12 Жизнеописаний

Pinxit Virgilius Neptunum, pinxit Homerus Dum maris undisoni der vada flectit equos Mente quidem vates illum conspexit uterque Vincius est oculis, jureque vincit e as. Дал нам Нептуна Гомер, дал его нам и Вергилий: Как по ревущим волнам гонит он коней своих? Только и тот и другой его дали для помыслов наших, Винчи же дал для очей, – этим он тех превзошел.

Взбрело ему на мысль написать масляными красками голову Медузы с клубком змей вместо прядей волос – самая странная и причудливая выдумка, какую только можно себе представить. Но так как подобное произведение требует времени, то оно осталось, как это было почти со всеми его вещами, не законченным ¹³. Оно находится среди других превосходных вещей во дворце герцога Козимо вместе с полуфигурой ангела, поднимающего к небу руку, изображенную в постепенно приближающемся сокращении от плеча к локтю, а другую – прижатой ладонью к груди ¹⁴. Достойно изумления, что гений, стремясь придать своим произведениям большую выпуклость, применял преимущественно темные тени, чтобы получить еще более темные фоны, и изыскивал такую черную краску, которая еще темнее, нежели остальные черные цвета для того, чтобы светлые краски при таком сопоставлении казались бы еще более светящимися; в конце концов, при этом способе он дошел до такой темноты, что в его работах не осталось ничего светлого и они имели скорее вид произведений, изображающих ночь, нежели тонкости дневного освещения, а между тем все это явилось итогом поисков большей выпуклости и стремления к пределу художественного совершенства. Он испытывал такое удовлетворение при виде какого-нибудь человека со странной головой, или запущенной бородой или волосами, что мог целый день бродить следом за такой понравившейся ему фигурой; при этом запечатлевал ее в своей памяти, что, придя, зарисовывал ее, как если бы она сейчас перед ним стояла ¹⁵. Таков у него ряд голов мужских и женских; и у меня самого, в не раз уже помянутом собрании рисунков есть подобного рода вещи, выполненные им собственноручно пером. Таково же изображение Америго Веспуччи, представляющее прекраснейшего старца, нарисованную углем, а также голова цыганского атамана Скарамучча, принадлежавшая впоследствии к мессеру Донато Вальдамбрини из Ареццо, канонику в Сан Лоренцо, и полученная им от Джамбуллари ¹⁷. Начал он также на дереве «Поклонение волхвов», в котором есть много превосходного и в особенности головы; оно находилось в доме Америго Бенчи, что против лоджии дома Перуцци, но осталось столь же незаконченным, как и другие его произведения ¹⁸. Случилось, что, когда умер Джован Галеаццо, герцог Миланский, и в герцогский сан был в 1494 возведен Лодовико Сфорца, Леонардо был с им почетом отправлен в Милан к герцогу, который очень любил игру на лире и которому он должен был играть. Леонардо взял с собой этот инструмент, который смастерил собственноручно большей частью из серебра в виде лошадиной головы, – вещь странную и новую, обладающую гармонией большой силы и величайшей звучностью; этим он одер жал верх над всеми музыкантами, сошедшимися туда для игры на лире ²⁰. Сверх того, он был лучшим импровизатором стихов своего времени. Узнав о столь удивительных дарованиях Леонардо, герцог до такой степени пленился его достоинствами, что прямо-таки невероятно, поэтому он обратился к нему с просьбой написать алтарный образ «Рождества Христова», который герцог послал императору ²¹. Точно так же выполнил он в Милане у братьев доминиканцев в Санта Мария делла Грацие «Тайную вечерю» – вещь превосходнейшую и изумительнейшую ²²; он придал головам апостолов такую величавость и красоту, что был вынужден оставить голову Христа незаконченной ²³, ибо не чувствовал в себе сил изобразить ту небесную божественность, какой подобает образу Христа. Так и осталось это произведение в подобном виде, но миланцы относились к нему всегда с величайшим почтением, равно как и иноземцы, ибо Леонардо удалось выразить задуманное и показать то смущение, которое овладело апостолами, желающими знать, кто предал их господина. Потому-то и видны на их лицах любовь и страх и негодование или же скорбь из-за невозможности постичь мысли Христа. Это вызывает не меньшее удивление, нежели, с другой стороны, проявление непреклонности, ненависти и предательства в Иуде. Наконец, любая малейшая часть произведения обнаруживает невероятную тщательность вплоть до того, что даже в скатерти ткань передана так, что и в настоящем полотне она не яснее.

Рассказывают, что приор монастыря очень настойчиво требовал от Леонардо, чтобы он кончил свое произведение, ибо ему казалось странным видеть, что Леонардо целые полдня стоит погруженный в размышления, между тем как ему хотелось, чтобы Леонардо не выпускал кисти из рук, наподобие того, как работают в саду. Не ограничиваясь этим, он стал настаивать перед герцогом и так донимать его, что тот вынужден был послать за Леонардо и в вежливой форме просить его взяться за работу, всячески давая понять, что все это он делает по настоянию приора, Леонардо, знавший, насколько остер и многосторонен ум герцога, пожелал (чего ни разу не сделал он по требованию приора) обстоятельно побеседовать с герцогом об этом предмете: он долго говорил с ним об искусстве и разъяснил ему, что возвышенные дарования достигают тем больших результатов, чем меньше работают, ища своим умом изобретений и создавая те совершенные идеи, которые затем выражают и воплощают руки, направляемые этими достижениями разума. К этому он прибавил, что написать ему осталось еще две головы: голову Христа, образец которой не хочет искать на земле, и в то же время мысли его не так возвышенны, чтобы он мог своим воображением создать образ той красоты и небесной прелести, какая должна быть свойственна воплотившемуся Божеству; недостает также и головы Иуды, которая также вызывает его на размышления, ибо он не силах выдумать форму, которая выразила бы черты того кто после стольких полученных им благодеяний нашел в себе достаточно жестокости, чтобы предать своего господина и создателя мира; эту голову я хотел бы еще поискать; но, в конце концов, ежели не найдет ничего лучшего, он готов использовать этого самого приора, столь назойливого и нескромного. Это весьма рассмешило герцога, сказавшего, что он тысячекратно прав. Таким-то образом приор, смущенный, продолжал понукать полольщиков в саду, но оставил в покое Леонардо, который хорошо кончил голову Иуды, кажущуюся истинным воплощением предательства и бесчеловечности. Голова же Христа осталась, как было сказано, незаконченной. Благородство этой картины, как в отношении композиции, так и в отношении несравненной тщательности ее отделки вызвало у французского короля ²⁴желание перевезти ее в свое королевство. С этой целью он всячески старался найти архитекторов, которые сумели бы скрепить ее деревянными планками и железом так, чтобы ее можно было в сохранности перевезти, невзирая на то, каких расходов это потребует, – до такой степени он желал ее иметь. Но, то обстоятельство, что она была сделана на стене, не позволило его величеству осуществить свое желание, и картина осталась у миланцев. В той же трапезной, работая над «Вечерей», он изобразил на исполненном в старой манере «Распятии» портрет упомянутого Лодовико с первенцем его – Массимилиано, а с другого краю герцогиню Беатриче со вторым сыном Франческо оба они стали впоследствии герцогами Миланскими – и нарисовал он их божественным образом ²⁵.

Пока Леонардо занимался этим произведением, он предложил герцогу сделать бронзового коня необычайной величины, чтобы увековечить память герцога Франческо, и начал его в таких огромных размер и повел дело так, что не смог никогда довести его до конца. Кое-кто высказывал мнение (ибо часто обычно суждения людей исполнены хитрой зависти), что Леонардо тут, как и в других своих работах нарочно начал так, чтобы не кончить; ибо при столь громадной величине должны были возникнуть неодолимые трудности в отливке из одного куска; в этом отношении можно поверить, что у многих действительно сложилось подобное мнение, ибо многие из его произведений не доведены до конца. На самом же деле следует иметь в виду, что его возвышеннейшая и совершеннейшая душа, ставившая себе слишком большие цели, наталкивалась на препятствия и, что виной тому являлось его стремление искать в совершенстве еще большего совершенства и в качественности еще большей качественности; таким образом, творению мешало желание, как говорит Петрарка. И действительно, те, кто видел сделанную Леонардо из глины модель огромных размеров, говорят, что никогда еще не видели они произведения более прекрасного и более могущественного. Модель существовала до той поры, когда Милан не заняли французы, предводительствуемые Людовиком, королем Франции, и разрушили ее ²⁶. Точно так же погибла и небольшая модель из воска, котора япочиталась совершенством, равно как книга анатомии лошади ²⁷, написанная им для своих занятий. Позднее он приступил, но с еще большим усердием, к анатомии человека, при помощи и содействии в этом деле Маркантонио делла Toppo, превосходного философа, который читал тогда лекции в Павии и писал о данном предмете. Он, насколько я слышал, был одним из первых, кто стал изучать положения медицины учением Галена и освещать истинным светом анатомию. И в этом отношении он чудесно использовал гений, труд и руку Леонардо, составившего книгу с рисунками сангиной чертежами пером, в которых он собственноручно с величайшей тщательностью дал в перспективе, сокращениях и изображениях все кости скелета к ним присоединил, потом по порядку все и покрыл их мускулами: первые – скрепленные с костями, вторые – служащие опорными точками, третьи – управляющие движениями. И над каждой частью он написал неразборчивым почерком буквы, сделанные левой рукой в обратном виде таким образом, что тот, у кого нет навыка, не сможет их разобрать, ибо прочесть их можно только при помощи зеркала ²⁸. Большая часть этих рукописей об анатомии пока находится в руках мессера Франческо да Мельцо ²⁹, миланского дворянина, который во времена Леонардо был прекраснейшим отроком, очень им любимым, так же как ныне он – прекрасный благородный старец, дорожащий этими бумагами, хранящий их как реликвию вместе с портретом божественной памяти Леонардо; тому, кто читал означенные рукописи, кажется немыслимым, чтобы этот божественный дух так прекрасно рассуждал об искусстве и о мускулах, нервах и сосудах, причем обо всем этом с такой обстоятельностью. Точно так же некоторые рукописи Леонардо находятся в руках… ³⁰миланского живописца, все написанные почерком справа налево и являющиеся рассуждениями о живописи и способах рисовать и писать красками ³¹. Помянутый живописец недавно приезжал во Флоренцию повидаться со мной, желая напечатать этот труд, и повез рукописи в Рим для осуществления издания. Что, однако, из этого получилось, мне неведомо.

Возвращаясь к произведениям Леонардо, скажу, что в это время прибыл в Милан французский король ³². В связи с этим дано было Леонардо поручение изготовить какую-нибудь диковинную вещь. И он соорудил льва, который мог делать несколько шагов, после чего у него раскрывалась грудь и являла внутренность, наполненную лилиями. В Милане же принял он на воспитание миланца Салаи, отличавшегося величайшей привлекательностью, красотой и обладавшего прекрасными кудрями пышными и вьющимися, которыми Леонардо всегда любовался. Он обучил его многим областям искусства, причем некоторые произведения, которые слывут в Милане работами Салаи, были исправлены Леонардо ³⁴.

Вернувшись во Флоренцию, он узнал, что монахи сервиты поручили Филиппино изготовить большой алтарный образ для церкви Нунциаты; в связи с этим Леонардо довел до их сведения, что он сам выполнил бы подобную работу. Когда Филиппино узнал об этом, то, как человек обязательный он отказался от заказа; тогда монахи решили, чтобы за эту принялся Леонардо, и дали ему у себя помещение, предоставив содержание как ему самому, так и его семье ³⁵. Это продолжалось много времени, однако к работе он так и не приступил. Наконец послал он картон с изображением Мадонны, св. Анны иХриста ³⁶, который не только поверг в изумление всех художников, но, будучи окончен, привлекал в течение двух ночей в комнату на осмотр мужчин и женщин, молодых и стариков, словно на какое-то торжественное празднество. Это было вызвано желанием взглянуть на чудеса Леонардо, которые совершенно ошеломили весь этот народ. В лике Мадонны было явлено все то простое и прекрасное, что дать прелесть простоте и красоте Богоматери, словно Леонардо хотел показать ту скромность и то смирение, которыми полна девственница, исполненная гордости при виде красоты сына своего, которого с нежностью держит на коленях, в то время как пречистый взгляд замечает маленького св. Иоанна, резвящегося, играя с ягненком, к св. Анне, которая в веселии глядит, как ее земное потомство становится телесным, – замысел, поистине достойный ума и гения Леонардо; картон этот, как будет сказано ниже, был отправлен позднее во Францию. Сделал Леонардо и портрет Джиневры, супруги Америго, – прекраснейшую вещь ³⁸; работу же у монахов он прекратил, и они передали ее снова Филиппино, который, однако, не успел ее закончить, застигнутый смертью ³⁹. Взялся Леонардо выполнить для Франческо дель Джокондо портрет моны Лизы, жены его, и, потрудившись над ним четыре года, оставил его недовершенным. Это произведение находится ныне у французского короля в Фонтенбло.

Это изображение всякому, кто хотел бы видеть, показывает до какой степени искусство может подражать природе и дает возможность постичь это наилегчайшим образом, ибо в этом произведении воспроизведены те мельчайшие подробности, какие только может передать тонкость живописи. Поэтому глаза имеют тот блеск и ту влажность, какие обычно видны у живого человека, а вокруг них переданы все те красноватые отсветы и волоски, которые поддаются изображению лишь при величайшей тонкости мастерства. Ресницы, сделанные наподобие того, как действительно растут на теле волосы, где гуще, а где реже, и расположенные соответственно порам кожи, не могли быть изображены с большей естественностью. Нос со своими прелестными отверстиями, розоватым нежными, кажется живым. Рот, слегка приоткрытый с краями, соединенными алостью губ, с телесностью своего вида, кажется не красками, а настоящей плотью. В углублении шеи при внимательном взгляде можно видеть биение пульса. И поистине можно сказать, что это произведение было написано так, что повергает в смятение и страх любого самонадеянного художника, кто бы он ни был. Между прочим Леонардо прибег к следующему приему: так как мона Лиза была очень красива, то во время писания портрета держал людей, которые играли на лире, или пели, тут постоянно были шуты, поддерживавшие в ней веселость и удалявшие меланхолию, которую обычно придает живопись выполняемым портретам. У Леонардо же в этом произведении улыбка дана столь приятной, что кажется, будто ты созерцаешь скорее божественное, нежели человеческое существо; самый портрет почитается произведением необычайным ибо и сама жизнь не могла бы быть иною ⁴⁰.

Благодаря совершенству произведений этого божественного мастера слава его возросла до такой степени, что все, кто ценил искусство, и даже город, пожелали, чтобы он оставил память о себе, и потому рассудили заказать ему какое-либо выдающееся и большое произведение, дабы украсить им приличное место и почтить его тем изяществом, гениальности и вкусом, какие столь проявляют себя в вещах Леонардо. Гонфалоньер ⁴¹и знатные граждане были заняты окончанием новой стройки большой залы Совета, архитектура которой была установлена соответственно замыслу и плану его самого, Джулиано Сан Галла, Симоне Поллайоло, по прозванию Кронака, Микеланджело Буонарроти и Баччо д'Аньоло (как о том будет подробнее сообщено в своем месте); и когда это с большой быстротой было доведено к концу, то общественным декретом было обнародовано, что Леонардо поручается написать какую-либо прекрасную вещь; в соответствии с этим Пьеро Содерини, бывший тогда гонфалоньером правосудия, предоставил ему названную залу. Для исполнения этого поручения Леонардо начал в зале Папы в Санта Мария Новелла, картон с историей Никколо Пиччинино, военачальника герцога Миланского Филиппо, где он изобразил группу всадников, бьющихся из-за знамени, – вещь, признанную превосходнейшей и в высокой степени мастерства из-за удивительнейших замыслов, которые он применил при изображении этого смятения. Ибо в нем выражены ярость, ненависть и мстительность людей столь же сильно, как у коней; в частности лошади, переплетясь передними ногами, бьются зубами так, как бьются из-за знамени сидящие на них всадники; при этом один из солдат, стиснув знамя руками и налегши плечами, понукает лошадь галопу и, обернувшись лицом назад, прижимает к себе древко знамени, чтобы силой вырвать его из рук остальных четырех; а из тех – двое защищают его, ухвативши одной рукой, а другой, подняв меч и стремясь перерубить древко, причем один старый солдат, в красном берете, вопя, вцепился одной рукой в древко, а другой, замахнувшись кривой саблей наносит крепко удар, чтобы перерубить руки тем обоим, которые, скрежеща зубами, пытаются горделивым движением защитить свое знамя. А на земле между ногами коней, две взятые в ракурсе фигуры бьются между собой, причем один лежит плашмя, а другой солдат, над ним, подняв как можно выше руку заносит с величайшей силой над его горлом кинжал, тогда как лежащий, отбиваясь ногами и руками, делает все возможное, чтобы избежать смерти. Нельзя передать, какими разнообразными нарисовал Леонардо одежды солдат, равно как их шлемы и другие украшения, не говоря уже о невероятном мастерстве, какое он обнаружил в формах начертания лошадей, крепость мускулов которых и красоту стати Леонардо умело передавал лучше, нежели кто-либо. Рассказывают, что для выполнения этого картона он построил искусственное сооружение, которое, сжимаясь, поднимало его, а расширяясь, спускало. Задумав писать по стене масляными красками, составил он для подготовки стены смесь, однако такого грубого состава, что когда он принялся за живопись в упомянутом зале, то стала она отсыревать, и вскоре он прекратил работу, видя, что она портится ⁴².

Леонардо обладал возвышенной душой и в каждом своем поступке был отменно благороден. Рассказывают, что когда он пришел как-то в казначейство за месячным содержанием, получаемым с Пьеро Содерини, то казначей хотел выдать ему несколько свертков с полушками: он, однако, не пожелал принять их, заявив: я не копеечный художник. Когда его обвинили в нарушении условий и Пьеро Содерини выразил неудовольствие, Леонардо с помощью друзей своих сделал так, что собрал деньги и отнес их для возвращения. Однако Пьеро не захотел принять их.

При восшествии папы Льва он отправился в Рим43 с герцогом Джулиано Медичи, питавшим большое пристрастие к делам философии и особенно алхимии. Там, изготовив особенную восковую мазь, он делал из нее, во время прогулок, тончайших наполненных воздухом животных, которых он заставлял, надувая, взлетать наверх; когда же воздух выходил из них, они падали на землю. Одной ящерице чрезвычайно странного вида, найденной садовником Бельведера, он нацепил крылья, сделанные из кожи, содранной им с других ящериц, наполненные ртутью и трепетавшие, когда ящерицы двигались; кроме того, он приделал ей глаза, рога и бороду, приручил ее и держал в коробке; все друзья, которым он ее показывал, от страха пускались наутек. Часто приказывал он очищать от жира и пищи кишки крутенца (холощеного барана) и доводил их до такой тонкости, что их можно было уместить на ладони. А в другой комнате он поставил кузнечный мех, к которому прикрепил один конец помянутых кишок и надувал их до такой степени, что наполнял всю комнату, а она была огромная, так что тот, кто в ней находился, вынужден был забиваться в угол. Тем самым показывал он, что прозрачные и наполненные воздухом кишки, занимавшие вначале мало места, в конце концов, стали занимать много, и сравнивал людским дарованием. Он осуществлял бесконечное количество такого рода измышлений и делал опыты с зеркалами и применял причудливейшие способы, изготовляя масляные краски для живописи и лаки для сохранения сделанных произведений. В это время сделал он мессеру Бальдассари Турини из Пешии, управителю папской канцелярии небольшую картину, изображающую Мадонну с младенцем на руках, исполненную с бесконечной тщательностью и искусством. Однако по вине ли того, кто ее загрунтовал, или из-за собственных его сложнейших смесей, грунтов и лаков, эта картина весьма ныне попорчена. На другой небольшой картине написал он ребенка поразительной красоты и изящества. Оба эти произведения ныне находятся в Пешии, у мессера Джулио Турини ⁴⁴. Рассказывают, что, получив однажды заказ от папы, он принялся тотчас же растирать масла и травы для лака. По этому поводу папой Львом было сказано: «Увы, никогда ничего не сделает тот, кто начинает думать о конце работы, еще не начав ее». Существовала величайшая распря между ним и Микеланджело Буонарроти ⁴⁵, из-за этой ревности Микеланджело с соизволения герцога Джулиано покинул Флоренцию, призванный папой для работы над фасадом Сан Лоренцо. Леонардо же, узнав об этом, уехал тоже и направился во Францию ⁴⁶, где король, обладавший несколькими его произведениями, выказал ему много благоволения и пожелал, чтобы он покрыл красками картон со св. Анной, но он по своему обыкновению долгое время отделывался словами ⁴⁷. Под конец он состарился и много месяцев пролежал больным. И вот, узрев себя близким к смерти, принялся он прилежно изучать установления католичества и нашей благой и святой христианской веры и затем с обильными слезами исповедался и покаялся и, хоть не в силах был стоять на ногах, все же, поддерживаемый под руки друзьями и челядью, пожелал принять святое причастие вне постели. В это время прибыл король, который имел обыкновение часто и милостиво его навещать; из почтения к королю он, выпрямившись, сел на постели и стал рассказывать о своей болезни и о ее течении и при этом высказал, что он много согрешил против Бога и людей тем, что работал в искусстве не так, как подобало. Тут приключился с ним припадок, провозвестник смерти. Тогда король, поднявшись, взял его голову в свои руки, чтобы помочь ему и выказать свое благоволение и облегчить ему страдания; и его божественнейшая душа, сознавая, что большей чести удостоиться она не может, отлетела в объятиях упомянутого короля на семьдесят пятом году его жизни ⁴⁸.

Кончина Леонардо опечалила свыше меры всех, кто его знал, ибо никогда еще не бывало человека, который бы воздал такую честь живописи. Блистательностью своей наружности, являвшей высшую красоту, он возвращал ясность каждой опечаленной душе, а словами своими он мог заставить любое упрямство сказать «да» или «нет». Своей силой он примирял любую неистовую ярость, и правой рукой гнул он стенное железное кольцо или подкову, как свинец. С равной доброжелательностью принимал он и выказывал внимание любому другу, будь тот богат или беден, лишь бы обладал он дарованием и доблестью. Он украшал и возвышал каждым своим действием любое смиренное и убогое жилище. Потому-то для Флоренции было поистине величайшим даром рождение Леонардо и бесконечной потерей – его смерть.

В искусстве живописи он сообщил технике масляных красок некоторую глубину, что позволило современным художникам давать большую силу и рельефность своим фигурам. А в скульптуре создал он образцы в трех бронзовых фигурах, которые находятся над северными вратами Сан Лоренцо, и хотя выполнены Джован Франческо Рустичи, однако сделаны по замыслам Леонардо ⁴⁹; по своим очертаниям и совершенству мастерства они являются наилучшим литьем, какое только видано было по сей день. Леонардо оставил нам анатомию лошади и еще более совершенную анатомию человека. Потому-то это столь щедрое и божественное его дарование, несмотря даже на то, что на словах он сделал много больше, чем на деле, не дает никогда