1812. Фатальный марш на Москву

Александру хотелось привнести элемент профессионализма в дело управления Российской империей за счет введения институциональных структур. Реорганизуя государственную службу, он поставил доступ к высоким постам в зависимость от наличия у соискателя поста университетского диплома или успешной сдачи письменного экзамена (каковые новшества не вызвали прилива любви к царю со стороны дворянства). Александр I учредил министерства и государственный совет, задача которых состояла в оказании ему помощи в управлении страной. Царю хотелось бы ввести нечто в общих чертах подобное системе, созданной Бонапартом во Франции, – авторитарное правительство, эффективно мобилизующее всю нацию по рациональным и либеральным схемам. Однако такая перестройка потребовала бы освобождения крепостных и ломки всего общественного устройства России, а царю недоставало твердости отважиться на столь радикальные перемены.

Итак, поглощенный внутренними реформами, Александр не особенно обращал внимание на внешнюю политику. Устроенное Бонапартом похищение герцога Энгиенского, судилище над этим принцем и его узаконенное убийство вызвало возмущение со стороны царя, каковой присовокупил свой гневный глас к осуждающим голосам других правителей Европы. Случившееся затронуло все фибры рыцарственной натуры Александра, к тому же он счел себя лично задетым до глубин души: великий герцог Баденский, на чьей территории захватили Энгиена, приходился царю тестем. Желая показать себя защитником справедливости, Александр выразил свое негодование в весьма высокопарной форме. Однако ему пришлось пожалеть об этом. Французская сторона не преминула напомнить миру, что убийцы Павла не только не понесли наказания, а на деле занимали высокие посты при дворе его сына, посему, принимая во внимание роль, сыгранную им в заговоре против отца, право Александра указывать пальцем на кого-то другого ставилось Бонапартом под сомнение. Александр был жестоко уязвлен и затаил за это ненависть к французу. Когда через несколько месяцев Наполеон сделался императором, раздражение Александра переросло в ярость негодования, и носитель присвоенного некогда Петром Великим титула решительно отказал выскочке-корсиканцу в праве равняться с ним императорским достоинством.

Александр считал, что Европа вступила в кризис – как моральный, так и политический, – и написал британскому премьер-министру Уильяму Питту с предложением реорганизовать континент в лигу либеральных государств, основанных на священных правах гуманизма. Питта подобные затеи не интересовали, но он счел за благо поддакивать Александру и, не мешая тому мечтать о великих деяниях, в 1805 г. добился от царя вступления в третью коалицию против Наполеона: Австрии и России предстояло атаковать Францию, а Британия бралась поучаствовать в богоугодном деле материально.

У России отсутствовали побудительные мотивы для войны с Францией, так как последняя ни в коей мере не угрожала интересам первой, к тому же Франция служила для России культурным маячком. Русское общество разделилось в данном вопросе. Пусть те, кто считал Наполеона силой зла, которую необходимо сокрушить, и составляли большинство, хватало и тех, кто мыслил иначе. Бывший канцлер граф Ростопчин громогласно выступал против войны, мотивируя свое несогласие тем, что Британия просто-напросто использовала Россию. Его будущий преемник, граф Николай Румянцев, рассматривал Францию как естественного союзника России. Наполеоном в России восхищались многие, в особенности среди молодежи – некоторые из дворян не уставали поднимать кубки за его здравие даже после начала военных действий {25} .

25

Ratchinski, 121; Dzhivelegov и др., I/200–1; Fonvizin, 94.

Но Александр смотрел на ситуацию через призму некоего более широкого морального аспекта. Он принял на себя роль рыцаря-защитника христианской монархической традиции перед лицом натиска нового варварства, представляемого Наполеоном. Тут, однако, присутствовала и некоторая доля соревновательности, ибо царь жаждал отличиться на поле брани. Александр унаследовал от отца любовь к парадам и к мелочам военной жизни – он всегда сам вникал в детали обмундирования и обучения солдат, к тому же верил, что место царя было впереди войск и во главе их. Посему он настаивал вести войну лично, хотя и передал общее командование своими армиями единственному имевшемуся у него на тот момент по-настоящему испытанному полководцу – пятидесятивосьмилетнему Михаилу Илларионовичу Кут узову.

Первый опыт Кутузов приобрел в действиях против польских повстанцев и впоследствии отличился в нескольких кампаниях против Турции. В 1774 г. в Крыму ему в голову попала пуля, перебившая мышцы за правым глазом, в результате чего тот деформировался и, в итоге, перестал видеть. Кутузов служил генерал-губернатором Санкт-Петербурга как раз во время убийства царя Павла, а потому, конечно же, что-то знал о заговоре. [5] . Данный момент являлся не последней причиной того, почему Александр побаивался и недолюбливал генерала, в результате чего снял того с должности и отправил в ссылку в собственное поместье [6] . Там Кутузов остался наедине со скукой и ревматическим болями, топя их в выпивке и сексуальных утехах настолько, насколько могла удовлетворить его ненасытный аппетит сельская жизнь. И вот посреди всего этого мирного бытия летом 1805 г. генерал внезапно получил приказ принять командование армией и соединить ее силы с австрийцами.

5

В действительности на момент убийства императора Павла I в ночь с 11 (23) на 12 (24) марта 1801 г. пост военного губернатора Санкт-Петербурга занимал генерал от кавалерии граф П. А. фон дер Пален, один из главных организаторов государственного переворота. Генерал от инфантерии М. И. Голенищев-Кутузов тогда тоже находился в столице и даже ужинал с царем в Михайловском замке вечером накануне покушения, однако в заговоре не участвовал. Он был назначен Санкт-Петербургским военным губернатором вместо Палена рескриптом Александра I от 18 (30) июня 1801 г. – Прим. ред.

6

формально отставка Кутузова в августе 1802 г. была вызвана недостатками в работе столичной полиции, за которую он, как губернатор, нес ответственность. – Прим. ред.

Все русские войска оказались неготовы к выступлению, а посему Кутузов двинулся на усиление армии австрийского генерала Макка [7] с одним только авангардом. Наполеон, однако, отреагировал со всей стремительностью и, пока Кутузов находился на марше, успел окружить Макка в Ульме и принудить его к капитуляции. Очутившемуся в значительном численном меньшинстве Кутузову пришлось отступать и идти на соединение с ведомыми Александром основными русскими силами и уцелевшими австрийскими формированиями под началом императора Франца.

7

номинально австрийской Главной армией, развернутой в южной Германии, командовал генерал от кавалерии эрцгерцог Фердинанд д’Эсте, но фактически ее действиями руководил генерал-квартирмейстер (начальник штаба) фельдмаршал-лейтенант барон К. Макк фон Ляйберих. – Прим. ред.

Наполеон никогда не видел сколь либо веских причин, способных столкнуть в войне Францию и Россию, и пребывал в убеждении, что Александром манипулировала Британия, которая и завлекала его в участники коалиции. Посему император французов отправил к царю генерала Савари с предложением встретиться, поговорить и решить все разногласия полюбовно. Однако Александр отозвался надменно, дав свой знаменитый ответ «главе французского правительства», поскольку ему претила сама мысль обращаться к Наполеону, называя того императором.

Кутузов хотел продолжить отступление, но Александр твердо вознамерился драться и вынудил генерала дать неприятелю битву, известную как сражение под Аустерлицем, состоявшееся 2 декабря.

Точно юный субалтерн, вообразивший себя командующим, Александр отверг замысел Кутузова и заставил того принять план, предложенный одним австрийским генералом [8] . В день сражения царь негодовал на Кутузова и пенял ему на промедление в развертывании войск, а потом с ужасом наблюдал за разгромом союзнической армии. Вынужденный бежать с поля боя, Александр впал в депрессию. «Под Аустерлицем он сам потерпел куда более крупное поражение, чем его войска», – утверждал французский дипломат Жозеф де Местр {26} . Теперь царь еще сильнее негодовал на Кутузова, которого отстранил от командования, дав взамен незначительный пост губернатора Киева.

8

имеется в виду генерал-майор барон Ф. фон Вейротер, генерал-квартирмейстер австрийских войск, входивших в состав объединенной армии союзников. – Прим. ред.

26

Hartley, Alexander, 74.

Австрия запросила мира, но война продолжалась, так как в антифранцузскую коалицию вступила Пруссия. Тридцатипятилетний король Фридрих-Вильгельм III тянул и выжидал, не желая никуда вмешиваться до тех пор, пока его прекрасная и решительная жена Луиза, в конце концов, не побудила мужа помериться силами с Наполеоном. Однако в бурном водовороте кампании в октябре 1806 г. знаменитые прусские войска потерпели сокрушительное поражение при Йене и Ауэрштедте, после чего король Пруссии бежал, оставив свою столицу, Берлин, на милость французов. Наполеон выступил в город и продолжил преследование Фридриха-Вильгельма, который укрылся в Восточной Пруссии под боком у русской армии, находившейся на тот момент под командованием генерала Леонтия Беннигсена. [9] .

9

Первоначально генерал от кавалерии барон Л. Л. Беннигсен командовал одним из двух больших корпусов русской действующей армии, посланной на помощь Пруссии. Возглавлявший эту армию 68-летний фельдмаршал граф М. Ф. Каменский 14 (26) декабря 1806 г. оставил свой пост «по болезни», передав командование Беннигсену, но одновременно приказал считаться командующим другому корпусному начальнику, генералу от инфантерии графу Ф. Ф. Буксгевдену, что внесло неразбериху в управление войсками. Официально Беннигсен был назначен на должность главнокомандующего 1 (13) января 1807 г. – Прим. ред.

В постигшем его несчастье Александр выказал примечательную решимость к действию. Он набрал в войска новых солдат, а в 1807 г. призвал на службу крестьянское ополчение. Однако требовалась изрядная предосторожность, чтобы крепостные сохранили верность системе, делавшей их фактически рабами. Известия о революционных переменах во Франции на протяжении прошедших пятнадцати лет пусть и медленно, но все же распространялись среди необразованных крестьян Центральной и Восточной Европы. Однако растянутый во времени процесс способствовал перемешиванию правды и вымысла и как следствие возникновению местных легенд и даже религиозно-мистических верований в избавление, в результате чего фигура Наполеона порой оказывалась в ряду мифологических народных героев и как таковая виделась не только освободителем, но и мессией. Российские власти хорошо осознавали данные умонастроения, а потому соответственно готовились оградить себя от худшего, по мере того, как французская армия приближалась к границам империи.