100 запрещенных книг. Цензурная история мировой литературы. Книга 1
Шрифт:
В конце мая книга поступила в ленинградскую Книжную лавку писателей, но, по свидетельству Лидии Чуковской, 300 экземпляров «по записи роздали писателям», а в свободную продажу сборник так и не поступил. В августе вышел весь тираж «Из шести книг». К этому времени в периодике появилось несколько сочувственных рецензий на сборник. Но в конце сентября на имя секретаря ЦК А. А. Жданова поступает докладная записка от управляющего делами ЦК ВКП (б) Д. В. Крупина «О сборнике стихов Анны Ахматовой»:
«Стихотворений с революционной и советской тематикой, о людях социализма в сборнике нет. […] Два источника рождают стихотворный сор Ахматовой, и им посвящена ее «поэзия»:
Резолюция Жданова апеллирует к ответственным товарищам: «Как этот Ахматовский Бблуд во славу божию» мог появиться в свет? Кто его продвинул? Какова также позиция Главлита? Выясните и внесите предложения». Критика резко меняет направление: «Разве не следовало… обратить внимание на вышедшую недавно книгу стихов А. Ахматовой, книгу, в которую беспечными редакторами включены и стихи неудачные, проникнутые настроениями упадничества? («Ленинградская правда» от 27 сентября 1940 г.)»
Статья в «Литературной газете» полемична по отношению к недавней статье в журнале «Литературный современник»: в отличие от критика журнала, автор первой считает, что «стихи Ахматовой глубоко чужды самому духу советского общества».
Уполномоченный Леноблгорлита пишет объяснительную записку заместителю начальника Управления пропаганды и агитации Д.А. Поликарпову, ссылаясь на якобы имевшее место высочайшее дозволение:
«Книга Ахматовой в Леноблгорлите проходила несколько необычно. Директор издательства «Советский писатель» тов. Брыкин торопил подготовку книги Ахматовой, мотивируя это тем, что на одном из совещаний в Москве т. Сталин интересовался «почему не печатается Ахматова». Об этом тов. Фадеев сообщил писателям и литературным работникам Москвы».
29 октября постановлением ЦК ВКП (б) «Об издании сборника стихов Ахматовой» было решено объявить выговор и издательству, и Главлиту за грубую ошибку, которую они допустили, «издав сборник идеологически вредных, религиозно-мистических стихов Ахматовой». Секретарь ЦК А. А. Андреев лично настоял на внесении в постановление 4-го пункта: «Книгу стихов Ахматовой изъять».
Сама Ахматова считала, что судьбу книги определила борьба за Сталинскую премию: «Премию должен был получить Н. Асеев за поэму «Маяковский начинается». Пошли доносы и все, что полагается в этих случаях: «Из шести книг» была запрещена и выброшена из книжных лавок и библиотек».
Беспрестанно хлопотавшая об освобождении арестованного в 1938 году сына, Льва Гумилева, Ахматова винила себя в том, что включила в сборник новые стихи. Она считала, что, не сделай она этого, «Лева был бы дома»: «ЦК совершенно прав, а я виновата», — говорила Ахматова Лидии Чуковской.
Козлиная песнь
Автор: Константин Вагинов
Год и место первой публикации: 1927, Ленинград
Опубликовано: в журнале «Звезда», № 10
Литературная форма: роман
Персонажи романа живут на рубеже двух миров — времени-пространства культуры и времени-пространства обыденности. Столкновение двух этих миров в послереволюционные годы, на границе «Петербурга» и «Ленинграда», их драматическое взаимопроникновение рождает своих жрецов (они же — жертвы). Эти «загадочные существа», «последние гуманисты»,
объединены филологическим образованием и «интересами». Персонажи романа ночи просиживают над европейскими поэтами разных веков с незнакомыми уху обывателя именами, устраивают вечера старинной музыки. Их город населен призраками поздней античности, авлетридами и диктериадами, а не проститутками и кабацкими гармонистами. «Интересы» их возвышенны и экзотичны.Костя Ротиков изучает барокко и коллекционирует пошлость и безвкусицу: «Всякие копилки в виде кукишей, пепельницы, пресс-папье в виде руки, скользящей по женской груди, всякие коробочки с «телодвижениями», всякие картинки в золотых рамах, на всякий случай завешанные малиновым бархатом. Книжки XVIII века, трактующие о соответствующих предметах и положениях, снабженные гравюрами».
Миша Котиков собирает биографические сведения о поэте Александре Петровиче Заэвфратском у его жены и любовниц.
Безымянный герой «неизвестный поэт» поглощен мыслью о том, что «большевизм огромен, что создалось положение, подобное первым векам христианства».
Символ их причастности к сакральному — юноша Филострат, доступное только им видение, призрак Рима.
Роман изобилует аллюзиями на культурный быт Ленинграда 1917–1920 годов. Бывший некогда поэтом, Асфоделиев являет собой пример трагической и виноватой предприимчивости: он пристроился к советскому издательству и пишет «программные сказки» для детей, славит «пролетлитературу», призывая бросить барские замашки. Да и весь сакральный мир синклита, «сборища друзей, оставленных судьбою» постепенно поглощается бытовым, профанным. Любимое занятие Тептелкина — сличать Пушкина с каким-нибудь французским поэтом на предмет заимствований, но в глубине души он мечтает жениться на «необыкновенной, двадцатитрехлетней девушке» — Марье Петровне (или просто Мусе) Далматовой. Незадолго до свадьбы друзья кажутся Тептелкину преследующими его змеями. После свадьбы он, вспоминая прошлое, то мудро замечает, что «все это были инфантильные мечты», то сокрушается: «Эпоха, гнусная эпоха меня сломила».
Неизвестный поэт осознанно сходит с ума и перестает владеть языком, писать стихи. Неизвестный поэт становится Агафоновым, который кончает с собой, поняв, что его новые стихи бездарны. Миша Котиков женится на вдове Заэвфратского; его личность замещается фигурой великого поэта. Вместе с женой он заимствует у последнего язык, манеры, увлечения.
На страницах романа время от времени появляется автор. Его появления связаны с напряженными, драматичными отношениями его со своими персонажами:
— Вы совершаете великую подлость, — сказал мне однажды неизвестный поэт. — Вы разрушаете труд моей жизни. Всю жизнь я старался в моих стихах показать трагедию, показать, что мы были светлые; вы же стремитесь всячески очернить нас перед потомством. […]
Если вы думаете, что мы погибли, то вы жестоко ошибаетесь, … мы особое, повторяющееся периодически состояние и погибнуть не можем. Мы неизбежны.
Финал романа оспаривает мнение неизвестного поэта. «Трагедия» оборачивается «козлиной песнью».
ОГПУ заметило роман в 1927 году после публикации его в сокращенном варианте в ленинградском журнале «Звезда» (№ 10). Поэтому уже при подготовке отдельного издания в Отдел печати Ленинградского обкома партии поступила директива с пометкой «Совершенно секретно. Срочно»:
«По имеющимся сведениям, Ленотгизом предпринято издание романа Конст. Вагинова «Козлиная песнь», идеологическая неприемлемость которого находится вне сомнения. Нами установлено, что в осуществлении плана издания этой книги ГИЗом уже израсходовано ок. 600 р., а посему просьба принять меры».