1356 (др.перевод)

– Ты должен иметь веру, - сказал священник.

– Я прожил больше восьмидесяти лет, - сказал граф, и у меня больше веры, чем времени.

– Для этого у тебя достаточно времени, - мрачно сказал священник. Двое мужчин в кольчугах стояли рядом с лестницей и молчали.

Сокол заклекотал, но священник щелкнул пальцами, и птица под клобуком снова застыла и притихла.

– Ты уже причастился?
– спросил священник.

– Отец Жак как раз этим занимался, - ответил умирающий.

– Я это сделаю, - сказал священник.

– Кто ты?

– Я приехал из Авиньона.

– От Папы?

– От кого же еще?
– удивился священник. Он прошелся по комнате, осматривая ее, а старик рассматривал его. Он видел высокого человека с грубыми чертами лица в сутане тонкой работы.

Когда посетитель поднял руку, чтобы дотронуться до распятия, висящего на стене, его рукав задрался и обнажил красный шелк.

Старик знал таких священников, твердых и честолюбивых, богатых и умных, тех, кто не проповедовал бедным, а взбирался по лестнице церковной иерархии в компании богатых и привилегированных.

Священник повернулся и посмотрел на старика твердым взглядом своих зеленых глаз.

– Скажи мне, где Злоба?

Старик колебался на секунду дольше, чем следовало.

– Злоба?

– Скажи мне, где она, - потребовал священник и, когда старик не ответил, добавил, - я пришел от Святого Отца. Я приказываю тебе ответить.

– Я не знаю ответа, - прошептал старик, - как же я могу тебе сказать?

В очаге раздался треск бревна, посыпались искры.

– Черные монахи, - сказал священник, - распространяли ересь.

– Бог простит, - произнес старик.

– Ты слышал их?

Граф покачал головой.

– Я мало что слышал в последнее время, отец.

Священник потянулся к мешочку, висевшему у него на поясе и вынул оттуда клочок пергамента.

– Семь темных рыцарей владели им, - прочитал он вслух, - и они были прокляты. Тот, кто должен править нами, найдет его, и он будет благословен.

– Это ересь?
– спросил граф.

– Это стихи, которые черные монахи рассказывали по всей Франции. По всей Европе! Только один человек должен править нами, и это Святой Отец.

Если Злоба существует, то твой долг христианина - сказать мне всё, что ты знаешь. Ее нужно отдать церкви! Тот, кто считает по-другому - еретик.

– Я не еретик, - сказал старик.

– Твой отец был темным рыцарем.

Граф пожал плечами.

– Я не отвечаю за грехи своего отца.

– И темные рыцари владели Злобой.

– О темных рыцарях многое рассказывают, - сказал граф.

– Они охраняли сокровища еретиков-катаров, и когда, милостию Божьей, эти еретики были выжжены с лица земли, темные рыцари забрали сокровища и спрятали их.

– Я слышал об этом, - голос графа был ненамного громче шепота.

Священник протянул руку и погладил сокола по спине.

– Злоба, - сказал он, - была потеряна много лет назад, но черные монахи говорят, что ее можно найти.

И ее нужно найти! Это сокровище, принадлежащее церкви, приносящее могущество! Оружие, которое принесет царствие Христа на всю землю, а ты скрываешь его!

– Я не скрываю!
– запротестовал старик.

Священник сел на кровать и наклонился к графу.

– Где Злоба?
– спросил он.

– Я не знаю.

– Ты так близко к Божьему суду, старик, - сказал священник, - так что не лги мне.

– Во имя Господа, - произнес граф, - я не знаю.

И это была правда. Он знал, где была спрятана Злоба, и боялся, что англичане ее найдут, он послал своего друга, брата Фердинанда, забрать реликвию, граф предполагал, что монах уже это сделал, а если ему это удалось, то граф не знал, где находится Злоба.

Так что он не лгал, просто не сказал священнику всю правду, потому что некоторые секреты должны быть унесены в могилу.

Священник долго смотрел на графа, потом протянул левую руку и дотронулся до путцев сокола. Птица, все еще ослепленная клобуком, осторожно ступила на запястье священника.

Он поднес ее к кровати и посадил на грудь умирающему, потом осторожно развязал путцы и убрал кожаный клобук с ее головы.

– Этот каладрий, - сказал он, - особенный. Он не предсказывает, будешь ли ты жить или умрешь, но умрешь ли ты достойно и отправишься ли на небеса.

– Молюсь за это, - сказал старик.

– Посмотри на птицу, - потребовал священник.

Граф Мутуме взглянул на сокола. Он слышал о таких птицах, каладриях, которые пророчили человеку жизнь или смерть.

Если птица заглядывала больному в глаза, то он поправлялся, а если нет, то умирал.

– Птица, которая знает о вечности?
– спросил граф.

– Посмотри на него, - сказал священник, - и скажи мне, ты знаешь, где спрятана Злоба?

– Нет, - прошептал старик.

Сокол, казалось, разглядывает стену. Он топтался по груди старика, схватившись когтями за изношенное одеяло. Все молчали.

Птица замерла, но потом внезапно резко наклонила голову, и граф закричал.

– Тихо!
– прорычал священник.

Сокол воткнул свой крючковатый клюв в левый глаз умирающего, превратив его в кашу и оставив след окровавленной студенистой массы на небритой щеке.

Граф завывал. Сокол защелкал клювом, и священник отодвинул птицу от кровати.

– Он сказал мне, что ты лжешь, а теперь, если хочешь сохранить правый глаз, ты скажешь правду. Где Злоба?

– Я не знаю, - прорыдал старик.

Священник некоторое время помолчал. В камине потрескивал огонь, и ветер наполнил дымом комнату.

– Ты лжешь, - сказал он.
– Птица сказала мне, что ты лжешь. Ты плюнул в лицо Господу и его ангелам.

– Нет, - запротестовал старик.

– Где Злоба?

– Я не знаю!

– Твоя фамилия Планшар, а Планшары всегда были еретиками, - сказал священник осуждающе.

– Нет, - снова запротестовал граф, и потом, более тихим голосом, добавил.
– Кто ты?

– Можешь называть меня отец Каладрий, - сказал священник, - и я тот, кто решает, отправишься ли ты в ад или в рай.