100 Великих мифов и легенд

А Ольгерд Литовский, как было уговорено с Олегом, уже шел со своими полками, чтобы присоединиться к мамаеву войску. Но возле города Одоева он получил известие о великой силе, собранной князем Дмитрием, и о том, что Олег Рязанский испугался выступить против этой силы. Сказал Ольгерд в досаде: «Когда нет у человека своего разума, нечего надеяться на чужой. Послушался я Олега, а он и меня с толку сбил, и сам пропал!» Ольгерд решил не двигаться дальше, а оставаться на месте — и выжидать, чья будет победа.

Тем временем русское войско подошло к Дону. Дмитрий Иванович послал в степь двух лазутчиков, и они добыли «языка» — татарина из придворных самого хана Мамая.

Великий князь спросил у пленного: «Много ли силы у хана и скоро ли он прибудет к Дону?» Татарин ответил: «Никому не сосчитать ханских воинов, потому что их многое множество, а будет хан на Дону через три дня».

Стал великий князь держать совет со своими воеводами: «Здесь ли нам ждать Мамая или переправиться через Дон, где впадаете в него Непрядва-река, и встать на том берегу, на Куликовом поле?» Сказали воеводы: «Государь, переправимся через Дон! Если будет у нас за спиной река — накрепко будем стоять, потому что отступать некуда. Победим татар — все честь примем, а погибнем — общую смертную чашу изопьем, все — от князей до простых ратников».

Переправилось русское войско через Дон и встало на том берегу, ожидая врага.

На другой день прискакал из степи разведчик и сказал: «Совсем уже близко татары. За ночь дойдут они до Непрядвы-реки».

Повелел Дмитрий Иванович строиться русским полкам в боевой порядок, чтобы все запомнили, кому где надлежит завтра стоять, а полк брата своего, Владимира Андреевича, отправил вверх по Дону, чтобы укрылся он в засаде, в густой дубраве — и мог неожиданно ударить на врага. Воеводой засадного полка князь назначил мудрого и опытного Дмитрия Боброка-Волынца.

Выехал великий князь на высокий курган, обозрел оттуда русское войско. Колышется оно, как неоглядное море, реют по ветру знамена, словно облака в небе, блистают шлемы, будто солнце в погожий день.

Сказал князь воинам: «Братья мои милые! Близится ночь, а завтра будет грозный день. Мужайтесь и крепитесь, и уповайте на Бога. А меня простите, братья, и в этой жизни, и в будущей, ибо неизвестно, что будет с нами».

Наступила ночь, теплая и тихая. Не спится князю Дмитрию Ивановичу, не спится старому воеводе Боброку-Волынцу. Сказал воевода князю: «Садись, государь, на коня, поедем в поле».

Выехали они на место завтрашней битвы, остановились между двух станов — русского и татарского. С татарской стороны слышен шум и крик, и стук, и скрип колес, словно съезжается народ на торг. Позади татарского стана волки воют, ворони грают, орлы клекочут. На Непрядве-реке гуси-лебеди крыльями плещут, как перед великой грозой. А над русским станом — тишина, и в небе над ним — свет, будто заря занимается.

Сказал Боброк-Волынец: «Доброе это знамение!» Потом старый воевода сошел с коня, припал ухом к земле. Долго слушал, а когда поднялся, то поник головой.

Спросил великий князь: «Что услышал ты, воевода?» Ответил Боброк-Волынец: «Плачет земля на два голоса. Один голос — как у старой матери. Причитает она на чужом языке над детьми своими. Другой голос — девичий. Плачет девица, словно свирель жалобная. Это знамение сулит нам победу, но много русских воинов поляжет в бою».

На восходе солнца пал на землю густой туман. Не видно в тумане ни русского, ни татарского войска. Но вот зареяли над туманом знамена, с обеих сторон взыграли боевые трубы. Вышли оба войска навстречу друг другу. От великой тяжести прогибается поле Куликово, реки выходят из берегов.

Князь Дмитрий Иванович, облаченный в булатные доспехи, объезжал полки и говорил воинам, ободряя их к бою: «Братья мои милые! Встаньте за веру православную, за святые церкви! Не смерть вы обретете, а жизнь вечную!» Затем вернулся князь к своему знамени, переменил коня, снял княжеское оплечье, надел простое платье — и встал в ряды воинов.

Закричали князья и бояре: «Не подобает тебе, великому князю, самому биться! Тебе, государь, подобает стоять на высоком месте и оттуда смотреть, как мы, слуги твои, свою службу несем».

Дмитрий Иванович ответил: «Братья мои! Не хочу за вашими спинами хорониться. Если погибну — то с вами, если жив останусь — с вами же!» Туман рассеялся, и стало видно поле Куликово от края до края. Двинулись русские полки на врага. Татары навстречу идут, словно темный лес. Негде им развернуться — сами от своей тесноты задыхаются.

Хан Мамай с четырьмя ордынскими князьями с высокого холма наблюдал за началом сражения.

По обычаю, бой подобало начать поединком. Из рядов татарского войска выехал богатырь по имени Челубей и остановился, ожидая противника. Инок Пересвет, что был в передовом полку, воскликнул: «Я готов сразиться с ним! Молитесь за меня, братья!». Он пришпорил коня и устремился к поскакавшему ему навстречу Челубею. Так крепко сшиблись они, что едва не проломилась под ними земля — и оба упали с коней мертвыми.

Закричали русские воины: «С нами Бог!» И началась великая битва.

Поперек поле Куликово — тридцать верст, в длину поле Куликово — сорок верст, но тесно на нем могучим ратям. Сверканье мечей слепило глаза, будто солнце, копья стучали подобно грому небесному. Потекли по полю кровавые реки, встали кровавые озера.

Но вот — за грехи наши — стали одолевать нас поганые. Как скошеная трава, падали русские воины под копыта вражеских коней. Сам великий князь Дмитрий Иванович был тяжко ранен. Отовсюду наступали татарские полки, а русских становилось все меньше и меньше.

Князь Владимир Андреевич и воевода Боброк-Волынец видели это из засады. Вскричал Владимир Андреевич: «Воевода! Чего мы ждем? Скоро не к кому будет идти нам на помощь, ибо все погибнут!» Ответил Боброк-Волынец: «Еще не время, князь! А как придет наш час — всемерно воздадим врагам!» Со слезами молился Владимир Андреевич Господу: «Боже, отец наш! Мало показнив нас, много помилуй! Не дай торжествовать врагам нашим!» Плакали воины засадного полка, глядя, как гибнут их товарищи, и рвались в бой, но Боброк-Волынец удерживал их, говоря: «Немного уж ждать нам осталось!» Наконец, татары стали изнемогать, и тут, по Божьему соизволению, переменился ветер — подул русским в спину, татарам — в лицо.

Сказал Боброк-Волынец: «Приспело время!» Громким голосом воззвал князь Владимир Андреевич: «Братья мои и друзья, князья и бояре и все силы русские! За мною, на битву!» Словно ясные соколы на журавлиное стадо ринулись воины из зеленой дубравы. Падают под их мечами татары, как трава под косой, как лес под налетевшей бурей.

Закричали татары: «Горе нам, горе! До сего часа меньшие с нами бились, а теперь старшие бойцы пришли!» — И обратились татары в бегство.

Увидел хан Мамай, что войско его разбито, вскочил на коня и с четырьмя ордынскими князьями ускакал в степь. Погнались за ним русские воины, да не догнали, потому что у Мамая и его князей кони были свежие, а у русских — уставшие в бою.