13-й Император. «Мятеж не может кончиться удачей»

– С собой возьми, потом выкуришь, - настоял я.

– Не положено, Ваш Велчство!
– все так же, ни на мгновение не задумываясь, отвечал караульный.

– Предписание?
– не преминул уточнить я.

– Оно самое, - со вздохом ответил Мишаня.

– Благодарю за службу!
– я хлопнул своего охранника по плечу, и как некогда Екатерина Великая Суворову положил портсигар на паркет у ног часового, после чего продолжил путь.

Несмотря на уже довольно позднее утро, по дороге в спальню Лизы мне не попалось ни одной праздно шатающейся души. Как будто во всем дворце остались только караульные, истопники и я.

На подходе к нашим спальням мной внезапно овладела робость, сердце отчаянно забилось в груди. Как я смогу помочь её пережить это горе? Что я скажу ей? Почему не уберег?

Я остановился в комнате, где этой ночью разыгралась решающая битва против заговорщиков. Луж крови нигде не было видно, сломанную мебель уже вынесли, но отвратительный запах крови и горелого пороха никуда не делся. Я посмотрел на дверь - на уровне мой головы светилась проделанная мной дырка пулевого отверстия. 'Хорошо что промахнулся, - подумалось мне.
– Повезло. А мог ведь лейтенантика-то и угробить'.

Глубоко вздохнув, я вошел в свою спальню...

– Императрица спит, - громко зашептал поднявшийся мне навстречу Шестов

– Как она?
– шепотом спросил я.

– Горячки нет, дыхание спокойное, ровное. Это хорошо, здоровый сон быстро лечит, - отрапортовал он.

Неожиданно этот ужасно строгий и ученый врач, перед которым я даже немного робел, смягчился. Судя по всему, выглядел я, несмотря на все мои ухищрения неважно.

– Ваше Величество, не волнуйтесь. Физическому здоровью императрицы больше ничего не угрожает, - проникновенным шепотом принялся успокаивать меня Шестов, взяв за локоть.

– Что значит физическому?
– мигом вычленил я главное.

– Ваше Величество, как показывает моя врачебная практика, а она весьма богата, смею вас уверить, - снова одел неприступную маску Николай Александрович.
– Я не исключаю повторный срыв...

– Какой ещё срыв? Почему мне не доложили?
– начал повышать голос я.

– Тише прошу вас, - едва заметно поморщился доктор. Я тут же умолк и знаками показал ему, что буду тише воды ниже травы.
– Ваше Величество, без всякого колебания могу заявить, что утрата едва рожденного ребенка это весьма и весьма тяжелая травма для женской психики. Положение, несомненно, усугубляется тем, что это был первенец...
– видя, как заиграли желваки у меня на лице, врач тут же свернул в сторону, - и, конечно, несколько чуждая обстановка, отсутствие привычного окружения и вообще, - он сделал неопределенный жест рукой.
– Как врач я прошу вас быть с императрицей как можно мягче и обходительней, - он замолк, дожидаясь моей реакции.

– Я понял вас, Николай Александрович. Но почему здесь нет других врачей? Вам не нужна помощь? Вы так в себе уверены?
– громким шепотом поинтересовался у него я.

– Не горячитесь, Ваше Величество, не горячитесь. Ситуация совершенно ясная, а другим врачам потребуется делать осмотр, для этого придется будить больную, что, знаете ли, чревато. Так что я взял на себя смелость распорядиться никого не пускать, тем более все, что можно я уже рассказал на консилиуме...

– Быть может, вы хотите пройти в зал, где пробуждения императрицы ожидает ваша глубокочтимая матушка?
– после небольшой заминки в разговоре, решил сплавить меня от греха подальше доктор.

– Конечно. Проводите меня к ней, - распорядился я.

Прогулка была недолгой, как оказалась родственники и просто сочувствующие расположились в одной из соседних комнат.

– Коленька, - бросилась ко мне через весь зал мать, едва я вошел внутрь.
– Да как они могли! Как они только посмели?
– она остановилась в двух шагах от меня взволнованно дыша, разговор с придворными явно разгорячил её.
– Твой Лизочке очень плохо. Она совсем ослабела бедняжка, - сочувственно глядя мне в глаза, взяла меня за руку мать.
– Когда она проснулась, у неё случилась истерика. Насилу отпоили. Вот теперь спит, - вывалила на меня ворох информации императрица.

Я молчал, переваривая сказанное, незаметно разглядывая придворных. У всех было, самое что ни на есть, воинственное выражение лица. Вкинь в комнату мятежника - тотчас же в клочья порвут. Вот бы посмотреть на их лица вчера ночью, со злорадством подумал я и тут же себя одернул. Нечего! Я вчера сам был не лучше.

– Хорошо, что Лиза спит. Она действительно натерпелась, - я снова помолчал.
– А с заговорщиками я разберусь. Что заслужили - то и получат!

Обступившие нас с матерью, дворцовые шаркуны тут же закивали. Со всех сторон до меня доносились возгласы 'какое им отделение?!', 'не будем цацкаться!', 'они у нас получат!'. Возгласы были порой излишне громкими - многим явно хотелось быть услышанными.

– Все будет хорошо, - склонившись к уху матери и крепко обняв, эту разом так постаревшую за ночь женщину, прошептал я.
– Не сомневайся. Просто верь мне, - отстранился и посмотрел ей в глаза.
– Просто верь.

– Ты так изменился после смерти отца, Николай, - заглядывая мне в лицо, сказала мать.
– Возмужал, стал тверже, резче. Совсем уже взрослый. Только глаза стали чужими, как будто это и не ты вовсе.

Я внутренне напрягся. Ответить на это мне было совершенно нечего, да моего ответа никто и не ждал. Постояв с матерью ещё пару минут, в окружении почтительно смолкших придворных, я отправился на поиски Игнатьева, попросив послать за мной, как только Лиза проснется.

– Ваше Величество, - перехватил меня в коридоре Рихтер.
– Перед Дворцом собралась огромная толпа горожан, - напористо излагал он.
– Среди них бродят порой самые безумные слухи. Ваше появление и всего несколько слов здорово охладили бы пыл толпы.

– Сейчас выйду к ним, Оттон Борисович, - быстро отреагировал я.
– Готовьтесь.

Рихтер тотчас откланялся и умчался в сторону ворот, а я, не торопясь, направился к лестнице, ведущей к выходу на Дворцовую площадь. Проходя мимо окон выходящих на неё, я глянул на улицу - людское море затопило все пространство, докуда только хватало глаз. Вот ведь! А с другой стороны дворца, куда выходили окна моего кабинета, все казалось так спокойно...

Когда я достиг указанного выхода, то обнаружил там небольшое вавилонское столпотворение. В центре его был начальник моей охраны осипшим голосам втолковывая обступившим его офицерам, то как должны встать войска. Наконец, Рихтер отпустил офицеров и они, козырнув, умчались на площадь.

– Ваше Величество, нужно немного подождать пока мы проведем перегруппировку войск, - завидев меня, принялся объяснять Оттон.
– Между вами и толпой встанет Смоленский полк. Удержит толпу в случае чего. Покушение маловероятно, но всякое может случиться. Не стоит сбрасывать со счетов и саму толпу. Опасность несет не только её гнев, но и любовь.

– Хорошо, - покладисто согласился я. Желание рисковать своей шкурой за сегодня мне отшибло напрочь.

Наконец все необходимые приготовления были завершены, и я получил добро от начальника своей охраны. В сопровождении десятка телохранителей я вышел из дворца, прошел к ровным рядам выстроившихся солдат Смоленского полка, поднялся на приготовленный для меня постамент и оглядел площадь. Людское море, разлившееся передо мной за барьером солдатских спин, замерло в ожидании.

– Подданные Российской Империи, к вам обращаюсь я!
– Насколько позволил голос, громко начал свое выступление я.
– Сегодня ночью мятежные поляки хитростью проникли во дворец и сделали попытку убить меня. Им это не удалось!
– сделав отрицающий жест, констатировал я очевидное.
– Но им удалось нанести тяжелую рану прямо мне в сердце! Мой сын, мой едва родившийся первенец умер сегодня ночью, - я замолчал, переводя дыхание. Людское море гневно зашумело.
– Оставьте мысли о каре мятежников. Их покараю я и закон!
– Постарался снизить градус настроений я.
– Прошу всех разойтись по домам, - закончил я и спрыгнул с постамента.