100 великих русских эмигрантов
Шрифт:
Во Франции Поплавские жили скромно — отец преподавал музыку, мать работала портнихой, сам Борис получал маленькую стипендию в художественной академии Гран-Шомье (одно время он надеялся стать художником). В 1924 г. Поплавский посещал лекции на историко-филологическом факультете Сорбонны, но учебу так и не закончил. В дальнейшем он неустанно занимался самообразованием, проводя целые дни в библиотеке Святой Женевьевы. По свидетельству его знакомых, любимым чтением Поплавского были жития святых, эту маленькую книжечку он постоянно носил с собой в кармане пиджака, а единственным украшением его убогой комнатки был иконостас, рядом с которым на стене висели боксерские перчатки.
Б. Ю. Поплавский
К
Стиль Поплавского ярко выделялся на общем фоне эмигрантской поэзии. В нем своеобразно преломлялись традиции как русской (Блок) и советской (Пастернак), так и французской (Рембо, Аполлинер) поэтических школ. Д. С. Мережковский заявлял: «Если эмигрантская литература дала Поплавского, то этого одного с лихвой достаточно для ее оправдания на всяких будущих судилищах». Самым талантливым поэтом эмиграции считал Поплавского и обычно строгий к литературной молодежи В. Ф. Ходасевич. Вместе с тем многие читатели отмечали техническое несовершенство поэзии Поплавского, некоторые вообще считали его безграмотным стихоплетом, умело разрекламировавшим свои вирши. Тематика Поплавского, любовавшегося Смертью в ее разных проявлениях, тоже вызывала противоречивые отзывы: одних она завораживала своей сюрреалистичностью, других отталкивала, казалась холодной, почти тошнотворной.
Так или иначе, в 1929–1935 гг. Борис Поплавский был признанной звездой молодого русского литературного Парижа. Его печатал самый престижный журнал русского зарубежья «Современные записки», критику и главы из романа «Аполлон Безобразов» помещал журнал «Числа». Поплавский был регулярным участником собраний в литературном салоне Мережковских. Вместе с тем успех во многом был только внешним: роман целиком напечатать так и не удалось, «Флаги» увидели свет только благодаря помощи меценатки. Тяжелым ударом для поэта стал отъезд в СССР в 1934 г. его любимой женщины Натальи Столяровой. В дневнике Поплавский так описывал свое состояние: «Киплю под страшным давлением, без темы, без аудитории, без жены, без страны, без друзей». Борис глушил стресс алкоголем, пристрастился к наркотикам, повторяя судьбу своих любимых «проклятых поэтов». Многие мемуаристы запечатлели облик завсегдатая монпарнасских кафе, никогда не снимавшего черных очков, одетого в странную смесь матросского и дорожного костюмов…
9 октября 1935 г. хорошо известный в Париже продавец наркотиков С. Ярхо предложил Поплавскому разделить с ним «дозу». Борис согласился… Инъекция героина оказалась смертельной. Как выяснилось, Ярхо давно собирался свести счеты с жизнью и решил прихватить с собой Поплавского «за компанию». Могила поэта, ушедшего из жизни в 32 года, находится на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.
По сей день оценки творчества и личности Бориса Поплавского различны. Но трагическая и противоречивая фигура «проклятого поэта» русского Парижа по-прежнему привлекает все новых и новых читателей.
Георгий Гамов
(1904–1968)
Георгий Антонович Гамов родился 20 февраля 1904 г. в Одессе в дворянской семье учителя русского языка и литературы Антона Михайловича Гамова и его жены Александры Арсеньевны, урожденной Лебединцевой. Уже в раннем детстве Георгий увлекся точными науками — физикой, химией, биологией. В семье это увлечение поощряли, и в 1913-м мальчик поступил в Одесское реальное училище. Революция и Гражданская война на семье Гамовых не отразились, страну они решили не покидать и остались в Одессе, так что закончил учебу Георгий уже при Советской власти. В 1920 г. он поступил на математическое отделение физико-математического факультета Новороссийского университета и одновременно устроился на работу в вычислительное бюро Одесской астрономической обсерватории.
Два года спустя Георгий принял важное решение — перевестись на физико-математический факультет Петроградского университета. Центр молодой советской физики тогда размещался именно там, а Гамов не хотел оставаться в стороне от новейших тенденций. Вскоре стало ясно, что с выбором вуза он не ошибся. В 1926 г. одаренный студент был оставлен в аспирантуре, где его руководителем стал знаменитый физик Ю. А. Крутков. Тогда же
кандидатура Гамова была рассмотрена на предмет научной стажировки за рубежом, правда, документы ему выдали только в мае 1928 г. В Гёттингенском университете Гамов занялся теорией атомного ядра, и уже в июле 1928-го опубликованная в немецком журнале статья 24-летнего советского физика об альфа-частицах прославила его на весь научный мир.В сентябре 1928 г. по пути в Ленинград Гамов посетил в Копенгагене Нильса Бора. Это стало началом активной зарубежной деятельности молодого советского физика: Бор рекомендовал ему остаться в Дании на год, выхлопотал стипендию. Гамов мог свободно путешествовать по Европе, встречаться с ведущими физиками. В СССР он вернулся в начале 1929 г., но ненадолго — в сентябре уехал в Великобританию, так как получил годовой грант Рокфеллеровского центра для работы в Кавендишской лаборатии в Кембридже. Весной 1931 г. срок действия визы истек, и Гамов в очередной раз вернулся в СССР.
Надо сказать, что такое долговременное пребывание за границей сходило Гамову с рук — он считался одним из талантливейших советских физиков, и ему прощалось многое, в том числе и «буржуазные» привычки, например любовь к мотоциклам и кино. Свидетельством официального признания его заслуг стало избрание в марте 1932 г. членом-корреспондентом Академии наук СССР (Гамов так и остался самым молодым человеком в истории Академии, получившим это звание, — ему было всего двадцать восемь). Внешне в судьбе ученого все выглядело благополучно — он трудился в Радиевом институте, где шли работы над первым в Европе циклотроном, Физико-математическом и Физико-техническом институтах, Ленинградском университете, выпустил книгу «Атомное ядро и радиоактивность». Однако Гамов чувствовал, что ему начинают ставить палки в колеса. Так, его идею о создании Института теоретической физики положили под сукно, а осенью 1931 г. Гамова не выпустили в Рим на Международный конгресс по ядерной физике. Тогда ученый начал вынашивать план побега из СССР. Вместе с женой он даже попытался летом 1932 г., во время отдыха в Крыму, уплыть на байдарке в Турцию, но помешал разыгравшийся шторм.
Георгий Гамов (справа) и Энрико Ферми. 1939 г.
Только осенью 1933 г. Гамов, назначенный представителем СССР на очередном Сольвеевском конгрессе в Брюсселе, смог вырваться из страны, причем выхлопотал у В. М. Молотова визу и для жены. После завершения командировки на Родину Гамов уже не вернулся. Впрочем, в Советском Союзе еще довольно долго считали Гамова «своим»: только в октябре 1934 г. его уволили из Радиевого института, а в апреле 1938 г. лишили членства в Академии наук. Так молодой физик стал «невозвращенцем».
После бегства из СССР Гамов не сидел без работы — его наперебой звали то в Копенгаген, то в Кембридж, то в Париж. Наконец в октябре 1934 г. ученый окончательно перебрался в США, где получил должность профессора в Университете Джорджа Вашингтона. Там Гамов заинтересовался новой для него проблемой происхождения Вселенной и эволюции звезд. В 1941 г. ученого привлекли к проекту по созданию атомной бомбы, а семь лет спустя — водородной бомбы. По свидетельству П. А. Судоплатова, в это время Гамов и его жена поддерживали связи с советской разведкой, снабжая ее сведениями по продвижению атомных проектов.
Гамов внес огромный вклад в развитие двух далеко отстоящих друг от друга наук — космологии и молекулярной биологии. В первой он стал автором теории «горячей Вселенной», во второй — существенно уточнил формулу ДНК. «По следам» работ Гамова американские ученые Р. Холли, Х. Коран и М. Ниренберг получили в 1968 г. Нобелевскую премию.
Прославился Гамов и как блестящий популяризатор науки. Он придумал смешного персонажа — обычного американца мистера Томпкинса и «провел» его через множество приключений, от исследования собственного тела изнутри до постижения модели Вселенной. Книжки о Томпкинсе стали настольными для нескольких поколений американских школьников. Не меньшим успехом пользовались и его книги «Рождение и смерть Солнца» и «Биография Земли». За свои научные достижения ученый был удостоен премии Калинга (1956), присуждаемой ЮНЕСКО, избран членом Национальной академии наук США, Королевской академии наук и искусств Дании, Международного астрономического союза, Американского физического общества.