13 несчастий Геракла

Антон перестал изображать ветряную мельницу. Он ткнул пальцем сначала в меня, а потом в остатки клубники со сливками, по его красным щекам неожиданно потекли слезы.

— Так, — голосом, не предвещающим ничего хорошего, процедила маменька, поворачиваясь ко мне, — ты опять за свое!

— Я?! Что я сделал?

— Снова подсунул Антоше вместо сахара соль, — она затопала ногами, — ты сто раз проделывал с ним такие штуки!

Правильно, а сверхумный Антон каждый раз попадался на одну и ту же уловку. Кстати, когда он решил отомстить мне той же монетой и во время очередного воскресного сборища любезно подал солонку, я, смущенный его приветливостью, сначала осторожно попробовал белую пыль и, сообразив, что передо мной сода, мигом вывернул всю емкость в суп негоднику. Только все это происходило более трех десятилетий назад.

— Николетта, мне же не семь лет, чтобы веселиться подобным образом, — возмутился я.

— Ну не знаю, — скривилась маменька, — видишь, он молчит и ясно дает понять: сливки невкусные.

Я обозлился:

— Нормальный продукт, попробуй сама.

— Ладно, — неожиданно прищурилась Николетта, — сейчас съем ложечку, только из креманки Антоши! И если там окажется соль… Имей в виду, Вава, накажу тебя.

Я пожал плечами: ну не смешно ли! Николетта собралась поставить сына в угол. Маменька схватила ложку, зачерпнула белую пену, подергала носиком и заявила:

— Запах чисто химический, не похоже на натуральный продукт, и консистенция странная, очень вязкая, как пластилин!

Я промолчал. Какой же наивной надо быть, чтобы ожидать от сливок из баллончика аромата, вкуса и качества подлинного молочного лакомства.

Николетта открыла накрашенный ротик, сунула в него ложечку и уставилась на меня.

— Ну что? — поинтересовался я. — Убедилась? Никакой соли или соды!

— М-м-м, — простонала маменька.

— М-м-м, — подхватил Антон.

— Ой, — заверещала, входя в комнату Лика. — Что это с ними, а?

— Не знаю, — совершенно искренне ответил я, — съели клубнику и завыли.

— Да? — изумилась Лика. — А я попробовала ягоды, когда мыла, и ничего.

Внезапно Антон вскочил и выбежал из комнаты.

— Куда он? — вопрошала Лика.

— Может, его тошнит? — предположил я.

В то же мгновение Николетта рухнула на диван и забила ногами по ковру.

— Тебе плохо? — всполошился я.

Было от чего испугаться. Обычно маменька орет в любой ситуации так, что вылетают оконные стекла, а сейчас молчит.

Я налил воды и протянул Николетте.

— Выпей.

— М-м-м, — затрясла головой она.

— Не хочешь пить, тогда ляг!

— М-м-м.

Да что случилось?! В гостиную вернулся Антон и ткнул мне под нос листок бумаги. Я уставился на текст:

«У меня не открывается рот».

Совсем растерявшись, я выхватил из его пальцев ручку и нацарапал:

«Почему?»

«Не знаю, наверное, паралич».

«Отчего?»

«Не знаю!!!»

На этой фразе я сообразил, что у Антона не расцепляются челюсти, но уши-то у него хорошо слышат! Можно же его спрашивать, а не писать на листке.

— У тебя что-нибудь болит?

«Нет», — появилась запись.

— Сейчас позову доктора.

«Что было в клубнике?»

— Сливки.

«И все? Ничего туда не засовывал? Они у меня зубы склеили, намертво, я даже проглотить не успел ничего!»

— Я, по-твоему, идиот?

«Да», — написал Антон с такой злостью, что сломал ручку.

Я повернулся к Николетте:

— У тебя не раскрывается рот?

Маменька судорожно закивала.

— Совсем?

Николетта покраснела, глаза ее расширились, стало понятно, что матушка пытается разъединить челюсти.

— Сядьте на диван, — велел я, — и ждите врача.

— Может, это вирус, — испуганно прошептала вернувшаяся Лика, — вроде чумы, сейчас и нас прихватит.

Мне было очень не по себе, с подобной ситуацией я столкнулся впервые, но хорошо знаю: в случае форсмажора никогда не следует поддаваться панике, надо сохранить по мере возможности холодную голову. Если сейчас засуечусь и заахаю, Николетта мигом упадет в обморок, Анжелика устроит истерику, а Антон начнет метаться по квартире, сшибая мебель. Нет уж, надо изображать полнейшее спокойствие. И потом, похоже, им не так уж и плохо, просто по непонятной причине рот заклинило. Впрочем, иногда такое случается, зевнет человек от души, а челюсти потом не сходятся…

— Во, гляди-ка, — донеслось из коридора, и в комнату вошла страшно довольная Нюша. — Здрасте вам, — продолжила она, — зуб сделали, теперича как новый, хочешь покажу, Ваня?

— Нет, — быстро ответил я, — ступай на кухню и завари нам с Ликой чай.

Нюша шумно вздохнула и с грацией бегемота удалилась. Из кухни незамедлительно полетело ворчание:

— Ктой-то дуршлаг на месте не повесил? Зачем брали? И воды на пол надрызгали, мяту разодрали! Ну чудаки прямо! Чаво хозяйничали!

Я набрал воздуха в грудь, чтобы крикнуть: «Нюша, замолчи!»

Но следующая фраза домработницы заставила меня насторожиться:

— Расшвыряли, разбросали! За каким лешим отвердитель выдавили? Ну, умники!

— Нюша, — заорал я, — ты о чем? Какой отвердитель?

Раздалось шарканье, и домработница вновь появилась в гостиной.

— Во, — сунула она мне пустой красный баллончик из-под сливок, — ктой-то весь упшикал и в помойку зашвырнул! Ну народ! Ну не хозяйственный! Сказано же! Чуть-чуть надо! И стену намочить, в мокром моментом схватывается!

Чувствуя, что земля уходит из-под ног, я постарался сохранить самообладание и твердо произнес:

— Нюша! В этом баллончике были взбитые сливки!

— Да никогда! — подскочила она. — Отвердитель!

— Это что такое? — дрожащим голосом осведомилась Лика.

— Муравьи к нам пришли, — словоохотливо объясняла прислуга, — а позавчера я таракана поймала. Ну, думаю, хозяйка меня со свету сживет, она прусаков до усеру боится.

Я, оцепенев, слушал бесхитростный рассказ Нюши.

Обнаружив на пищеблоке непрошеных гостей, она решила предпринять адекватные ответные действия и отправилась на строительный рынок, там ей в момент посоветовали купить то, что она упорно называет сейчас «отвердитель». Суперсильный, мгновенно схватывающийся герметик.

«Только немного бери, — предупредил продавец, — выдавишь чуток и лопаткой по всем дыркам размажь, да не тормози, он быстро схватывается, потом не сковырнешь! Стену намочи, на мокром в полсекунды действует, а на сухом минут пять-семь подождать надо».

— Так на баллончике тетка со взбитыми сливками, — забормотал я, — и с лопаточкой для торта.

— Вона, — фыркнула Нюша, — это у ей герметик, а в лапе мастерок! Ну сам посуди, за каким фигом ей резиновые перчатки для сливок?

По моей спине потек пот. Лика завизжала и кинулась к Антону. Двоюродный брат рухнул в кресло. Я машинально подошел к креманке, которая предназначалась Николетте. Из нее торчала белая масса, похожая на снег. Я попытался нажать на массу. Куда там, она была совершенно каменной!