1915 год. Апогей

Австрийские субмарины активно и успешно действовали против сил блокады. 21 декабря 1914 г. подводная лодка U-12 потопила линкор «Жан Барт». После этого все французские линейные корабли были выведены из вод Адриатики¹⁴⁰. Уже в начале марта 1915 г. В. Сушон запросил Адмиралтейство о присылке в Турцию подводных лодок. Сначала возникла мысль использовать ресурсы Австро-Венгрии, но австрийцы категорически отказались делать это¹⁴¹. В результате в Берлине было принято решение оказать помощь и туркам, и австрийцам. 10 малых подводных лодок были перевезены в Полу из Германии по железной дороге и собраны на австрийской базе. Три из них – UB-3, UB-7 и UB-8 были направлены в Дарданеллы. Кроме того, из состава флота открытого моря для перехода в Турцию была выделена одна большая подводная лодка U-21¹⁴².

18 марта при получении информации об атаке Дарданелл Берлин сообщил о том, что большая субмарина выйдет в поход в апреле. 15 апреля U-21 покинула Вильгельмсхафен и 13 мая, обогнув всю Европу и пройдя незамеченной Гибралтарский пролив, вошла в гавань Катаро, имея на борту всего 1,8 (по другим данным, 0,5) тонны горючего в цистернах. Через неделю лодка вышла к Дарданеллам. 25 мая, в день назначения А. Бальфура главой Адмиралтейства, она потопила старый линейный корабль «Триумф», поддерживавший своей артиллерией действия австралийцев на берегу. Он затонул всего за 12 минут¹⁴³. «Потеря «Триумфа» являлась тяжелым ударом, – отметил Ю. Корбетт. – Австралийцами и новозеландцами она ощущалась буквально как потеря близкого человека, и они долго не хотели верить, что не существует более того корабля, который во всех случаях оказывал им столь мощную поддержку. Результат блестяще произведенной атаки не ограничивался моральным успехом. Последний представлялся ничтожным по сравнению с теми последствиями, которые он оказывал на осуществление плана операции в целом»¹⁴⁴.

27 мая U-21 потопила однотипный с «Триумфом» «Маджестик». Это была серьезная помощь туркам. Союзное командование приняло решение об отводе ценных судов в тыл. Уход линкоров, обладавших мощной корабельной артиллерией, существенно облегчил положение противника. «В течение двух дней, – вспоминал командир субмарины, – U-21 крейсировала кругом, высматривая линейные корабли. Однако их не было видно. Англичане отвели свои крупные корабли в базу, которую они устроили на острове Мудрос. Одна наша маленькая подводная лодка прогнала большие линейные корабли противника в самый критический момент боя у Дарданелл. Анзаки, которые вели кровавые бесплодные атаки на берегу, оказались лишенными поддержки с моря»¹⁴⁵. 5 июня лодка пришла в Константинополь. Двумя днями ранее сюда прибыла UB-8, а 21 июня – UB-7. UB-3 пропала без вести по пути к союзникам¹⁴⁶.

Вскоре и Австро-Венгрия имела уже 15 субмарин крупповской постройки. Они были устаревшими, но и этого оказалось достаточно для того, чтобы существенно активизировать действия в Адриатике. 26 апреля 1915 г. U-15 потопила на входе в Отрантский пролив французский крейсер «Леон Гамбетта»¹⁴⁷, при этом погибли более 600 человек. Заметную помощь австрийцам оказали их союзники. 7 мая немецкая подводная лодка потопила огромный лайнер «Лузитания», которому не помогла его весьма приличная по тем временам скорость в 26 узлов. 7 и 18 июля также в Отрантском проливе австрийцами были потоплены итальянские крейсеры «Амальфи» и «Джузеппе Гарибальди»¹⁴⁸. После столь значительных потерь в Отрантском проливе были оставлены только миноносцы и сторожевые суда, союзники не хотели рисковать кораблями первого класса¹⁴⁹. Не удивительно, что и командование британским флотом опасалось не столько австрийских или турецких надводных кораблей, сколько подводных лодок¹⁵⁰. Их действия оказывали мощное влияние и на пехоту союзников¹⁵¹.

Неудачи в действиях на Галлиполийском полуострове привели к тому, что противоречия между Лондоном, Парижем и Петроградом относительно будущего зоны Проливов постепенно разрешались. При этом надежды на взятие Константинополя в этот период еще не были оставлены. Союзниками были даже назначены верховные комиссары для управления Константинополем и зоной Проливов. Россия должна была получить Верхний Босфор и Фанар, Франция – Перу, Великобритания – Стамбул и Принцевы острова. Верховным комиссаром от России был утвержден посланник в Сербии князь Г Н. Трубецкой. В июле 1915 г. он приехал в Ставку в Барановичи и обсуждал там этот вопрос с Николаем Николаевичем (младшим), Н. Н. Янушкевичем, Ю. Н. Даниловым. Решено было назначить военным губернатором генерала А. В. Каульбарса. Казалось, Ставка пошла на значительные изменения в первоначальной позиции по этому вопросу. Г. Н. Трубецкой вспоминал: «В общем, в деловом отношении я мог быть доволен пребыванием в Ставке, если б не одно обстоятельство, которое до известной степени влияло на уступчивость военных, в это время дела наши шли плохо. Данилов не скрыл от меня, что Варшаву, может быть, нам придется отдать. В перспективе была уже тогда необходимость отступать и отступать. Вот почему разговор о Константинополе был окутан туманом»¹⁵².

На самом деле все было достаточно ясно. Само новое назначение А. В. Каульбарса проявляло суть дела. О том, как относились к этому человеку, можно судить по следующему письму В. А. Сухомлинова к Н. Н. Янушкевичу от 26 декабря 1914 г. (8 января 1915 г.): «Сейчас получена бар. Роппом телеграмма от бар. Каульбарса, которая меня просто в жар бросила. Он сообщает, что назначен инспектором эскадры воздушных кораблей, и требует уже разных сведений – словом, начинает известную всем свою «поприщинскую» деятельность. Близко зная его деятельность по документам суда при Военном совете за минувшую Маньчжурскую кампанию, причем он был осужден и только помилован Государем, я прихожу в отчаяние, ибо он губит без осечки всякое дело, к которому только прикоснется»¹⁵³.

А. В. Каульбарс отличался совершенно неуемной энергией. В самом начале войны он получил травму в Восточной Пруссии во время аварии при взлете самолета, на котором был наблюдателем, и проходил лечение¹⁵⁴. В конце 1914 г. он вернулся на Северо-Западный фронт, где пытался летать на архаичном дирижабле¹⁵⁵, после чего в феврале 1915 г. был направлен с инспекцией в Одессу, затем в марте успел побывать в Британской штаб-квартире на Западном фронте для изучения авиации и там тоже сразу проявил страстное желание освоить порученное ему дело¹⁵⁶. Судя по всему, чрезвычайно энергичного и всезнающего генерала действительно время от времени отсылали куда-нибудь, чтобы избавиться от него¹⁵⁷. С другой стороны, он как нельзя более подходил для решения задачи по имитации подготовки десанта на Босфор, тем более что еще до Русско-японской войны, в бытность командующим войсками Одесского округа, занимался подготовкой этой экспедиции¹⁵⁸.

2 (15) июня 1915 г. барон прибыл в Севастополь и сообщил в Ставку, что «начал изучение порученного ему дела»¹⁵⁹. Уже через неделю его активность, судя по всему, совершенно не изменившаяся со времен Русско-японской войны, привела к недоумению командующего Черноморским флотом. Штаб А. А. Эбергарда запрашивал Ставку, обращаясь к А. Д. Бубнову: «По поводу генерала Каульбарса. Совершенно конфиденциально. Генерал Икс (так иногда называли его при переговорах по прямому проводу. – А. О.), по-видимому, совершенно не считает свою роль такою, какою Вы изложили по аппарату, надо думать, что он считает себя особенно компетентным в вопросах десанта и берется оценивать сделанную подготовку с точки зрения тех взглядов, которые были в его время. Наряду с нужными указаниями, которые он сделал, например, относительно острых углов стойла для лошадей, он требует таких вещей, как устройства вентиляции между шпангоутами для мешания воздуха между ними. С этой точки зрения раскритиковал вентиляцию на пароходе «Садко», который перевозил людей и лошадей из Англии на мыс Доброй Надежды во все время Англо-бурской войны. Ввиду того, что, прибыв в Ставку, Икс привезет очевидно всеуничтожающую критику, наморси (А. И. Русин. – А. О.) приказал предупредить Вас об этом. На критику весьма легко будет представить исчерпывающие объяснения, если они будут затребованы до принятия каких бы то ни было решений»¹⁶⁰. Ответ из Барановичей пришел немедленно и не оставил сомнений относительно намерений: «Не беспокойтесь, он все время атакует Ставку, чтобы ему дали какое-нибудь дело. Это поручение дано, чтобы отвязаться. В настоящее время никто об экспедиции не думает. Вся его критика останется без внимания»¹⁶¹.

Кавказский фронт: весна и лето 1915 г. Геноцид армян, ассирийцев и греков

Весной и летом 1915 г. активные действия возобновила Кавказская армия. Придя в себя после провала под Сарыкамышем, турецкое командование начало восстанавливать боеспособность своей 3-й армии (командующий – Махмуд Камиль-паша, начальник штаба – майор Феликс Гузе) за счет войск, перебрасываемых из 1-й и 2-й (район Проливов) и 4-й (Сирия) армий. К марту 1915 г. ее численность выросла с 12 до 65–70 тыс. человек, не считая 28 тыс. резервистов, проходящих обучение, и 7 тыс. пополнения, находящегося в пути¹. Штаб 3-й армии планировал перейти в наступление летом – на этот раз по Алашкертской долине с целью прорыва через нее к Эривани и далее к Тифлису². Для того чтобы отвлечь внимание русских военных от центрального участка фронта, турки, как и в начале войны, попытались активизироваться на флангах – в Аджарии и Персии. В марте 1915 г. в Урмию были переброшены 3-я и 5-я сводные дивизии, вместе с 36-й пехотной дивизией они составили основу сводного корпуса Халил-бея³.

Русские войска, отразив наступление турок, ликвидировали угрозы флангам Кавказской армии. К 25 марта (7 апреля) была очищена территория верхней Аджарии, где в ноябре 1914 г. туркам удалось спровоцировать восстание. Русские войска начали переходить государственную границу – реку Чорох⁴. 22 апреля (5 мая) в Северной Персии в районе уездного центра Дильман был разбит отряд Халил-бея. Турки отступили, оставив под городом около 3,5 тыс. убитых, а в самом Дильмане – полевой госпиталь с ранеными и врачами⁵. Победа над Халил-беем имела не только военное значение: персидские курды (численность примкнувших к нему ополчений оценивалась приблизительно в 15 тыс. человек)⁶ не хотели следовать за отступавшими турками и продолжать военные действия. Это было тем более важно, что с первых дней войны турки и курды развязали в Северной Персии массовую резню не только армян, но и ассирийцев⁷.

Турецкие и курдские отряды грабили и мусульман, особенно активно изымая продовольствие, но отношение к христианам было более жестким. В уезде Салмас Хойской провинции проживали около 70 тыс. человек, и четверть из них были христианами – это были армяне и айсоры⁸. Здесь, только рядом с Дильманом, были разгромлены 20 христианских селений: школы, церкви, библиотеки сожжены и осквернены, население вырезано. Особенно пострадало село Гефтуван⁹. «Трупы носят следы зверской расправы, – отмечал очевидец, – по преимуществу топорами, кинжалами и тупыми орудиями. Запасы продовольствия частью увезены в Турцию, частью сожжены»¹⁰. В результате резни, устроенной турками в Персии, в сторону русской границы потянулись беженцы – армяне, айсоры и греки. В начале 1915 г. в русских пределах их насчитывалось уже около 45 тыс. человек¹¹.