188 дней и ночей
Шрифт:
Неправдой является также утверждение, что эвтаназия может оказаться быстрым и дешевым способом избавления от хлопот со стариками, за которыми нужен уход. С удивлением прочитал я недавно во «Frankfurter Rundschau» статью, в которой молодой журналист, рассказывая о своей поездке в Сибирь, на северо-восток Якутии, утверждал, делая из этого сенсацию, что населяющие этот регион чукчи убивают своих стариков, как только те становятся в тягость семье. Я не мог в это поверить. И что же оказалось: действительно, такое имело место в XIX веке и было похоже на практики австралийских аборигенов. Но никто никого не убивал и тем более не делает этого сейчас, а всего лишь проявлялось уважение к воле человека на смерть.
Проблема эвтаназии будит в Польше массу разнотолков. Почти половина поляков (48 %) считает, что польское право должно разрешать безболезненно прерывать жизнь тем неизлечимо больным, страдания которых невозможно облегчить. 37 % опрошенных категорически против этого. В то же время, когда в вопросе появляется слово «эвтаназия», 48 % выступают против нее, а поддерживают только 35 %. Исследование указывает на то, что 6 %
Кроме того, поляки не хотят, да и не умеют говорить об умирании. В Польше тема смерти — табу. И в мыслях, и в разговорах. Большинство из нас (74 %) либо редко думает на эту тему, либо вообще не думает о ней. Поляки слишком пропитаны типично западной культурой успешного человека, который, карабкаясь вверх по карьерной лестнице, не имеет ни времени, ни желания подумать о страдании и смерти. Когда окружающий нас мир агрессивно утверждает культ здоровья, красоты и развлечений, то негоже думать о старости, а тем более о своих похоронах. Представлять себе гниющее в могиле тело — нечто с пограничья психического заболевания или маниакальной извращенности. Потребительское общество — а поляки ничем здесь не выделяются — прогнало смерть за исключением, разумеется, смерти знаменитостей. Мы и наши близкие не умрем. Смерть случается только с людьми из телевизора и с первых страниц газет. Раз они публично существовали, то пусть в наказание публично умирают. Вот такие у меня появились мысли в связи с темой эвтаназии…
Момент нашего прихода в этот мир определяет пара людей, но момент ухода мы должны иметь право определять сами или тот, кто выступает от нашего имени. Не только в этом, но и в этом тоже состоит для меня достоинство человека и его свобода.
Привет,
ЯЛ
P.S. Свободная воля — тема для меня захватывающая не только из-за противоречий, которые возникают. Если позволишь, я как-нибудь вернусь к ней в наших разговорах.
P.P.S. Завтра я уезжаю. Очень далеко. По собственной воле и с радостью на душе. Буду писать тебе…
Варшава, среда
Януш,
два года назад, когда близкий мне человек неожиданно потерял сознание и все небесные и земные знаки свидетельствовали о том, что он больше не очнется, а если даже и очнется, то обречен на «растительное существование», я вспомнила его слова: «Запомни, ты не должна допустить, чтобы я вел вегетативное существование, прежде чем умру». Мой отчим врач и прекрасно знает, что означает такое состояние. Случилось чудо, через сорок восемь часов он проснулся и очень скоро вернулся к прежней форме. Он играет в бридж, принимает пациентов, а уровень холестерина в его крови как у восемнадцатилетнего. Но я не раз задумывалась о том, чтобы было, если бы все сложилось иначе. Если бы мой мудрый отчим стал «растением»… Знаю одно: если бы у нас была разрешена эвтаназия и если бы когда-нибудь передо мной встал вопрос сделать выбор между красной кнопкой с надписью «вегетативное существование» и зеленой с надписью «смерть», то я сначала поцеловала бы руку моего отчима, а потом нажала на зеленую кнопку. В противном случае я не смогла бы смотреть ему в глаза, убеждая себя в том, что ему так лучше. Хотя он уже не выздоровеет, но еще поживет. Для нас? У меня в ушах наверняка звучал бы его вопрос: «А зачем?»
С уважением,
Малгося
Бо Валлон, остров Маэ, Сейшельские острова, четверг, вечер
Быть слепым — это само по себе трагедия. Но быть слепым на Сейшелах — это невообразимая трагедия…
Об этом месте на Земле надо говорить цветными картинками. Слов будет недостаточно. Архипелаг из ста пятнадцати островов в Индийском океане находится на четвертом градусе южной широты, всего в девяти с половиной часах полета из Франкфурта-на-Майне. Ближе всего от Сейшелов — и в этом парадокс (во всяком случае, так кажется европейцам) — на другие курорты: на Маврикий, на Мальдивы, на Мадагаскар, на сафари в Кению. Прохладно на Сейшелах — это когда температура опускается днем до 26 градусов по Цельсию. Около шестисот пятидесяти миллионов лет тому назад две континентальные плиты столкнулись друг с другом и в результате тектонического взрыва выпихнули со дна океана острова, которые иногда выступают на тысячу метров над уровнем моря. Так появился (географический) рай на земле — Сейшелы.
В 1756 году к острову Маэ причалила флотилия под предводительством бравого ирландского капитана Корнелия Николаса Морфи, прибывшего сюда по поручению (и за деньги) французского короля Людовика XV. Сразу же по прибытии он провозгласил эти острова собственностью французской короны и назвал их (историки до сих пор не могут найти рациональную причину) именем министра финансов при французском дворе,
Жана Моро де Сешелля. Нет никаких документов, подтверждающих, что де Сешелль когда-либо ступал на эти земли. Весьма вероятно, что ирландец должен был таким способом расплатиться за «что-то» с министром. Но установить это могла бы только какая-нибудь (польская) комиссия [71] по вопросам Сейшелов.71
Намек на обилие комиссий в польском сейме как средство решения любых вопросов.
В 1811 году от французов Сейшелы перешли к британцам, которые правили и без зазрения совести эксплуатировали эти острова (рабство было отменено только в 1839 году) до 1976 года, когда Сейшелы перестали быть британской колонией, провозгласили свою независимость и в ходе демократических выборов избрали своего первого президента Джеймса Манчама. В 1977 году он впервые выехал за границу. И это была его ошибка. Во время его отсутствия получивший образование в университетах Швейцарии и Англии социалист Альбер Рене организовал государственный переворот и пришел к власти. Он и его социалистическо-левацкая партия находятся у власти до сих пор. И несмотря на то что с апреля 2004 года он больше не президент (сейшельцы говорят, что, после того как он развелся со своей старой женой и сошелся с молодой любовницей, ставшей впоследствии его женой, у него на это больше нет времени), но от его имени страной правит его лояльный заместитель. На Сейшелах социализм, знакомый мне по Польше до 1989 года. Руководящая роль, естественно, партии, черный рынок валюты (правда, без «Певексов») и единственная газета. На Сейшелах она называется «Nation», в заголовке не красный, как некогда у нас, а зеленый цвет, а на месте бывшего нашего лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» стоит броский лозунг Французской революции: «Свобода, равенство, братство». Рене и его преемник — любимчики диктаторов. Если этой двойки нет на Сейшелах, они или на Кубе, или в Северной Корее, или в Китае. Сейшельцы выбрали Рене и его партию, потому что он гарантировал им бесплатное здравоохранение, минимальную зарплату, он наладил добрые отношения с Церковью (римско-католической; папа римский был здесь два раза, сначала с паломничеством, второй раз проездом) и гарантировал пособие по безработице. Он оплачивает свой социализм твердой валютой (к местной рупии здесь относятся, как, незадолго перед планом Бальцеровича в Польше, к ничего не стоящему злотому), которую привозят туристы. Для того чтобы этой валюты было больше, цены на Сейшелах постоянно растут. Рай надо или заслужить, или на него надо накопить. На рай на Сейшелах надо копить намного дольше, чем на рай на ближайших Маврикии или Мальдивах.
Сейшелы уже почти тридцать лет не фигурируют в заголовках газет. Это стабильная экзотическая — в том числе и в политическом смысле — демократия под предводительством ловкого, заигрывающего с католицизмом, левацкого загорелого неоякобинца, который успешно убеждает свой народ, что если на Сейшелах не будет социализма, то сюда хлынет голодающая Африка со своими бедами и страшным СПИДом. А поскольку местные жители могут свободно путешествовать — до Кении, Сомали, Танзании ближе всего, — то они прекрасно знают, что такое «голодающая Африка».
Только раз за последние тридцать лет над Сейшелами нависала «опасность». В 1981 году на Сейшелы высадились (с самолетов) наемники из Южной Африки. Их было немного, и после приземления они представились как команда по регби. Только благодаря внимательности одного из таможенников удалось обнаружить оружие в их спортивных сумках. После короткой перестрелки наемники заняли готовившийся к отлету самолет и улетели в неизвестном направлении. Самое интересное то, что на Сейшелах не увлекаются регби (несмотря на то что это была английская колония), а национальный вид спорта — футбол, в который играют (чаще всего на пляжах) с одинаковой страстью как мужчины, так и женщины. Так что даже к путчу надо готовиться тщательнее, как показывает история спорта.
Но политика на Сейшелах — тема абсолютно второстепенная. Во всяком случае, для туристов. Сюда приезжают как раз ради того, чтобы убежать от политики (любой: из газет, на фирме, в семье), от спешки, от календаря, сроков, несделанных дел, от мобильников, Интернета, костюмов и диктата времени. На Сейшелах время течет медленнее, настолько медленно, что куранты на церковных башнях бьют полный час два раза. Первый раз — в точное время, второй раз — две минуты спустя. Второй раз для опаздывающих, отключившихся от цивилизации или замечтавшихся. Время здесь движется со скоростью черепахи. На островах проживают восемьдесят тысяч человек и более ста пятидесяти тысяч огромных, весящих до 100 кг, и живущих до 150 лет черепах. Когда человек смотрит на них, он, естественно, замедляет или хочет замедлить свои движения. И кроме всего прочего, верит, что именно они своими флегматичными движениями задают жизни истинный ее темп. Здесь тоже чаще думают о том, что в жизни важно и что в спешке мы, возможно, не замечаем. Сейшелы возвращают человеку веру в правильность законов природы. День задан восходом и заходом солнца, а не напоминанием, что пора ложиться спать или вставать, потому что в мобильнике запиликал будильник. Цвета без корректировки программой Corel Draw или красителями с буковкой Е, вкусы без химии, запахи без синтезированных молекул, звуки без электроники, лица без макияжа, прикосновение без смягчающих кожу рук кремов. Сейшелы у меня ассоциируются с философией и трудами Руссо, картинами Гогена (если бы Поль Гоген знал Сейшелы, он бы наверняка свои иконы счастья писал здесь, а не на Таити), звуками индейцев и запахами моллюсков. Поэтому здесь легко поверить в то, что «человек по природе своей добр, портит его только цивилизация» (Жан-Жак Руссо) и что свою жизнь человек должен подстраивать под природу.