13-й демон Асмодея. Том 3

Митька Савин жил в конце длинной улицы, на которой и стоял медпункт. Эта улица пересекала всю Петровку от края до края, и являлась единственной улицей. От неё в разные стороны отходили восемь переулков, и, собственно на этом Петровка заканчивалась.

Итак, Митька жил в самом конце. Его дом практически примыкал к границе Мёртвой пустоши. Очень сомнительное соседство, надо сказать, но тут уж ничего не поделать. Девочка, вызывающая беспокойство у Дианы, проживала во втором доме в первом переулке, если ехать обратно к медпункту от Митьки. А дом Гальки Акимовой располагался в третьем переулке под номером четыре.

— Зачем вам Галькин дом? — спросила Диана.

— У меня есть от него ключ. Если не успею до грозы вернуться, то там переночую. Это не слишком кошмарно? — спросил я, показывая ей ключ.

— Нет, — она покачала головой. — Галя хоть и гуляла, как будто последний день проживала, но в доме у неё всегда порядок был. В дом никто не лез. Мужичков местных Акимова в кулаке держала. Но на огонёк может кто-нибудь прибежать. Подумают, что Галька вернулась.

— А вот это просто отлично, — пробормотал я себе под нос. Мне нужно несколько сделок заключить. Просто кровь из носа. Даже если я от этого почти сдохну. Потому что я не хочу чувствовать себя человеком!

— Что вы говорите, Денис Викторович? — Диана наклонилась ко мне, пытаясь расслышать моё бормотание.

— Я говорю, что смогу отбиться от Галькиных собутыльников, не беспокойтесь, — и я, широко улыбнувшись, положил сумку на заднее сиденье и прыгнул за руль.

Небо стремительно темнело, и хотелось успеть осмотреть пациентов до дождя. А потом расположиться в Галькином доме и ждать потенциальных клиентов. Даже с аурой можно будет своей демонической поиграть. Всплеска никто посторонний из-за близости Мёртвой пустоши всё равно не заметит, а так приманю к себе неудачников, как мотыльков на свет. Всегда срабатывало, и в этот раз я уверен, что точно сработает.

До Митькиного дома я доехал, когда на улице совсем потемнело. Но молнии ещё не сверкали, а гром не гремел, и это вселяло определённый весьма осторожный оптимизм, что я всё успею сделать.

Калитка висела на одной петле, и уже на подходе меня чуть с ног не сшиб стойкий отвратительный запах сивухи, подгнивших продуктов, немытого тела, и чёрт знает, чего ещё. Дверь была чем-то выпачкана. Стучаться руками мне не хотелось, и я стукнул ногой. Но даже небольшого толчка хватило, чтобы дверь начала со страшным скрипом открываться.

Комната была захламлена, и настолько грязная, что я только прижал покрепче к себе сумку. Не буду её никуда ставить. А ещё я ощутил, как во мне поднимает голову неведомая ранее брезгливость.

— Есть кто дома? — громко спросил я, и тут же выругался, обо что-то споткнувшись.

— Сюда иди, — просипел мужской голос. Говорил мужик невнятно, но голос был, как ни странно, трезвый.

Я прошёл по тёмному коридору и вошёл в комнату. Она была освещена тусклой лампочкой. На кровати сидел мужик неопределённого возраста. Сама кровать была… Я поморщился. Судя по всему, простынь не стирали никогда. Она была не просто грязная, а чёрная. Такого я никогда не видел. Как же можно было себя опустить до подобного состояния, в голове до конца не укладывалось. Возле кровати стояли две табуретки. На одной стоял стакан с мутной жидкостью, и открытая банка какой-то тошнотворной консервы. На второй табуретке стоял телефон.

— Ух ты, откуда такая роскошь? — не смог скрыть я удивления.

— Доча купила и оплачивает, — просипел мужик. — А ты кто такой?

— Врач я. Давай, показывай свой больной рот и думать будем, что дальше делать. — Сказал я, решительно подходя к нему, не выпуская из рук сумку.

Кое-как вытащил фонарик и нагнулся, чтобы посмотреть в открытый рот. Опухоль была на языке. Изъязвлений вроде не было видно, и то хорошо. Но сама её форма и расположение меня насторожило. Вздохнув, я вытащил из кармана перчатки, которые заботливо мне всучила Диана, с трудом надел их, пристраивая в этот момент сумку на колено, и прощупал лимфоузлы. С одной стороны они были увеличены и словно спаяны между собой, создавая, судя по ощущениям, плотный конгломерат. Мужик даже не дёрнулся, значит, боли особой он не почувствовал. А вот это очень и очень плохо.

— Похудел? — коротко спросил я, снимая перчатки и делая шаг назад, внимательно оглядывая его с ног до головы.

— А чего б не похудеть. Болит рот, зараза, — просипел Митька, когда я разогнулся и выключил фонарик. — Уже даже пить не могу, не то что жрать. А Нинка, падла, ушла к Светке. Говорит, что скучно со мной стало.

— И падла-Нинка, это… — я посмотрел на телефон, а потом перевёл взгляд на мужика.

— Жена моя. — Ответил он и сплюнул прямо на пол.

— Замечательно, — я прищурился. Может с ним сделку заключить? Ну а что, он продолжит своё любимое дело, уже без опухоли и с весёлым настроением, а у меня первый клиент появится в Петровке. — Слушай, Митька, — я понизил голос, расслышав в нём вкрадчивые нотки, — а ты веришь в…

Меня прервал телефонный звонок. Чуть слышно выругавшись, я отошёл на шаг назад, сворачивая начавшую проявляться демоническую ауру, а Митька взял трубку.

— Да, Уля, болит, зараза. Мать-то? А хрен её знает. — Просипел он в трубку. — Доктор тут у меня, ага, сейчас дам ему трубку, — и он протянул трубку мне. — Дочь моя, Ульяна. Поговорить хочет.

— Давыдов, — процедил я, беря трубку двумя пальцами и стараясь не прикасаться ею к себе.

— Простите, а как ваше имя-отчество? — раздался мелодичный женский голос.

— Денис Викторович, — представился я.

— Денис, Викторович, что с папой? — в голосе прозвучало искреннее беспокойство. Я оглядел комнату, мужика, царящую вокруг грязь. Надо же, и такое бывает.

— У него опухоль языка. Скорее всего, злокачественная. — Неохотно ответил я, чувствуя, как моя сделка накрывается медным тазом.

— Что? — растерянно переспросила Ульяна.

— Рак у вашего отца, — рявкнул я в трубку. Воцарилось молчание, а затем Ульяна решительно сказала.

— Я завтра приеду. Мы с мужем в Твери живём, и у нас машина есть. И заберу папу. — Она снова замолчала, а потом осторожно попросила. — Денис Викторович, вы можете его подготовить? Напугать как-то. Чтобы он не сопротивлялся.

— Да он не будет сопротивляться, — ответил я устало. — Он уже даже пить не может, какое тут может быть сопротивление.

— Спасибо вам, — непонятно за что поблагодарила меня Ульяна и отключилась. Я же протянул трубку Митьке.

— Завтра дочь за тобой приедет и увезёт в Тверь. Там тебя обследуют, скорее всего, прооперируют. А может, и не будут, я не знаю, насколько далеко зашёл процесс. — Ответил я на его вопросительный взгляд. — Ты не сопротивляйся, хоть в человеческих условиях поживи напоследок.

— Рак, значит, — задумчиво проговорил он и тряхнул головой. — Ладно, поеду, чего уж там. Хорошо бы Нинка не заявилась. Не ладят они с Улей. Совсем не ладят, — и он замолчал, глядя куда-то в сторону.

Я же направился к выходу, даже не попрощавшись. Выйдя из этой халупы, вдохнул свежий воздух, в котором уже отчётливо пахло озоном. Встрепенувшись, призвал дар и, как мог, вытравил запах этого дома, въевшегося, похоже, даже в кожу. По-хорошему надо душ принять и переодеться, но хотя бы так.