном в фильме «Великая Иллюзия» Жана Ренуара, в своих воспоминаниях подтрунивал над Дитрих, принимающей гостей в своей «золотой кухне» в дорогущем фартуке от фирмы «Гермес».

Для того чтобы атмосфера ещё более походила на парижскую, Марлен брала фисгармонию Габена, а он надевал на шею платочек и кепку на голову. И под солнцем Калифорнии звучали песенки из мюзиклов времён её молодости. Он называл её «Великая», а она говорила: «Я стала для него матерью, сестрой, другом и всем на свете». Для журналистов стало очевидным её намерение бросить сцену и посвятить себя полностью этому мужчине.

Марлен витала в облаках, а Габен подписал контракт с компанией «Фокс».

Мария Зибер, дочь Дитрих и Рудольфа Зибера, доставляла много хлопот своей знаменитой матери. Семнадцатилетняя девица прекрасно помнила свои первые шаги в кино в «Красной императрице» (где сыграла роль маленькой Екатерины) и в «Саде Аллаха». Теперь она мечтала завоевать популярность и избавиться от унизительного положения дочери знаменитости. Она более не хотела находиться в тени гигантской и всепроникающей славы Марлен. Конфликт разразился из-за намерения Марии выйти замуж за одного режиссёра. Разговор с матерью о замужестве не привёл ни к чему хорошему. Марлен возмутилась. Никогда! Мария слишком молода! Габен вмешался в конфликт, встав на сторону бунтарки, надеясь смягчить ситуацию. Габен уже не мог скрывать своего раздражения.

Европа находилась в огне сражений, а он был так далеко, он был всего лишь «баловень Великой», прохлаждался в Голливуде! Марлен подлила масла в огонь: её экстравагантность как секс-символа Голливуда, эмансипированность поведения, — всё это было слишком, особенно для такого человека, как Габен. В конце 1942 года он решил покинуть Соединённые Штаты и распрощаться с кинематографом, чтобы примкнуть к французским освободительным войскам. «Прекрасно понимаем ваши намерения, — сказали ему в компании „Фокс“, — но было бы гораздо лучше последовать примеру своих коллег, которые участвуют в борьбе с нацизмом, создавая патриотические фильмы».

Но Габен всё же добился своего: вскоре после завершения работы в фильме Жюльена Девивьера «Обманщик» он встретился в Нью-Йорке с представителем Морских вооружённых освободительных сил Франции и поступил на военную службу. Марлен была безутешна. На прощанье Габен подарил ей три картины: Сислея, Вламинка и Ренуара… Каким был прощальный дар Марлен? Когда Габен покидал американскую таможню, некая упаковка — «роскошный подарок», с которым он обращался с великой осторожностью, — породила в коридоре слухи, что это «алмазное ожерелье». В середине апреля 1943 года Габен получил приказ явиться в порт Норфолк на борт судна, предназначенного для эскорта. Его сопровождала Марлен. Они просто поужинали в ресторане, посмотрели фильм о войне с участием Хэмфри Богарта и расстались в два часа ночи.

Марлен казалось, что она умирает от горя. Она не могла и думать о возвращении в Голливуд к ролям на английском языке. Её душа была в постоянном беспокойстве, она бродила по дому, который отныне казался ей навсегда опустевшим, и задерживалась подолгу перед фотографиями времён их счастья.

Тридцать лет спустя Дитрих сказала: «Он зажёг во мне огонь, который никогда не погаснет». Но актриса не относилась к числу тех женщин, которые готовы утопить себя в своём горе. Пройдя все военные инстанции, Марлен решила завербоваться в женский отдел WAF. Конечно, несмотря на её пышные речи о патриотизме, всё это делалось с одной-единственной целью: найти Габена. Возможно, мысль пересечь Атлантику, чтобы увидеть Марлен, посещала и Габена. Но он был в Алжире по военному заданию. Объявление о возможном приезде актрисы не было для Габена сюрпризом: он-то знал, как она упряма.

Во время войны Дитрих стала воплощением мечты солдата. В её облике было что-то греховное. В этой порочности солдаты видели черты тех из своих возлюбленных, которые не ждали их с фронта. В части, где побывала Марлен, вербовались охотнее, чем туда, где она не была. Повсюду Марлен ездила со своим фотографом, всюду дарила свои бесчисленные фотографии. Её фото с солдатами подтверждали, что аристократка Марлен «сидела» в окопах, хотя её дочь Мария Рива утверждала впоследствии, что это вымысел. Во время войны рассказывали анекдот. Марлен спрашивают: «Правда ли, что на войне у вас был роман с Эйзенхауэром?» «Что вы! — отвечает Марлен. — Генерал никогда так близко не подходил к передовой».

Зимой Дитрих оказалась в самом центре битвы за Бастонь — там же, посреди разрывающихся бомб и рёва пикирующих самолётов, был и Габен. Однажды вечером, исколесив линию фронта в поисках «серых волос под каской морского стрелка», Дитрих внезапно увидела знакомую фигуру и закричала: «Жан!» В автобиографии Марлен описала эту сцену в драматическом стиле Голливуда. В реальной жизни Габен, похоже, был обескуражен, увидев «Великую», столь взволнованную встречей. «Какого дьявола ты тут делаешь?» — пробормотал он.