100 великих речей
Шрифт:
Речь Елизаветы I войскам в Тилбери (1588)
Королева Англии и Ирландии Елизавета I (1533–1603), «добрая королева-дева Бесс», последняя из династии Тюдоров, с правлением которой (1558–1603) связывают «золотой век Англии», осталась в истории как правитель могущественной морской державы, разгромившей испанский флот – Непобедимую Великую армаду. Сохранилась вдохновенная речь королевы, которую она произнесла перед армией в форту Тилбери на берегу Темзы в дни разгрома Армады, в августе 1588 г.
В конце XVI в. долго назревавший конфликт между Испанией, владычицей морей, и Англией разразился масштабной Англо-испанской войной (1585–1604). В правление Елизаветы I Англия упрочила свое положение на мировой арене и стала теснить Испанию, до того безраздельно хозяйничавшую в водах Атлантики.
Золотой век Англии начался с охоты за
9 (19) августа 1588 г. королева Елизавета I прибыла в форт Тилбери, чтобы проинспектировать состояние фортификационных сооружений и воодушевить 17 тыс. земских ополченцев, которые в случае морской победы испанцев должны были блокировать их проход по Темзе к Лондону.
Предполагают, что королева могла не знать, что в морском Гравелинском сражении к северу от Кале 8 (18) августа 1588 г. британский флот уже окончательно разгромил и рассеял Непобедимую армаду. Вернее, не разгромил, а дал ей решительный отпор. Английский флот, соразмерный испанскому, под командованием Чарльза Ховарда, лорда Эффингэма и с участием многих знаменитых каперов, в т. ч. Дрейка, только что получившего рыцарский титул, не позволил испанцам высадиться на территории Англии и соединиться с сухопутной армией герцога Пармского, испанского наместника в Нидерландах. Корабли армады ретировались, попав на обратном пути в Испанию в полосу штормов, которые уничтожили половину судов и 11 тыс. моряков и солдат.
Форт Тилбери был одним из пяти блокгаузов (двухэтажных укреплений с артиллерийскими амбразурами), построенных по приказу короля Генриха VIII для защиты Темзы и Лондона от нападения с моря. Это было самое узкое место реки, удобное для обстрела врага. Сегодня это окраина английской столицы, на границе с лондонским портом Тилбери. По описаниям, королева в кирасе и шлеме воина прибыла в форт на белом коне. В музеях Великобритании висят полотна, запечатлевшие этот волнующий момент.
Сохранилось как минимум три версии речи королевы. Общепринятой считается следующая.
«Мой возлюбленный народ!
Мы были убеждены теми, кто заботится о нашей безопасности, остеречься выступать перед вооруженной толпой, из-за страха предательства; но я заверяю вас, что я не хочу жить, не доверяя моему преданному и любимому народу. Пусть тираны боятся, я же всегда вела себя так, что, видит Бог, доверяла мои власть и безопасность верным сердцам и доброй воле моих подданных; и поэтому я сейчас среди вас, как вы видите, в это время, не для отдыха и развлечений, но полная решимости, в разгар сражения, жить и умереть среди вас; положить за моего Бога и мое королевство, и мой народ, мою честь и мою кровь, [обратившись] в прах. Я знаю, у меня есть тело, и [это тело] слабой и беспомощной женщины, но у меня сердце и желудок короля, и я полна презрения к тому, что Падуя или Испания, или другой монарх Европы может осмелиться вторгнуться в пределы моего королевства; и прежде, чем какое-либо бесчестье падет на меня, я сама возьму в руки оружие, я сама стану вашим генералом, судьей и тем, кто вознаграждает каждого из вас по вашим заслугам на поле [боя]. Я знаю, что за вашу расторопность вы уже заслужили награды и кроны; и Мы заверяем вас словом монарха, они будут обязательно выплачены вам. В несчастные времена мой лейтенант генерал [Роберт Дадли, граф Лестер] будет замещать меня, [ибо он] самый благородный или более опытный человек, чем никогда не командовавший [войсками] монарх; без сомнения вашим послушанием моему генералу, вашим согласием в лагере, и вашей ценностью на поле [боя], мы вскоре одержим славную победу над врагами моего Бога, моего королевства и моего народа».
Елизавета I перед войском в Тилбери. Гравюра XIX в.
В другом варианте речи заслуживает упоминания отрывок: «Враг, возможно, может бросить вызов моему полу за то, что я женщина, так что могу я также обвинить их в том, что они всего лишь мужчины, чье дыхание в их ноздрях, и если Бог не обвинит Англию в грехах Англии, мало что сделают. Я боюсь их силы… Если Бог с нами,
кто против нас?.. И это наша речь и это наша торжественная клятва. В горячей любви к дорогим нашим подданным».P.S. Известно, что Елизавета I «ругалась, как матрос». Этот талант королева унаследовала от своего отца, короля Генриха VIII, который за бранным словом в карман не лез. Неизвестно только, были ли в ее зажигательной речи в Тилбери ненормативные выражения, но, судя по историческому моменту, можно предполагать, что были. Летописцы поскромничали.
Воззвание Минина к народу русскому (1611)
Нижегородский земский староста («выборный человек всея земли»), говядарь (прасол, торговец солью, скотом и рыбой) Кузьма Минич Минин Сухорук (1560-е – 1616) остался в русской истории как организатор и один из руководителей Второго (народного) Земского ополчения (1611–1612) в период борьбы русского народа против польско-литовской и шведской интервенции. Минин, отвечавший за хозяйственную часть, входит вместе с князем Дмитрием Михайловичем Пожарским (1578–1642), возглавившим войско и освободительный поход на Москву, в когорту русских национальных героев, «собирателей земель русских». Кузьма прославился речью-воззванием, обращенной к нижегородцам, о спасении Отчизны от иноземных захватчиков.
О речи порой надо судить не по словам, хотя и они чрезвычайно важны, а по делам, на кои речь подвигла тех, кому эти слова предназначались. Если люди, вдохновленные речью, способны были совершить великое дело – очистить Родину от врагов, это воистину величайшая речь. Других таких в мировой истории – раз-два и обчелся. Не будь этой речи – не было бы сегодня и России. Хотя есть и другие мнения: «Я предлагаю / Минина расплавить, / Пожарского. / Зачем им пьедестал?.. Случайно им / Мы не свернули шею. / Я знаю, это было бы под стать. / Подумаешь, / Они спасли Расею! / А может, лучше было б не спасать?» (Д. Альтаузен).
Подобные настроения – спасать или не спасать – были и в начале XVII в. в Российском царстве среди бояр, казаков и прочего люда. Положение усугублялось тем, что боярская верхушка находилась в теснейших родственных и дружеских связях с польской шляхтой и благодаря литовским магнатам считала поляков теми же русскими, но только католической веры. Элита предала Отечество, убила наследника Федора Борисовича Годунова, следом царя Лжедмитрия I, затем низложила государя Василия Шуйского, постригла его в иноки и вывезла в Варшаву на поклон польскому королю Сигизмунду III и на потеху публике. В Москве заправляла Семибоярщина, избравшая для себя царем королевича Владислава, сына Сигизмунда. На помощь польскому гарнизону в Москве двигались войска гетмана Ходкевича. Сам Сигизмунд захватил Смоленск. В Новгороде хозяйничали шведы. Уже потирали руки турки и англичане. На полях кружило воронье да перекати-поле, а на дорогах и в лесах заправляли лихие люди. Голод, разруха, мор… От государства осталось одно название. Мало что оставалось и от православной веры и русского народа. Спасения, казалось, нет. Уже и римский папа Павел V отслужил молебен – фактически «за упокой» Московии. Был, правда, еще жив патриарх Гермоген. Поначалу он предал Россию, за что в патриархи его выдвинул самозванец Лжедмитрий II. Однако когда стало ясно, что польский король намерен обратить русских в католичество, Гермоген восстал и призывал русский народ к защите православной веры. Но что он мог сделать удерживаемый поляками под стражей в Москве? Оставался духовным оплотом страны еще Свято-Троицкий Сергиев монастырь, из которого рассылались во все концы подписанные архимандритом Дионисием троицкие призывы-грамоты…
И тут «из ничего» (так воспринимали его гонористые поляки), но вообще-то из народа является воистину былинный богатырь – говядарь, только что избранный земский староста, купец средней руки, но руки могучей – способной удержать государство от падения в пропасть – Кузьма Минин. Русский историк И.Е. Забелин называет Минина «чудом среди современников». «Как в таком незаметном чине совершить такое великое и благодатное дело! – восклицал он. – По убеждению века, это не могло произойти без наития Божией благодати, и сам Минин был потом искренно и религиозно убежден, что он только орудие Промысла». Явился будущий спаситель России на северо-восточной окраине Руси, в Нижнем Новгороде, меньше других городов пострадавшем от Смуты.
Другой историк, С.М. Соловьев, пишет: «Когда в октябре 1611 г. и нижегородцы получили троицкую грамоту, то старшие люди в городе с духовенством собрались для совета и Минин сказал: «Св. Сергий явился мне во сне и приказал возбудить уснувших; прочтите грамоты Дионисиевы в соборе, а там что будет угодно Богу». О видении преподобного Сергия Радонежского, велевшего «казну собирати и воинских людей наделяти и идти на очищение Московского государства», поведал Кузьма Минин при встрече и архимандриту Дионисию».