12 Жизнеописаний

Микеланджело отправился в Рим к папе Клименту, который хотя и гневался на него, но как друг талантов все ему простил, приказав вернуться во Флоренцию и заканчивать библиотеку и сакристию Сан- Лоренцо. Чтобы ускорить работу, большое число намеченных статуй было поделено между другими мастерами. Две из них Микеланджело поручил Триболо, одну – Рафаэлло да Монтелупо, одну – Джован Аньоло, брату ордена сервитов – все они были скульпторы – и оказал им помощь, сделав для каждой статуи глиняные эскизы; все они ревностно принялись за работу ⁵⁴, а он занялся библиотекой, где отделал потолок деревянной резьбой, которую по его рисункам выполнили Карота и Тассо, флорентийцы, превосходные резчики, а также и живописцы; равным образом и пюпитры для книг сделали тогда Баттиста дель Чинкве и Чапино, друг его, мастера в своем ремесле. Чтобы придать библиотеке полную законченность, был приглашен во Флоренцию божественный художник Джованни да Удине, который вместе со своими помощниками, а также с флорентийскими мастерами работал над гипсовыми орнаментами трибуны. Так старались они довести до конца это предприятие.

Микеланджело намеревался уже перейти к работе над статуями, когда папе пришло на ум вызвать его к себе, ибо желал он сделать стенную живопись в капелле Сикста, для племянника которого – Юлия II Микеланджело расписал потолок. Папа Климент желал, чтобы на главной из этих стен он написал «Страшный суд», показав этой картиной, чего можно достичь живописью, а на противоположной стене, находящейся над главной дверью, папа приказал изобразить изгнание с неба за гордыню Люцифера и ввержение в адские недра всех ангелов, согрешивших с ним. В течение многих лет Микеланджело делал эскизы и различные рисунки для этих композиций, один из них был использован потом для римской церкви Тринита неким сицилийским живописцем, в течение нескольких месяцев растиравшим краски для Микеланджело. Эта картина написана фреской в трансепте церкви в капелле Сан-Грегорио; хоть и плохо она выполнена, все же видно, сколько ужаса и разнообразия в позах и группах нагих фигур, низринутых с неба и при падении в преисподнюю обращенных в дьяволов разного вида, очень страшных и причудливых, поистине – фантастическая выдумка. Пока Микеланджело был занят набросками и рисунками «Страшного суда» для первой стены, он не переставал ежедневно встречаться с агентами герцога Урбинского, обвинявшими его в получении от Юлия II шестнадцати тысяч скуди для гробницы. Чтобы избавиться от невыносимого обвинения, он намеревался со временем ее окончить, несмотря на свою старость, тем более, что случай, которого он не искал, сделал то, что он оставался в Риме и не должен был возвращаться во Флоренцию, так как опасался герцога Алессандро Медичи, не очень, казалось ему, дружественного к нему. Из-за этого, когда Алессандро Вителли дал знать, что следует ему выбрать место для кремля и крепости Флоренции, он ответил, что не поедет, если только это не будет ему приказано папой Климентом. Наконец достигли соглашения по поводу гробницы; в конце концов, оно сводилось к тому, что он будет делать не обособленно стоящую квадратной формы гробницу, а только один из ее фасадов, как и хотелось Микеланджело, причем он обязался собственноручно сделать шесть статуй. В этом договоре, заключенном с герцогом Урбинским, его высочеством была сделана уступка в том смысле, что Микеланджело обязуется четыре месяца в году, во Флоренции или, где ему заблагорассудится, выполнять работы для папы Климента, и хотя думалось Микеланджело, что он может чувствовать себя спокойно, дело этим не кончилось, ибо, желая увидать последнее доказательство силы его таланта, Климент требовал, чтобы он занялся эскизами к «Страшному суду». А он, делая перед папой вид, что этим-то и занят, не все силы отдавал на то, а тайком работал над статуями для гробницы.

В 1533 году умер папа Климент, вследствие чего остановилась постройка библиотеки и сакристии, которые, хотя Микеланджело с таким рвением старался их кончить, так и остались незавершенными. Тогда Микеланджело счел себя по-настоящему свободным, рассчитывая, что окончит теперь гробницу Юлия II. Но папою был избран Павел III, который немного спустя вызвал Микеланджело к себе, осыпал его любезностями и предложениями, настаивая на том, чтобы он работал на него и оставался при нем. Микеланджело отказался от этого, говоря, что не может так поступить, ибо связан с герцогом Урбинским, пока не будет закончена гробница Юлия. Папа разгневался и сказал: «Уже 30 лет имею я такое желание, неужели же, став папою, его не исполню? Порву договор, желаю, чтобы ты во что бы то ни стало, служил мне». При виде подобной решительности Микеланджело подумал было уехать в Рим и хоть таким образом найти путь для окончания гробницы. Однако он благоразумно убоялся власти папы, надеясь питать и успокаивать папу, уже весьма престарелого, одними лишь обещаниями, пока не произойдут какие-нибудь новые события. Папа хотел заказать Микеланджело какое-нибудь значительное произведение и однажды вместе с десятью кардиналами явился в дом к нему, выразив желание увидеть все статуи гробницы Юлия, которые ему показались достойными изумления, в особенности же Моисей, о котором кардинал Мантуанский сказал, что одна эта статуя уж достаточно прославляет папу. Увидав картоны и рисунки, которые Микеланджело подготовлял для стены капеллы, папа нашел их изумительными и снова настойчиво стал просить его идти к нему на службу, обещая добиться того, что герцог Урбинский удовлетворится тремя статуями, а остальные можно заказать по моделям Микеланджело другим выдающимся мастерам. Так и сговорился его святейшество с агентами герцога, и заключен был новый договор, подписанный герцогом; добровольно взял Микеланджело на себя обязательство оплатить три статуи и постройку самой гробницы и для этого внес он в банк Строцци тысячу пятьсот восемьдесят дукатов. Эту сумму считал он достаточной для покрытия его обязательств по этому, отнявшему столько времени и доставившему ему столько неприятностей произведению, которое впоследствии он и вделал в стену церкви Сан Пьетро-ин-Винкоели.

Вот какой вид имела гробница. Внизу выступали четыре пьедестала, насколько было нужно для предполагавшихся сначала фигур пленников, которых теперь он заменил гермами; а так как эти гермы были не высоки, то он укрепил их снизу опрокинутыми консолями на каждом из этих четырех пьедесталов. Между гермами были три ниши, две из них завершались сверху полукругом, они предназначались для Побед, вместо которых он в одну нишу поставил дочь Лавана – Лию. Она олицетворяет Жизнь деятельную и держит в одной руке зеркало в знак того, как внимательно следует нам относиться к своим поступкам, в другой – цветочную гирлянду, знак добродетелей, украшающих бытие наше при жизни и прославляющих его после смерти. В другой нише – Рахиль, ее сестра, олицетворяющая Жизнь созерцательную; она сложила руки и преклонила колено, лицом своим выражая стремление вверх к духу. Эту статую собственноручно выполнил Микеланджело менее чем в год. Посередине еще ниша, но четырехугольная, так как по первоначальному плану здесь была одна из дверей для входа в круглую часовню гробницы. Теперь дверь заменена

нишей, и в ней на кубической мраморной подставке помещена грандиозная и прекрасная статуя Моисея, о которой достаточно мы говорили. Над головами герм, представляющими собой капитель, идет архитрав, фриз и карниз с богатой резьбой из листвы, гроздьев и кружев и прочими украшениями; над карнизом начинается верхний ряд гробницы, более простой, без резьбы, без тех сложных герм, которым здесь соответствуют пилястры с разнообразными карнизами. Верхний ряд согласован с нижним, и на том месте, где внизу находится четырехугольная ниша Моисея, здесь имеется просвет, в котором на выступе карниза поставлен мраморный гроб, на нем покоится статуя папы Юлия, сделанная скульптором Мазо даль Боско; над нею в нише – Мадонна с ребенком на груди, которую по модели Микеланджело выполнил скульптор Скерано да Сеттиньяно. Обе статуи сделаны хорошо. В двух других четырехугольных нишах над Жизнью деятельной и Жизнью созерцательной находятся две сидящие фигуры пророка и сивиллы больших размеров, обе они сделаны Рафаэлло да Монтелупо, как мною рассказано в «Жизнеописании» Баччо, его отца, причем Микеланджело остался мало доволен их выполнением. Завершается это сооружение сложным карнизом, выступающим со всех сторон, как и внизу, а над гермами поставлены канделябры и между ними герб папы Юлия. Над головами пророка и сивиллы в стене ниш сделано по окошку для удобства монахов, отправляющих в этой церкви службы; позади устроены хоры, с которых при богослужении воссылаются голоса в церковь и можно видеть богослужение. Поистине все это произведение хорошо удалось, хотя и лишено цельности, присущей первоначальному плану.

Так как выхода другого не было, Микеланджело согласился служить папе Павлу, который пожелал, чтобы он выполнял заказ Климента ⁵⁵, нисколько не меняя ни композиции, ни плана. Он ценил талант Микеланджело и относился к нему с такой любовью и почтением, что всячески старался сделать ему приятное. Примером тому служит следующее: пожелал его святейшество, чтобы в капелле под изображением Ионы, где был первоначально герб папы Юлия II, Микеланджело поместил его собственный герб, но тот, чтобы не быть несправедливым по отношению к Юлию и Клименту, отказался, говоря, что так будет нехорошо: его святейшество, чтобы с ним не спорить, удовлетворился таким ответом и даже – что редко бывает с правителями – оценил правоту Микеланджело, стремившегося к должному и правильному без угодничества и лести. Итак, Микеланджело приказал к прежней стене капеллы приделать новую, наклонную, из отборных, хорошо обожженных и пригнанных друг к другу кирпичей, так, чтобы верхний край выступал на пол-локтя, не давая задерживаться пыли и грязи. Не буду касаться сюжетных и композиционных подробностей этой картины – столько существует рисунков и гравюр больших и малых размеров, что нечего терять времени на ее описание. Достаточно заметить, что намерение этого необыкновенного человека сводилось не к чему иному, как к тому, чтобы написать образцовое и пропорциональнейшее строение человеческого тела в различнейших позах, передавая вместе с тем движение страстей и спокойное состояние духа. Он удовлетворялся той областью, в которой превзошел всех художников, – в создании монументального искусства изображать нагое тело при любых трудностях рисунка. Он показал путь к главной задаче искусства, каковой является человеческое тело, и, обращая внимание только на нее, оставлял в стороне игру красок, причуды подробностей и тонкостей, которыми не все художники пренебрегают, может быть, и основательно. Поэтому кое-кто, не столь совершенно владеющий рисунком, пытался добыть первенствующее положение среди художников разнообразием в тонах и оттенках красочных пестрыми, необычными и новыми выдумками, словом, другими путями ⁵⁶. Но Микеланджело, твердо держась самых основ искусства, показал людям сведущим, как достичь совершенства.

Вернемся к повествованию. Уже закончил Микеланджело свое произведение больше чем на три четверти, когда явился взглянуть на него папа Павел; вместе с ним пришел в капеллу мессер Биаджо да Чезена, церемониймейстер, человек придирчивый, который на вопрос, как он находит это произведение, ответил: «Полное бесстыдство – изображать в месте столь священном столько голых людей, которые, не стыдясь, показывают свои срамные части; такое произведение годится для бань и кабаков, а не для папской капеллы». Не понравилось это Микеланджело, который, желая ему отомстить, как только он ушел, изобразил его, списав с натуры, в аду в виде Миноса с большой змеей, обвившейся вокруг его ног, среди кучи дьяволов ⁵⁷. Сколько ни просил мессер Биаджо папу и Микеланджело уничтожить это изображение, последний сохранил его для памяти, об этом, так что и сейчас можно его видеть.

Случилось ему в это время; упасть с немалой высоты с подмостков, и разбил он себе ногу, но от боли и гнева не позволял никому лечить. Тогда был еще в живых маэстро Баччо Ронтини, флорентиец, друг его, медик искусный и очень ценивший талант Микеланджело; сжалившись, однажды он пошел к: дому Микеланджело и постучался, но ответа не получил ни от него, ни от соседей; тогда он попытался проникнуть черным ходом и, пройдя через ряд комнат, нашел наконец Микеланджело; он был в отчаянном положении. И решил тогда маэстро Баччо не покидать его и не отлучаться из его дома, пока он не выздоровеет. Оправившись от болезни, Микеланджело вернулся к работе и, неотступно ею занимаясь, в немногие месяцы довел ее до конца, такую силу придав живописным изображениям, что оправдалось изречение Данте: «Мертвые кажутся мертвыми, живые – живыми»; понятной здесь становится скорбь грешников и радость праведников. Когда открыт был «Страшный суд», Микеланджело не только показал себя победителем прежних мастеров, работавших в капелле, но и самого себя захотел он победить, свой потолок, столь прославленный, далеко превзойти, и превзошел сам себя, изобразив ужас тех дней и представив к большей еще муке грешников все страсти Христовы, ибо вверху в воздухе различные наше фигуры несут крест, колонну, копье, губку, гвозди, венец: их трудные и разнообразные позы выполнены с легкостью. И восседает Христос. Ликом грозным и непреклонным повернулся он к грешникам, проклиная их, к великому ужасу Мадонны, которая, съежившись в своем плаще, слышит и видит всю эту погибель. Христа окружают бесчисленные фигуры пророков и апостолов, и особняком среди них – Адам и св. Петр, находящиеся здесь: один – в знак того, что он предок людей, явившихся на суд, другой – в знак того, что он основа христианской религии. У его ног прекрасная фигура св. Варфоломея, показывающего содранную с него кожу. Здесь и св. Лаврентий, равным образом нагой, и счета нет бесчисленнейшим святым мужского пола и женского и прочим фигурам, женским и мужским; вблизи и вдали они обнимают друг друга и ликуют, получив вечное блаженство по милости Божьей и в награду за содеянное ими. Ниже Христа – семь ангелов с семью трубами, описанных евангелистом Иоанном, они призывают на суд, и волосы дыбом встают у того, кто смотрит на них, от ужаса, явленного на лицах; у двух ангелов по книге жизни в руке. Недаром изображены рядом с ними с одной стороны семь смертных грехов; в дьявольском обличии они влекут вниз к аду души, пытающиеся улететь к небу; прекрасны их позы, и перспективные сокращения удивительны. Не преминул он показать миру, как мертвые, воскресая, облекаются костьми и плотью из той же земли и как, поддерживаемые другими ожившими людьми, они взлетают к небу, причем души, уже вкусившие блаженство, оказывают им помощь. Микеланджело принял во внимание все, приличествующее подобному произведению; для него он изучал и упражнялся, применив свой опыт равномерно во всей картине, как это особенно ясно видно по барке Харона, который яростно бьет веслом души, сброшенные дьяволами в барку, в подражание тому, что изобразил Данте, любимейший поэт Микеланджело, словами:

И бес Харон со взором огневым

Их побуждал сигналом торопиться

А промедлявших бил веслом своим ⁵⁸.

Представить себе невозможно, сколько разнообразия в лицах этих дьяволов, поистине адских чудовищ. Лица же грешников выражают греховность и вместе с тем боязнь вечного проклятья. Помимо исключительной красоты картины нужно отметить такую цельность ее колорита и всего ее выполнения, точно она сделана в один день, притом столь тонко, что никакому миниатюристу так не сделать. Нельзя описать, сколько здесь фигур, столь выразительно и грандиозно произведение, изумительно передающее всевозможные человеческие страсти. Гордеца, завистника, скупца и развратника и иного грешника отличит здесь всякий мыслящий человек, обратив внимание на выражение лица или на позу, или на другую какую-нибудь черту в их внешности. Такая способность, как она ни велика и удивительна, оказалась для него достижимой, потому что он всегда был внимателен и зорок, много видел людей и таким образом приобрел такие познания путем знакомства с жизнью, какие философы приобретают из книг и размышлений. Человек рассудительный и сведущий в живописи поймет, какой силы может достичь искусство, и откроет в этих фигурах мысли и чувства, еще никем до Микеланджело не изображенные. Также увидит он, как можно разнообразить позы мужчин и женщин, старых и молодых, в зависимости от своеобразных и изменчивых движений. Кто же не постигнет мощи искусства вместе с чувством изящного, которым одарила Микеланджело сама природа! Ведь он потрясает сердца и людей несведущих, и людей, понимающих толк в этом ремесле. Перспективные сокращения кажутся здесь рельефными и в то же время так мягко написаны. А то, что требовало нежной трактовки, сделано так тонко, что поистине он дает пример, какой должна быть живопись настоящего, правдивого художника. Одни лишь очертания того, что можно было передать единственно этим способом, никому, кроме него, недоступным, изображают подлинный Страшный суд, подлинное проклятье и воскрешение. В нашем искусстве это произведение является образцом. Богом дана людям на земле его великая живопись, дабы видели они волю рока в ниспослании на землю умов высшего порядка, одаренных духом изящного и божественной мудростью; оно пленяет тех, кто убежден в своих художественных познаниях, и, видя, какие знамения живут в предметах, им изображенных, трепещет человек и страшится: не грозный ли дух воплотился в живописца. А когда обратишь внимание на то, сколько трудов положено на это произведение, то чувства цепенеют от одной мысли, что в сравнении с нею другие картины прошлого и будущего. Счастливцем может назвать себя и счастливой своею память видевший это поистине изумляющее чудо нашего века ⁵⁹. О счастливейший, блаженнейший Павел III, ибо Богу было угодно, чтобы под твоим покровительством порожден восторг, который памяти о нем и о тебе посвятят писатели! Сколь возвеличиваются твои заслуги от его! Какое благодеяние принесено его рождением художникам нашего века, ибо сдернуто покрывало трудностей благодаря тому, что смог он измыслить и сделать в своих живописных, скульптурных и архитектурных произведениях.

Он трудился над этим произведением восемь лет и открыл его в 1541 году, кажется, в день Рождества, к изумлению и восторгу всего Рима и даже всего мира; и я, живший тогда в Венеции, в этом году поехал в Рим посмотреть на него и остался в оцепенении.

Заказал папа Павел, как об этом мною упоминалось, Антонио да Сангалло построить в этом же этаже капеллу, названную Паолина, в подражание капелле Николая V, и решил, что здесь Микеланджело напишет два больших события на двух картинах. На одной он изобразил обращение св. Павла; в воздухе парит Иисус Христос, и множество нагих ангелов, причем прекрасно переданы их движения, а внизу на земле сброшенный конем, ошеломленный и устрашенный Павел; вокруг него воины; одни из них готовы оказать ему помощь, другие – разбегаются в ужасе от гласа и сияния Христова; прекрасны, разнообразны их позы и изумительны движения; мчится конь и в бешеной скачке как будто увлекает за собой того, кто пытается его удержать; картина выполнена искусно, и рисунок в ней исключительно хорош. На другой картине – распятие св. Петра: нагим пригвожден он к кресту, и на редкость хороша его фигура; изобразил Микеланджело и распинающих, в то время как они роют в земле яму, желая водрузить крест, притом так, чтобы апостол был распят вверх ногами; много здесь прекрасного и достойного быть отмеченным. Совершенства в искусстве Микеланджело достиг без каких бы то ни было вспомогательных средств, как было уже сказано, нет у него ни видов местности, ни деревьев, ни построек: никакой пестроты, никаких прикрас, ибо к этому он не стремился, может быть, не желая унизить свой большой талант подобными мелочами. Это были последние его живописные произведения, выполненные им в 75-летнем возрасте и, по его словам, с большим трудом, потому что годы прошли, живопись, особенно фресковая, не годится для стариков ⁶⁰.

Микеланджело поручил превосходному живописцу Перино дель Вага покрыть потолок гипсовыми узорами и живописью по его рисункам. Такова была воля папы Павла III, который, однако, только и сделал, что надолго ее отложил; как много вещей остается неоконченными, потому ли, что у художников не хватает энергии, или потому, что правители забывают их подгонять. Задумал папа Павел укреплять Борго и пригласил собраться Антонио да Сангалло и многих других, пожелав, чтобы присутствовал и Микеланджело, так как знал, что укрепления вокруг холма Сан – Миньято во Флоренции строились под его наблюдением. После долгих споров обратились к Микеланджело. Он держался взглядов, противоположных тому, что думали Сангалло и другие, и открыто высказался. Тогда Сангалло сказал ему, что его дело – скульптура и живопись, не фортификация. Микеланджело ответил, что в первых двух он смыслит мало, что же касается фортификации, то так долго о ней размышлял, таков его опыт по постройкам, что, кажется ему, знает он гораздо больше, чем Сангалло и вся его свита; и в присутствии всех доказал, как много тот наделал ошибок. Разгорелись споры. Папа восстановил молчание. Немного времени спустя Микеланджело принес план всех укреплений Борго, и взорам открылось все то, что впоследствии было здесь устроено. Вот почему ворота Санта-Спирито, которые Сангалло почти довел до конца, так и остались недостроенными.