1356

Это странно, или, возможно, не учитывает, сколько у девиц клиентов, а это факт. Так сколько ты мне заплатишь?

– Пощажу твою жизнь.

– Бог мой, мышь предлагает жизнь кошке!

– Брось вилы, - предложил Томас, - помоги мне выбраться из города, и я заплачу тебе достаточно, чтобы ходить к шлюхам весь год.

– Твою женщину схватили, - сказал Кин.

Томас похолодел. Он уставился на молодого ирландца.

– Это правда?

– Остановили у северных ворот, взяли с тремя мужчинами и ребенком. Она у сира Роланда, он схватил ее.

– Боже мой, - произнес Томас.
– Ты знаешь, где она?

– По слухам, рыцарь-девственник ведет ее на запад, в Тулузу, но это то, что говорят в таверне "Аист", а половина того, что там можно услышать - выдумки.

В прошлом году говорили, что конец света наступит в день Святого Арнульфа, но мы всё еще дышим. Ты думаешь, он и правда девственник?

– Откуда мне знать?

– Просто мне кажется это странным. Девственник! И такой красавчик.

Томас прислонился к монастырской стене и закрыл глаза. Женевьеву забрали. Церковь по-прежнему преследует ее, потому что когда Томас впервые ее встретил, она находилась в камере приговоренных, ожидая сожжения по обвинению в том, что она бегинка [19], еретичка. Он выругался.

– Нет смысла выражаться, - сказал Кин.

Томас по-прежнему не открывал глаза.

– Я заберу у тебя эти вилы, - произнес он с горечью, - и воткну их тебе в живот.

– Не лучшая твоя идея, - сказал Кин, - потому что я не принесу тебе пользы с вилами в кишках.

Томас открыл глаза. Вилы опустились и теперь были направлены к его ногам.

– Хочешь мне помочь?

– Мой отец лорд, видишь ли. А я - третий сын, а это как у собаки пятая нога, так что он захотел, чтобы я стал священником, да поможет мне Господь, потому что всегда полезно иметь в семье священника.

Делает отпущение грехов более удобным, но мне не по вкусу. Мои старшие братья будут сражаться, а я обречен молиться, но я не собираюсь проводить лучшие годы на коленях.

Так что мне просто нужно, чтобы кто-нибудь дал мне лошадь, кольчугу и меч, и я стану гораздо счастливее.

– О Боже, ты с братом Майклом...?

– Тем монахом? Я подумал, что он с тобой, но никто мне не поверил. Он не выглядел сильно испуганным, когда ты приставил тот нож к его глотке.

– Как тебя зовут?
– спросил Томас.

– Эамонн Ог О Кин, - ответил Кин, - но не обращай внимания на Ог.

– Почему?

– Просто не обращай внимания. Это означает, что я моложе своего отца, но ведь все мы моложе отцов, так ведь? В раю будет странный день, когда мы станем старше отцов.

– Ладно, Эамонн Ог О Кин, - произнес Томас, - теперь ты один из моих латников.

– И благодарю Господа за это, - заявил Кин, опуская вилы на мостовую.
– больше никакого мелкого дерьма вроде Рожера де Бофора. Как он может верить в то, что дитя обречено на ад? Но он верит! Этот кретин и слизняк в конце концов станет Папой, попомни мои слова.

Томас знаком велел ирландцу замолчать. Где Женевьева? Где бы она ни была, единственное, в чем Томас был уверен, это что ему необходимо выбраться из этого города.

– Твоим первым заданием, - сказал он ирландцу, - будет провести нас через ворота.

– Это будет сложно. Они предложили очень большую награду за твою поимку.

– Они?

– Городской совет.

– Так выведи меня из города, - сказал Томас.

– Дерьмо, - произнес Кин, немного помолчав.

– Дерьмо?

– Телеги с дерьмом, повозки с нечистотами, - сказал ирландец.
– Они собирают дерьмо и вывозят на телеге из города, по крайней мере из домов богатых горожан. Беднякам приходится тонуть в дерьме, но и богачей достаточно, чтобы телеги продолжали ездить.

Обычно пара повозок ждет открытия ворот, чтобы покинуть город, и, - он помедлил и бросил убедительный взгляд на Томаса, - поверь мне, стражники не особо старательно осматривают эти телеги.

Они делают шаг назад, затыкают нос и машут им, чтобы скорей проезжали, со всей скоростью, что Бог дает.

– Но сначала, - промолвил Томас, - сходи к таверне у церкви Сен-Пьера и...

– Ты имеешь в виду "Слепые титьки"?

– Таверна у церкви Сен-Пьера...

– "Слепые титьки", - сказа Кин, - так ее называют в городе из-за того, что на вывеске Святая Лючия без глаз, но с крепкой парой...

– Просто сходи туда, - велел Томас, - и найди брата Майкла.
– Неохотно отправившийся в эту поездку монах остановился в таверне, и Томас надеялся, что у него есть достоверные сведения о судьбе Женевьевы.

– Я там всех перебужу, - в голосе Кина звучало сомнение.

– Так разбуди, - Томас не осмелился пойти сам, потому что не был уверен, что за таверной не следят. Он достал из кошеля монету.
– Купи вина, оно развяжет им языки. Поищи этого монаха, брата Майкла. Посмотрим, знает ли он, что случилось с Женевьевой.

– Она твоя жена, да?
– спросил Кин, а потом нахмурился.
– Ты веришь в то, что Святая Лючия выковыряла собственные глаза? Иисусе! И все потому, что мужчина похвалил их? Благодарение Господу, ему не понравились ее титьки! Но она все равно стала бы хорошей женой.

Томас взглянул на юного ирландца.

– Хорошей женой?

– Мой отец всегда говорит, что лучший брак - это союз слепой и глухого. Так где я смогу тебя найти после того, как развяжу языки?

Томас указал на переулок рядом с монастырем.

– Я буду ждать там.

– И тогда мы станем сборщиками дерьма. Иисусе, мне нравится быть латником. Ты хочешь, чтобы этот брат Майкл к нам присоединился?

– Господи, нет. Скажи ему, что его долг - изучать медицину.

– Бедняга. Он собирается пробовать на вкус мочу?

– Отправляйся, - сказал Томас, и Кин ушел.

Томас скрылся в переулке, в черной, как монашеская сутана, тени. Он слышал, как в мусоре скребутся крысы, как какой-то человек храпит за закрытым ставнями окном, как плачет ребенок.

Двое стражников с фонарями прошли мимо монастыря, но не взглянули в сторону переулка, где Томас молился о Женевьеве с закрытыми глазами.

Если Роланд де Веррек отдал ее церкви, то ее могли снова приговорить. Но наверняка, думал он, рыцарь-девственник будет удерживать ее ради выкупа, а этим выкупом являлась Бертийя, графиня Лабруйяд, а это означало, что де Веррек будет беречь ее, пока не свершится обмен.

Меч Святого Петра мог подождать, сначала Томас разберется с рыцарем-девственником.