«1212» передает

За радиостанцией перехвата сидел капитан второго ранга. На какое-то мгновение он замешкался, видимо, соображая, как прореагировать на мое появление. И тут же холодно предложил мне сесть.

Через несколько минут началась передача. Сначала послышалась модная эстрадная песенка. Впервые эта песенка прозвучала в передаче белградского радио и затем облетела всю Европу. По обе стороны Западного фронта она стала такой популярной, что многие называли ее песенкой Второй мировой войны.

Потом следовал тривиальный рассказ для экипажей немецких подводных лодок. Такие рассказы были гвоздем программы этой радиостанции. И читали их, как правило, два диктора. Создавалось впечатление, что англичане располагают неисчерпаемыми сведениями…

«Капитан третьего ранга Яан! Это сообщение мы подготовили специально для вас. С вашей стороны было слишком неосмотрительно оставлять свою маленькую жену безо всякой защиты в Любеке, где обычно проводит свой отпуск капитан-лейтенант Варнов. Семья у него сейчас в Шварцвальде, и он, очевидно, не прочь половить рыбку в мутной воде. Неужели вы совершенно уверены, Яан? Ваша маленькая жена знает, что делает, а капитан-лейтенант вам мог бы пригодиться для связи с Деницем! Разумеется, в том случае, если вы выживете и вернетесь домой. Что? Неужели вы не верите нам? Тогда спросите Гербе, который сейчас наверняка слушает нас в камбузе. Он, конечно, сможет подтвердить, что видел вашу малышку в баре с Варновым…»

В таком же духе, подстрекающе и беспощадно, были составлены и другие материалы. Говорили, что на многих немецких судах такие передачи доводили матросов и офицеров до драки.

После танцевальной музыки передавали последние известия. В первую очередь — с Восточного фронта. «Войска Советской армии вступили в Венгрию. Два мощных клина нацелены на Будапешт, третий — к озеру Балатон. Советские части находятся в ста сорока километрах от австрийской границы». Никаких подробностей. Только официальные сводки. Потом шло сообщение о положении в Италии. Это была пестрая смесь сводок Верховного главнокомандования вермахта и официальных материалов, полученных из штаб-квартиры генерала Кларка. Наконец стали передавать сообщение о положении дел на нашем участке фронта. Ничего нового я здесь услышать не мог и уже хотел было уйти к себе.

Но в этот момент я обратил внимание на выражение лица капитана второго ранга. Он был весь внимание. На коленях у него лежал открытый блокнот.

И тут я не поверил своим ушам:

«Боевые группы Таушер, Лембрюк, Вассермюлер… в районе Отвейлера… перерезали железнодорожную линию…» Английский солдатский передатчик слово в слово повторил наше сообщение.

Да, передачи этой радиостанции не такие уж беспристрастные и официальные. По крайней мере, написаны они захватывающе и красочно!..

Капитан второго ранга захлопнул блокнот, холодно попрощался и пошел к себе наверх.

Дождь лил как из ведра. Дорожки парка размыло. Коричневые полусгнившие листья и размокшие пачки от сигарет скапливались перед водостоками. Обутые в солдатские сапоги, мы хлюпали по раскисшим газонам.

Моему возмущению не было границ. Полковник и Шонесси многозначительно переглянулись, когда я доложил, что вчерашнее сообщение о положении на нашем участке фронта, переданное солдатской радиостанцией «Кале», целиком повторяло нашу передачу. Комментарии были излишни!

— Дело становится все более интересным, — сказал мне Сильвио. — Итак, чехословацкий антифашист пишет для американской подпольной радиостанции тексты на немецком языке. А офицер британского флота, выдавая себя за инструктора, в действительности использует американскую радиостанцию как дешевый источник информации для своей конторы в Лондоне! Просто потрясающе!

От наших англосаксов я узнал, что сводки о положении на этом участке фронта, передаваемые солдатской радиостанцией раньше, были очень скупыми и неопределенными.

Сильвио выбил трубку и, положив ее в левый карман куртки, достал из правого кармана другую.

— До тебя, видно, не дошло, — усмехнулся он, — почему мы должны зимовать в этом неуютном Люксембурге?

— Потому что у нас было скверное снабжение и прежде всего не было горючего для танков Паттона! Это каждому известно.

— А почему у нас не было горючего? — допытывался Сильвио.

— Потому что им спекулировал каждый, кому не лень.

— Петр, ты переоцениваешь усердие наших союзников. В отношении спекуляции горючим ты, конечно, прав. Но при случае спроси у полковника, правда ли, что девять десятых нашего горючего англичане тайком задерживают, потому что Монтгомери хочет раньше нас оказаться в Берлине…

Для меня это было откровением. Хотя полковник не раз намекал на это.

— Но при чем тут наша радиостанция? — спросил я.

— Заруби себе на носу, что англичане и американцы — конкуренты. А в конкурентной борьбе, как и в любви, все дозволено. Очевидно, англичанам очень нужны сводки о положении на нашем участке фронта, а двенадцатая группа армий отказалась давать им эти сведения. Вот тогда они и уговорили нас организовать нашу радиостанцию, чтобы использовать ее как источник информации. Теперь они все сведения получают даром, сидя у себя в Лондоне. Очень умно, нужно признать.

— А что дальше?

— Ничего, — спокойно ответил Сильвио. — Мы будем работать. Первый раунд выиграл капитан второго ранга. Все передачи мы делаем, собственно, для него. Насколько я знаю нашего майора, он, наверное, сейчас шлет шифрованные депеши в Париж, а то и в Вашингтон. Пройдет несколько дней, и англичанин получит вежливый пинок в зад или же с ним случится что-нибудь в этом роде, так как УСС не потерпит такого. Хотя бы для того, чтобы сохранить свой престиж. Ну да поживем — увидим.

Я долго размышлял над словами Сильвио. В душе поднималась волна протеста.

— Послушай, Сильвио, когда я думаю о том, что наши парни сидят в холодном болоте и подставляют под пули свои лбы, меня начинает воротить от всей этой комедии…

Сильвио остановился и посмотрел на меня.

— Во-первых, это не комедия… В особенности для наших солдат. А во-вторых, мы оба замешаны в этом деле, так что у нас есть все основания поинтересоваться, чего от нас хотят. Или тебе доставляет удовольствие быть пешкой?

Мы долго шли молча. Слова Сильвио задели меня. Мне вовсе не хотелось быть пешкой.

У меня вдруг появилось страстное желание оказаться сейчас в своей части или хотя бы с теми парнями, которые в октябре держали высотку у Буртшейда. Они по крайней мере знали, что им следует делать. У каждого из них в руках была винтовка, и они видели, где находится противник.

А то, что происходило на улице Брассер, было не так-то просто, как казалось на первый взгляд.