100 великих тайн Первой мировой
Шрифт:
Интернирование германских и австрийских подданных на территории Российской империи началось с первых дней войны. Так, в Киеве в сентябре 1914 года под открытым небом расположилось около 4 тыс. немцев, в основном — женщин, стариков и детей. Из прибывшей в Витебск партии интернированных только 61 человек был военнообязанным, а остальные 677 — это женщины, дети и мужчины непризывных возрастов. Из Белостокского уезда было депортировано 2053 германских подданных, включая 609 детей. Военнообязанных же, которых подвергли аресту, среди них было только 473. В этих двух партиях доля военнообязанных в среднем составляет 19,1 %. Однако учитывая, что здесь приведены крайние случаи, призванные иллюстрировать максимальное число невоеннообязанных в партиях интернированных, мы предполагаем, что реальное число тех, кого объявили военнообязанными, среди интернированных германских подданных составляло около половины. Из Петроградской губернии к началу 1915 года было выселено около 10 тыс. германских и австрийских подданных, а к концу февраля 1915 года число депортированных из Петроградской губернии увеличилось до 13 тыс., и в столице осталось лишь 139 «неприятельских подданных». Из Варшавы к июню 1915 года было выселено 4188 «неприятельских подданных», а из Гродненской губернии — 1922 человека. 25 июля 1915 года последние 440 «неприятельских подданных» покинули Лифляндскую и Эстляндскую губернии.
В 1914 году было депортировано во внутренние
Можно предположить, что в 1914 и в 1915 годах число интернированных, перевезенных во внутренние губернии, примерно поровну распределялось между подданными Австро-Венгрии и Германии, а в 1916 и 1917 годах перевозили главным образом подданных Австро-Венгрии. Из числа примерно 14 тыс. интернированных, покинувших Россию до ноября 1918 года, австро-венгерских и германских подданных было примерно поровну.
Тогда общее число интернированных подданных Германии, оставшихся в России к ноябрю 1918 года, без вычета умерших, можно оценить в 94 тыс. человек, а число интернированных подданных Австро-Венгрии, тоже без учета умерших, — в 146,8 тыс. человек. Общее же число их вместе с возвращенными до ноября 1918 года составило соответственно 101 тыс. и 153,8 тыс. человек. В то же время в российском плену числилось 1737 тыс. австро-венгерских и 177 104 германских пленных, причем из числа последних, по германской оценке, умерло 15 542 человека. В то же время, по данным Русского Генштаба, в плену умерло только 4575 немецких военнослужащих. Вероятно, разницу в 9967 человек можно отнести к умершим из числа гражданских интернированных, а также к 2537 германских пленных, умерших на территории Румынии. Известно, что летом 1920 года в Сибири все еще оставалось около 20 тыс. бывших германских военнопленных. 101 тыс. военнопленных и интернированных были репатриированы в Германию до ноября 1918 года из России и Румынии.
Всего же на Восточном фронте до 1 августа 1918 года пропало без вести 143,3 тыс. человек. Это на 33,8 тыс. человек меньше, чем общее число зарегистрированных в России германских пленных. Но, кроме того, какая-то часть из пропавших без вести немцев на Восточном фронте в действительности погибла в бою. Несомненно, русское командование зачислило в военнопленные 10 тыс. человек, вывезенных из Восточной Пруссии, а также всех интернированных на территории Российской империи германских подданных, которые были признаны военнообязанными. По немецким оценкам, в России находилось лишь около 100 тыс. германских военнопленных, а более 10 тыс. человек приходилось на гражданских пленных и интернированных.
Тайна дела Мясоедова
Полковник Сергей Николаевич Мясоедов с 1894 года в чине ротмистра был помощником начальника железнодорожного жандармского отделения в Вержболове, у границы с Германией, а с 1901 года по осень 1907 года являлся начальником Вержболовского отделения. Через Вержболово регулярно ездили высокопоставленные сановники Российской и Германской империй, вплоть до самих монархов. В частности, 18 сентября 1905 года германский император даже провозгласил за завтраком тост «за русского ротмистра Мясоедова» и подарил свой портрет с автографом. Мясоедов получил немало германских орденов, что вызывало зависть товарищей. В 1907 году, когда Царство Польское было еще на осадном положении, Мясоедов оказался замешан в дело о контрабанде оружия. Он показал, что найденные у обвиняемых «тюки с прокламациями, оружием и взрывчатыми веществами» легко могли быть подброшены жандармским ротмистром Пономаревым. Мясоедов также заявил, что агенты полиции и ему подбросили «взрывчатые снаряды и нелегальную литературу; что он вовремя заметил». По отзыву генерала П. Г. Курдова, тогдашнего и. о. вице-директора Департамента полиции, «Пономарев был типичным провокатором, за что я не только уволил его из корпуса, но и предал суду». П. А. Столыпин, шеф жандармов, обвинил Мясоедова в том, что он порочит офицеров жандармского корпуса, и тот ушел в отставку.
Мясоедов стал одним из учредителей акционерного общества «Северо-западное пароходство», а около 1910 года познакомился с военным министром генералом В. А. Сухомлиновым и способствовал его женитьбе на 26-летней Екатерине Викторовне Бутович (урожденной Гошкевич). Предварительно она была разведена с первым мужем с помощью Мясоедова, искавшего лжесвидетелей неверности мужа, так как развод по обоюдному соглашению был тогда юридически невозможен. В 1911 году Мясоедов был восстановлен на службе и перешел в Военное министерство. В сентябре 1911 года Мясоедов был вновь прикомандирован к жандармскому управлению в распоряжение военного министра «для наблюдениями за попытками пропаганды в войсках». В 1912 году лидер октябристов А. И. Гучков в интервью «Новому времени» прямо назвал Мясоедова германским шпионом. Мясоедов вызвал Гучкова на дуэль. Дуэль состоялась: Мясоедов стрелял первым и промахнулся; Гучков сразу же после этого выстрелил в воздух. После этого скандала Мясоедов снова был уволен в запас. Было проведено расследование, которое не выявило в действиях Мясоедова ничего подозрительного.
С началом войны, в ноябре 1914 года Мясоедов, как знающий немецкий язык и приграничную местность, был прикомандирован к 10-й армии в Восточной Пруссии.
17 декабря 1914 года в Петроград из Швеции приехал подпоручик 23-го Низовского полка Я. Колаковский.
За несколько месяцев до того он попал в плен, предложил немцам свои услуги как шпион и, перебравшись в Россию, явился с повинной. На первом допросе Колаковский показал, что ему было поручено 1) взорвать мост через Вислу у Варшавы (награда — 200 000 рублей); 2) убить Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича (1 млн рублей); 3) переговорить с комендантом крепости Новогеоргиевск о сдаче ее за 1 млн рублей. И только на третьем допросе 24 декабря (т. е. через неделю) Колаковский вспоминает, что немецкий лейтенант Бауэрмейстер «советовал мне обратиться в Петрограде к отставному жандармскому полковнику Мясоедову, у которого я мог узнать много ценных для немцев сведений». На четвертом допросе 8 января 1915 года Колаковский показал: «В России мне был указан только полковник Мясоедов, но роль его в деле шпионажа мне никто не рассказал». Уже через день в изложении допрашивавшего его офицера Колаковский заявил: «Особо германцами было подчеркнуто, что германский Генеральный штаб уже более 5 лет пользуется шпионскими услугами бывшего жандармского полковника и адъютанта военного министра Мясоедова». А в феврале 1915 года Колаковский утверждал, что Мясоедов работал на немцев, еще будучи жандармом, т. е. до апреля 1907 года. 18 февраля 1915 года Мясоедов был арестован и уже через месяц, 18 марта 1915 года, осужден к смертной казни. Суд продолжался всего один день, и хотя доказательства шпионажа были только косвенными и по конкретным обвинениям Мясоедова оправдали, меньше чем через 6 часов он был повешен. Мясоедов признал лишь обвинения в мародерстве, но категорически отрицал, что был шпионом. Полковник пытался осколками пенсне перерезать себе вены: его спасли и повесили — до получения кассационной жалобы командующим фронтом. Командующий не утвердил приговор, «ввиду разногласия судей», но дело решила резолюция верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича: «Всё равно повесить!»Бывший начальник Вальтер Николаи в мемуарах писал: «Приговор… является судебной ошибкой. Мясоедов никогда не оказывал услуг Германии». Также упоминавшийся Колаковским лейтенант Баурмейстер заявил: «Я никогда в жизни не обменялся ни единым словом с полковником Мясоедовым и никогда не сносился с ним через третьих лиц».
В. Николаи на допросе в НКВД в 1945 году на вопрос о Мясоедове показал: «Я не верю также утверждениям, что было доказано сотрудничество в России полковника Мясоедова с германской разведкой. В Германии об этом ничего не известно. Его имя я знаю только как имя одного из успешнейших помощников русской разведки против германской разведки во время его нахождения до Первой мировой войны в пограничном местечке Вирбаллен» (Вержблово. — Б. С.).
Жандармский генерал А. И. Спиридович вспоминал:
«Все военные неудачи сваливались теперь на предательство. Неясно, подло намекали на причастность к измене военного министра Сухомлинова. У него были общие знакомые с Мясоедовым. Кто знали интриги Петрограда, понимали, что Мясоедовым валят Сухомлинова, а Сухомлиновым бьют по трону…»
Мясоедов, несомненно, был авантюристом, но шпионом никогда не был.
Тайна дела Сухомлинова
Военный министр Владимир Александрович Сухомлинов был сделан козлом отпущения за неподготовленность к войне и поражения 1915 года и заменен близким к думским кругам генералом А. А. Поливановым. 13 июня 1915 года под давлением общественного мнения Сухомлинов был уволен царём от должности военного министра. Вскоре было начато расследование его деятельности на посту министра, в том числе и вскрывшейся истории с бывшим внештатным агентом Московской полиции Николаем Соловьёвым, нечистым на руку дельцом и фальшивомонетчиком, который втерся в доверие к жене Сухомлинова и через нее добился протекции министра, и даже работы в контрразведке. 8 марта 1916 года Сухомлинов был уволен с военной службы, а 29 апреля арестован и находился в заключении в Трубецком бастионе Петропавловской крепости, пока продолжалось следствие. 11 октября 1916 года Сухомлинов был переведен под домашний арест и у него появилась возможность публичного оправдания. Шпионами ни Сухомлинов, ни Мясоедов не были, но их репутация и насущная необходимость найти козлов отпущения за провал войны привели к их преследованию. Сэр Эдвард Грей, английский министр иностранных дел, сказал главе думской делегации А. Д. Протопопову: «Ну и храброе у вас правительство, раз оно решается во время воины судить за измену военного министра». Характерно, что шпиономания охватила все воюющие страны, но, как правило, без публичных обвинений в шпионаже высших военных чинов, хотя высокопоставленных гражданских политиков в шпионаже обвиняли. Так, во Франции по обвинению в шпионаже в январе 1918 года был арестован бывший премьер-министр и бывший министр финансов и внутренних дел Жозеф Кайо. В 1920 году он был осуждён натри года «за переписку с врагом» с лишением гражданских прав. Но в начале 1925 года, после победы на выборах левых сил, Кайо был помилован и возобновил политическую деятельность.
После Февральской революции, I марта 1917 года, Сухомлинов был вновь арестован. Вот как описывал обстоятельства его ареста в газете «Известия Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов» 9 марта 1917 года прапорщик 171-го пехотного запасного полка Роман Лукич Чиркунов: «28 числа народ проходящий по Офицерской улице был обстрелян из дома № 55, где проживал Сухомлинов. По просьбе собравшейся толпы, желавшей обстрелять этот дом, я с депутатами от этой же толпы, произвел обыск чердаков и подвалов этого дома, причем в подвале мною найдено было два пулемёта системы Кольта и 10 винтовок с запасом патронов и там же арестован переодетым в статское полицейский, оказавший сопротивление. На чердаках было арестовано пять неизвестных при трех револьверах. Все шестеро были отвезены в Думу. За домом, где проживал Сухомлинов был учрежден надзор. 1-го марта мне сообщили, что по чёрному ходу, будто бы прошел Сухомлинов и что около дома собралась толпа, желавшая учинить над ним самосуд. Указав толпе что в наши задачи не входит производить самосуд, так как Сухомлинов не избежит суда, я с депутатами от той же толпы прошел в квартиру. Мне сказали что Сухомлинова нет дома. Но при обыске Сухомлинов совершенно случайно был найден в своей спальне под периной и с подушкой на голове. Ему было предложено немедленно же одеться, Сухомлинов заявил что пребывание его известно председателю Государственной Думы Родзянко, которому он будто бы послал письмо. Сухомлинов утверждал что он не скрывался. При обыске квартиры найден один револьвер об обыске составлен акт оставленный у госпожи Сухомлиновой, за подписями всех присутствующих. При выходе Сухомлинова толпа кричала, изменник, продал родину и хотела сорвать с него погоны. Сухомлинов бледный как полотно и трясущийся поднял руку и стал клясться, что он невинен, спрашивал почему Россия недовольна им, ведь он к началу войны выставил четыре с половинной миллиона войск, что он был во главе военного ведомства и все было благополучно. После этой своей речи он был посажен в автомобиль и доставлен в Государственную Думу».