100 великих узников

За несколько лет до этого король устроил охоту, не предуведомив об этом своего обер-егермейстера. Де Роган, взбешенный таким невниманием, в присутствии короля и вельмож сломал свой охотничий нож, отказавшись тем самым от высокой должности, и ускакал. Его поступок всем присутствующим показался чудовищно дерзким, и ожидалось, что за ним последует королевский гнев, однако этого не произошло.

Шевалье де Роган уехал в провинцию, жил там уединенно и ждал случая, чтобы отомстить королю. В конце июня 1674 года он возвратился в Париж с самыми безумными проектами. По дороге шевалье заезжал в Версаль представиться королю, но был принят очень дурно. Это стало первой причиной его скверного настроения, а вторая — у шевалье явно ощущался недостаток средств Де Роган лишился всего: денег, Бастилия королевской милости, надежды — и оказался в таком положении, когда энергичные люди становятся еще сильнее, а бесхарактерные помышляют о самоубийстве.

При въезде в Париж карету шевалье остановил его старинный знакомый Латреомон, дворянин из Нормандии. Немного проехав вместе, они остановились около монастыря Пиклюс, располагавшегося в конце Сент-Антуанской улицы, и вошли в дом известного философа ван ден Эндена, покинувшего из-за преследований свою родину — Голландию — и поселившегося в Париже, где он основал школу, в которой учил языкам и политическим наукам. Он еще верил в желание французского короля поддержать Голландию, однако, как республиканец и сторонник безусловной свободы совести, понимал, что не будет пользоваться расположением французского короля. Подружившись с Латреомоном, человеком храбрым, энергичным и тоже недовольным королем, и переговорив с ним несколько раз, ван ден Энден написал де Монтере, губернатору испанских Нидерландов, письмо, прося о свидании, чтобы сговориться насчет совместных действий против французского короля.

Сначала дела заговорщиков складывались удачно: во Франции раздавался ропот негодования из-за невыносимых налогов, все предметы потребления были обложены пошлинами, и увеличению налогов из-за расточительности короля конца не предвиделось. Ван ден Энден постепенно устроил так, что Голландия вошла в коалицию с нормандскими дворянами, недовольными политикой Франции и намеревавшимися провозгласить Нормандию независимой республикой.

Правитель испанских колоний де Монтере требовал, чтобы вождем восстания назначили кого-нибудь из французов, и Латреомон предложил жаждавшего мести шевалье де Рогана. Правда, тот сначала колебался, но на свидании в доме ден Эндена он наконец дал свое согласие. У каждого из них в этом деле были свои цели. Латреомон видел в задуманном предприятии единственное средство быстро разбогатеть, ден Энден мечтал увидеть Нормандию республикой… Но он был иностранец и служил своей стране, а шевалье де Роган и Латреомон, принимая участие в заговоре, становились изменниками. Первый предавал отечество, чтобы удовлетворить личное самолюбие, второй развязывал гражданскую войну, чтобы грабить и победителей, и побежденных.

В заговор вошел нормандский дворянин Вильгельм де Прео, племянник Латреомона, вступивший в дело отчасти по бесхарактерности, отчасти из послушания дяде. Из-за любви к Прео в заговоре оказалась и Анна Луиза де Capo, вдова маркиза де Виллара. Де Прео и маркиза не выезжали из Нормандии, так как для успеха всего предприятия их присутствие было необходимо там.

Де Прео должен был привлечь нормандское дворянство к участию в заговоре, а маркиза — поддерживать мужество в молодом заговорщике. Так организовался союз между голландцами и французами, недовольными Людовиком XIV. Однако, как это часто бывает, не обошлось без предателя. Один из учеников ден Эндена, успешно посещавший лекции философа, втерся к учителю в доверие, узнал о заговоре, и письмом сообщил обо всем королю. Ничего не подозревавший шевалье де Роган через два дня после получения королем письма приехал в Версаль, чтобы присутствовать на приеме папского нунция. Здесь он и был арестован.

По другой версии, заговор был раскрыт после Сеневского сражения, когда в руки французов попал экипаж графа де Монтере, в котором и нашли переписку, касавшуюся заговора. Майор королевской гвардии Бриссак взял шевалье де Рогана в Версальской церкви, а Латреомону удалось сначала скрыться, но потом и его взяли под стражу. При аресте он не выказал ни страха, ни смущения, только попросил у своего давнего друга Бриссака позволения сходить в кабинет. Выйдя оттуда, Латреомон стал целиться в майора из пистолета. Тот крикнул ему: «Стреляй!», желая показать, что не боится. Один из солдат принял это восклицание за приказ и выстрелил в Латреомона. Но и тот успел выстрелить, однако в Бриссака не попал, а убил одного из стражей. Падая, Латреомон пробормотал: «Право, я умру по-солдатски». Раненого перенесли на кровать, призвали лекаря и духовника, который приобщил его Святых тайн. Однако как раненого ни допрашивали, он никак не хотел сознаваться в заговоре; ему пригрозили пыткой, и тогда, чтобы его оставили в покое, Латреомон объявил: он напишет все, что хочет сказать. Ожидая важных сведений, стражники дали ему бумагу, на которой он написал только следующее: «Я ничего не имею вам сказать и не сказал, что я был виновен. Страха я никогда не знал, и вашими угрозами вы ничего от меня не добьетесь».

На другой день Латреомон умер, а еще через день были арестованы и заключены в Бастилию ден Энден, Вильгельм де Прео и маркиза де Виллар. Ван ден Эндена, с которым король приказал обходиться с наибольшей суровостью, на приманку о королевском прощении поймать было нельзя, так как с самого первого дня он был уверен, что его казнят, и поэтому не рассчитывал ни на какую милость. Одним из доказательств вины заговорщиков послужила копия договора, заключенная ими с де Монтере, по которому тот обещал заплатить им 100 000 ливров. Он также обязывался предоставить им пансион в Испании и в последних строках договора желал де Рогану успеха в исполнении «сего великодушного намерения, которое… он приял для общего блага и спокойствия целой Европы».

Кавалер де Прео на допросах не назвал ни одного участника заговора, а маркиза де Виллар признала только восемь писем, которые писала своему возлюбленному. Сначала на все вопросы шевалье де Роган отвечал, что не понимает, о чем идет речь и что ему нет дела до мнимых обвинений и разоблачений. Смерть Латреомона могла бы спасти жизнь шевалье, так как свидетельств его сношений с ден Энденом, кавалером де Прео и маркизой де Виллар не было, к тому же не нашли ни одного собственноручно написанного им документа. Поэтому назначенная для расследования дела комиссия была в большом затруднении, хотя некоторыми показаниями причастность де Рогана к заговору как будто бы подтверждалась. Однако не было ни малейшего указания на то, что к исполнению заговора уже приступили.

Людовик XIV пришел в ужас от того, что ничего не удалось открыть. К тому же королю донесли, что друзья де Рогана действуют весьма энергично, и решили во что бы то ни стало дать ему знак о смерти Латреомона. В одну ночь часовые, стоявшие вокруг Бастилии, вдруг услышали заунывные голоса, которые повторяли: «Латреомон умер… Латреомон не выдал никого». Это повторялось несколько ночей подряд, но де Роган ничего не слышал, так как стражники нарочно производили шум в его камере.

Один из членов комиссии пообещал де Рогану от имени короля прощение, если тот сам во всем чистосердечно признается. В некоторых источниках говорится, что это была лишь хитрая уловка, однако шевалье де Роган поверил в нее и сообщил о своих связях с Латреомоном. О ден Эндене он рассказал очень мало и ничего не сказал о кавалере де Прео и маркизе де Виллар. Может быть, если бы де Роган по-прежнему все отрицал, то спас бы жизнь и себе, и своим товарищам, но, поверив в королевское помилование, он выдал себя.

Суд приговорил всех заговорщиков к смертной казни: ден Эндена повесить, а остальным отрубить голову. Кроме того, уже приговоренных, за исключением маркизы де Виллар, было приказано подвергнуть пытке, чтобы получить дополнительные сведения о заговоре. Де Роган, несмотря на объявленное судом решение, продолжал надеяться на королевскую милость. Правда, он недолго предавался приятным иллюзиям: вскоре надежда сменилась беспокойством, а потом и страхом. Когда шевалье узнал, что единственная милость, которую король ему оказывает, — это освобождение от пытки, он пришел в такую ярость, что привел в ужас всех присутствующих. Де Бемо, комендант Бастилии, старался его успокоить и предложил привести священника Бурдалу, который на самом деле был доносчиком…

Никто не решался ходатайствовать ни за де Рогана, ни за других участников заговора. Король так решительно выказал свою волю наказать заговорщиков, что всякие попытки спасти их заглушались страхом заслужить немилость его величества. Мать де Рогана не только не просила помиловать сына, но даже не пыталась выпросить свидания с ним. Несчастный узник даже с этой стороны не встретил участия, и строгость королевского закона действовала против него во всей силе.

Ван ден Эндена и кавалера де Прео подвергли пытке, чтобы дознаться, не утаили ли они чего-либо при допросе. 74-летнего старика пытали «испанским сапогом»: ему сдавили ноги между двумя толстыми дубовыми бревнами, на которые были набиты железные обручи, а потом стали вколачивать между коленами различной величины клинья. Ван ден Энден выдержал десять клиньев: коленные чашечки у него были раздроблены, а ноги совершенно истерзаны, но он не дал ни одного нового показания. Кавалер де Прео тоже выдержал пытку, никого не обвинив, кроме некоего д'Эгремона, который, как было известно, уже был скомпрометирован другими показаниями…