13 с половиной… История первой встречи.
Шрифт:
– Ну, чо застыл-то? Так и будем на площадке стоять? К нему в гости, понимаешь, пришли… По-настоящему, понимаешь, в гости…
– Да?.. В гости «по-настоящему»? Ну-у, Илюха, это здорово! Ну, что, - может, пообедаем тогда? По-настоящему, а?!
И тут, господа мои, всё чуть и не сорвалось у меня. У нас, то есть, с Митькой…
Обедать!
Дело в том, что я уже с полгода где-то… Короче, я начал интенсивно расти, - дело абсолютно обычное для тогдашнего моего возраста, Вы и сами по себе это знаете. И… ну… в общем, батя говорил, что для человечества будет проще, если он ко мне применит табельное, - один раз!
– чем непрерывно меня человечеству кормить, кормить, кормить… Ха. Не смешно, между прочим. Ведь спорт ещё у меня был! Тогда только
– Обедать, Илюха, щас с тобой будем, раз ты в гости ко мне пришёл, - по-настоящему…
Я так вот прямо, с открытым ртом, с ботинком в одной руке, с… ГЛАЗАМИ, в общем, и застыл у Митьки в прихожей! Предался я «раздумьям тяжким»… но не надолго! Ведь если когда я решил! Если у меня НАМЕРЕНИЕ! А если обед, да ещё приготовленный Митькиной бабой Олей, - ну? Какие тут к бесам «намерения»? Особенно, ТАКИЕ, как у меня тогда, - ну? И я… Впрочем, вот:
– А что у тебя есть есть?.. В смысле… погодь, Мить, я ж… Так. У-у, с-с-с, узлы эти, гадс-с-ские… Обедать, да? Н-н… Нет. То есть, потом, может, а? Потом давай, может, Митя, ладно? А сейчас я… кх-кхм… не голоден. Ни-ка-пель-ки!
– вот это «ни капельки», господа мои, произнесённое мною по слогам, с твёрдостью философа стоической школы, я отчётливо помню!
– Так что… Я просто, в гости.
Вот так вот, Господа! Вы представьте себе только силу любви и желания! Моего. Моей. А? Вот это любовь, вот это сила воли! С младых ногтей, можно сказать! Ил-2 Железный. Вы… хихикаете там у себя, читая это, что ли?.. А-а, улыбаетесь, - ну, это не возбраняется…
– Ну-ну, - с сомнением покачал головой Митька, ведь он уже ЗНАЛ меня, ну, всего почти, до трусов-плавок, и знал он, как это я НЕ ГОЛОДЕН обычно… - Проходи уже, потом обед, так потом…
И я прошёл в его комнату… У кого-то в «теме» есть рассказ «Митина комната», я, когда заглавие прочёл, - у меня руки затряслись, честно, а оказалось совсем не то, близко даже не «то»…
Понимаете ли, - всё это очень светлые у меня воспоминания, и радостные, и я, пока вот это всё писал… у меня, с моих чётко очерченных губ, не сходила радостная улыбка, - а что? Разве ТАКОЕ вспоминать стыдно, зазорно или… или ещё что? Любовь стыдна??? Вот и я говорю, - радостно мне это вспоминать, - ну, чуть грустно, конечно же, но это и понятно…
Итак, я прошёл в Митькину комнату, - отдельная!
– классно, - я всегда считал, и тогда уже, что отдельная комната для пацана… это статусная вещь, как я бы сейчас уже сказал. У нас с Женькой, разумеется, одна на двоих была, - со всеми вытекающими.
Ну, вот, прохожу следом за Митей, - и… господа, я ему по плечо, наверное, был, - и не надо было мне особо опускать глаза… короче, иду за ним, - он в трениках, а я смотрю, как у него под трениками половинки его… да нет, не попка это уже у него была, - нормальный зад, нормального парня. Нормальный? Я очень отчётливо помню, что это был самый первый раз, когда я обратил внимание на попку, - и именно в Митьке дело, ведь это сам я пришёл к нему с НАМЕРЕНИЕМ, - вот и… а ничо так… под трениками… интересно, у меня так же сзади, - ну, двигаются булочки?.. Да-а, интересно…
– Что?
– Музыка. Илюш, ты чо, оглох с мороза?
– Какой мороз ещё, Митька? А вот «музыки» мне своей не вздумай даже! Это же у тебя… Это ты сам оглох, понимаешь, раз такую «музыку» слушаешь!
Да, господа мои, увы, увы и увы, но Митя Берг был попсовик. С импортным уклоном. «АББА», «Отаван», - что там ещё… «Арабески», и, - вершина моего презрения, - «Бонни», да простит меня Будда, «М»! Но Митька не настаивал, не пытался «обратить» меня. Уже, наверное, день на третий был у нас разговор по поводу музыки, - и он не настаивал, не пытался перекрестить в свою
веру меня, считавшего тогда, в «почти четырнадцать», что Святая Троица укомплектована из Блэкмора, Гилмора и Дэна МакКафферти! В окружении соответствующих «святых», разумеется. И к его… погодите ка, а что у него был за маг? «Илеть», что ли?.. Хм, не помню. Надо же, - разбить я этот маг грозил Митьке каждый раз, как к нему приходил… каждый день, практически, особенно, первое время… Или старая «Нота», ленточная? Не помню, господа мои! Плохо это, такие важные вещи забывать, очень плохо…– «Музыка»! Ну, ты понял, да? Лучше знаешь, чо? Лучше ты мне, Мить, покажи книжку эту? Вон, зелёную, - это я решил, что не фиг тянуть Митьку за что там у него в трениках есть, и сразу переходить к делу, НАМЕРЕНИЕ уже у меня в плавках начинало шевелиться, господа…
Дело вот в чём, - у Митиной мамы, - она учительница была, - представьте себе, рисования!
– была книжка. Вот она, лежит у меня сейчас слева от клавиатуры, на ней пепельница. Я сейчас специально её достал из книжного шкафа. Много чего не сохранил в жизни, - письма его из Германии, - первое время он писал, да я вот не отвечал, боялся почему-то в Германию писать, - и Митя перестал, конечно же… И фотографии почти все растворило время, - сильнейший из фотореактивов! А вот эта книжка… книжонка, КНИГА, - вот она, зелёная, слева от моей клавиатуры сейчас у меня лежит…
Лев Любимов, «Искусство Древнего мира», М., «Просвещение», 1978г., издание второе, дополненное… Так, 320 страниц отвратительной бумаги. Сразу всё. От пещер, до заката Античности, - с как бы «иллюстрациями». Да, эта книжка играла в моих планах по подрыву своей и Митькиной «девственности» роль детонатора. Вот, - Греция и Эллинизм тут начинаются со стр.158… ну, сначала архаика идёт, примитив… вот. На 178-ой странице Странфордский курос, - начало классики. Вы не видел? Ну, - это Бог. Куросы изображали совсем юного Аполлона, - а этот вообще, мой любимый, подросток, практически, и фигура… Ну, и другие тут есть, и Пракситель, и Мирон, и Поликлет, - нормально. И без фиговых листочков, как в учебнике истории Древнего Мира за пятый класс они были, помнится…
И вот мы с Митей сидим на его тахте, - клетчатое зелёное одеяло, верблюжье, - смотрим эту книжку… я смотрю, - Митька-то с тоской на свой маг больше поглядывает… и… Тут и началось. Сначала я, открыв нужную страницу, придвинулся к Митьке. Тесно, бедром. Синеглазый замер. Я типа книжку смотрю внимательно, - замер он себе, и замер, мне-то что? Потом:
– Митя, смотри, отколото у него тут…
И я кладу Мите книжку на колени. На бёдра, то есть. Чтобы он разглядел получше. И так кладу ещё, - не выпуская из своих рук, и получается, что мои руки у него на бёдрах, ладонями вверх, а сверху уже, раскрытая на нужной, 178-ой странице, зелёная книжка, напечатанная на отвратительной бумаге, - бюджетная версия, сказал бы я сейчас…
– Грм… Что отколото?
– Вот.
– А-а… Ну, понятно, древний ведь, вот и… потерялось…
– Что потерялось?! «Потерялось»! Это же у него… член «потерялся».
– Кхм…
Красный. Митя красный. Я, - нет.
– Интересно, как это мог он отколоться? А может, спецом кто-нибудь? Баранов хватает кругом.
– Грм… кхм…
А у меня под руками тонкая ткань Митькиных треников, и Митькины… напряжённые уже бёдра, - мне они показались в тот момент мраморными, господа, и не важно, что я чувствовал это мрамор его бёдер тыльной стороной ладоней, - это был живой мрамор, в отличие от того, из которого был сделан Странгфордский курос…
И всё. Я даже не сказал, не спросил, - типа, а покаж, Мить, какой у тебя, я, типа, посмотреть хочу, - ничего такого!
– я скинул одной рукой книжку на тахту, на зелённое верблюжье одеяло, перевернул другую, левую, и погладил Митьку. Вверх. То есть… к члену провёл рукой, в общем. То, что у него членом можно было в тот момент колоть мрамор, и объяснять не надо, - это ясно, господа мои, не так ли?
– Па… па…
– Ха! Я не папа, я Илья… ого…
– Илюш, ты что… - шёпотом, и Вы знаете сами, господа мои, какой у Митьки был шёпот в этот момент, ну да, и хриплый, и… ну, знаете, в общем!