10000 часов в воздухе
Шрифт:
— А что с самолётом? — спросил я, с трудом приходя в себя.
— Всё в порядке! — успокоил меня Боря. — Американцы уже подцепили его тягачом, потащили чинить… Поставят на ноги — и полетим!
— Вряд ли теперь полетим, — ответил я. — Уж скорей поплывём на пароходе. После таких приземлений не летают!
«Сюрприз» мистера Поукера! — вертелось у меня в голове. — А при чём здесь Поукер? Не пеняй на зеркало, говорит русская пословица, коли рожа крива! Я командир корабля, я один и в ответе!»
Нас разместили в вилле. Товарищи сели есть, а мне и кусок в горло не лезет.
К вечеру прибыл переводчик, вручил мне акт аварийной комиссии. Комиссия утверждала, что авария произошла якобы потому, что пилот не справился с посадкой самолёта на одном моторе в сложных условиях сильного ветра, в результате чего в самолёте оказалось поломанным правое шасси и погнута консоль.
Такая односторонняя оценка аварии была неверна, а потому и несправедлива. Но мне и без того было тяжело. Я решил ничего не предпринимать.
Иначе отнеслись к решению комиссии мои товарищи. Боря Глинский вместе с инженером направились на аэродром. Не прошло и часа, как за стеной раздался голос радиста, передающего на нашу базу сообщение:
«…после приземления с одним работающим мотором произошёл взрыв баллона левого колеса, в результате чего самолёт креном подбросило кверху. Под действием сильного, порывистого ветра самолёт взмыл вверх и приземлился на одно правое колесо, ферма которого сложилась. В итоге — погнуты лопасти винта и повреждена консоль. Самолёт ремонтируется».
Примерно так я и сам рисовал себе причины постигшей меня неудачи. Но тут меня взорвало: ведь есть же акт! Кто смеет выгораживать меня? К чему эта опека!
Я готов был кинуться к радиооператору, остановить его: зачем приглаживать факты? Сообщайте так, как записано в акте!
Моё намерение предупредил Боря Глинский. Он сообщил, что прежний акт уничтожен и вместо него составлен новый, что содержание этого, второго, акта и передают сейчас на базу. Причём текст акта, заметил Глинский, был изменён главным образом под давлением мистера Поукера.
Это был четвёртый «сюрприз», который преподнёс нам американец в течение одного и того же злополучного дня. А я, каюсь, перестал было считать его порядочным человеком! Впрочем, мистер Поукер и себя не обидел: он умолчал о причинах выхода из строя левого мотора, как не сказал и о том, что мы требовали смены баллонов. Таким образом, американский инженер и себя выгородил, и меня не поставил в положение виновного в аварии.
И всё же первомайский праздник мы вынуждены были встречать в Бари…
День Победы
Радостные вести неслись с фронта: наши войска штурмовали Берлин. Зато никаких приятных известий не было насчёт ремонта нашего самолёта. Любезность мистера Поукера, оказывается, имела свои пределы: те дорогостоящие и наиболее дефицитные детали, которые требовались для ремонта, он без распоряжения свыше взять со склада не мог. Нам он говорил, что запрос послан, но время шло, а ответа всё не приходило. Экипаж приуныл — такие события разыгрываются в мире, а мы сидим сложа руки!
Советская комендатура в Бари решила ускорить дело. Подполковник Капранов приказал подготовить штабную машину для поездки в Рим. Живой, худощавый,
с тонкой чёрточкой чёрных усов на смуглом лице, вольнонаёмный шофёр серб Симич 3 мая доложил:— Мой корабль готов к полёту!
До Рима надо было проехать девятьсот километров. В столице Италии мне уже однажды пришлось побывать. Но на этот раз я направлялся туда не по воздуху, а по обычному наземному шоссе, правда превосходному, как и все дороги в Италии.
Симич был виртуозом своего дела и даже по самым узким и извилистым участкам вёл машину на предельной скорости.
Первая заправка — в Фодже, где расположен крупный союзнический авиационный узел и выстроен прекрасный аэродром. Отсюда союзники целыми армадами «летающих крепостей» ходили на бомбёжку Вены, Мюнхена и других городов. Из Фоджи мы выехали поздно, часа в четыре дня. Не заметили, как быстро сгустились сумерки. В каком-то небольшом городке остановились в траттории перекусить и помчались дальше. В наступившей темноте по зигзагообразной горной дороге стали подниматься к перевалу через Апеннины. Шоссе вилось вдоль склонов над глубокими ущельями, но Симич не сбавлял скорости — извилистые горные пути были привычны ему.
Крутой поворот, ещё поворот, уклон… Вдруг Симич резко затормозил машину.
— Слезай, приехали! — громко окликнул нас шофёр.
Мы вышли и осмотрели машину: одна из полуосей лопнула, соскользнувшее заднее колесо, шурша о камни, покатилось в пропасть. До Рима оставалось около полутораста километров.
— Симич, — распорядился подполковник, — оставайся! Продуктов тебе в машине хватит, а мы пошли «голосовать».
Вскоре из-за поворота блеснул свет: подъехала машина, которую мы недавно обогнали. Шофёр заметил наш сигнал — поднятые вверх руки — и затормозил. Он оказался итальянцем, а наш переводчик Коля знал только английский. Мимикой и жестами кое-как объяснились. Машина была нагружена до отказа, и шофёр смог взять только подполковника, мы же с Колей заночевали у дороги.
Лишь на рассвете другой попутной машиной добрались до Рима. Машина везла рыбу, и запах рыбы, пропитавший всю нашу одежду, долго потом преследовал нас.
В советской миссии встретились с Капрановым и составили письмо на имя союзного командующего средиземноморским театром военных действий. В нём мы просили о выдаче запасных частей для ремонта нашего самолёта.
Пока составлялась вся сложная документация, у нас оставалось порядочно свободного времени, чтобы успеть ознакомиться с достопримечательностями Рима.
Прежде всего нас повезли в открытой машине осматривать Колизей, древнеримский гигантский каменный цирк-стадион, рассчитанный на пятьдесят тысяч мест. Тут когда-то сражались гладиаторы. Здесь некогда римские императоры одним движением большого пальца руки даровали жизнь побеждённому гладиатору или повелевали добить его. Палец, опущенный книзу, обозначал смерть.
Восемь лет продолжалось строительство Колизея. По тогдашнему уровню техники это небольшой срок для такого величественного сооружения. Сейчас от Колизея сохранилось не более одной трети, но и развалины его продолжают поражать своими размерами и величавостью.