1917. Разложение армии

Лучина, конный завод, 19 сентября. В Аккерманском (255) полку заметил недодачу в хлебе, около 1/2 фунта = 50 пуд., а по 20 коп. [продают] за фунт жителям. Это дает 400 руб. Сделано очень умно и запутанно. Полковнику Всеволожскому (бывш. командир полка) доложено: убавили и сала с 14 до 10 золотников [Интендантство предлагает]: нельзя ли убавить хлеб на 1/2 фунта (все равно не выдают) и на вырученные от Интендантства деньги за хлеб докупать сала… Но хлеба-то недодали, а сала также не прибавили. Кроме того, распустили слух, что солдаты делят хлеб как-то вприглядку. Приказал подполковнику де Витт произвести расследование; думаю, что это дело жидов, которых много в 255-м полку. (…) Из 20 ротных и батарейных писарей: 1 русск., 2 – немцы, остальные – жиды…

Бряза, 13 октября

[…]

В 12 час. приехал корпусной командир Саввич (Сергей Сергеевич). Много говорили о делах, и в конце он разговорился, разошелся и заговорил о пережитом. Иванова (Николая Иудовича) [21] называет невеждой, лукавым и неискренним человеком. «Пишут из Ставки, что и там поняли, насколько он бесталанен… пишут мне те, которые прослужили с ним более 7 месяцев». «Зимнюю кампанию (в дек. 1915 г.) спроектировал и обдумал я, а Иванов – испортил: кисло доложил Государю, прибывшему для командования кав. группой Абраму Драгомирову бросил фразу: «Из этого ничего не выйдет», когда все было готово, сказал, что заносит по ту сторону Днепра… Занимался сплетней, подгашничаньем и девчонками; армии лишал всякого порыва («Я им покажу – сколько людей положили»). Вызвали Николая Николаевича, и все вертел, что Брусилов плох. Ник. Ник.: «Николай Иудович, если Брусилов так плох, удаляйте его хоть сейчас»… Иванов выслушал, но не сделал. Приехал Трепов и привез ему приказ Государя «подать на покой по болезни». Вероятно, это сделал Михаил Васильевич (Алексеев), который хорошо знал Иудовича. Человек, у которого, кроме бороды, нет ничего русского»…

21

Иванов Николай Иудович (1851–1919), генерал от кавалерии, командующий Юго-Западным фронтом с начала войны. В марте 1916 года заменен генералом Брусиловым. 27 февраля 1917 года назначен командующим войсками Петроградского округа с предписанием подавить выступление в столице. 18 марта арестован, освобожден из тюрьмы большевиками. В 1918 году уехал на Дон, в октябре принял командование Особой Южной армией, созданной при Донской армии Краснова. Умер от тифа. (Прим. ред.)

Брусилов – человек настроения. Во время отступления бежал и нельзя было остановить, впал в панику (Трусилов), только и было по телеграфу делов, что с ним (впечатление Павлова в конце октября в Хирове). Хотели офицеры Ген. штаба его арестовать и приволочить во Фронт. Пролом весною 1916 г. – не его мысль, это сделали VII и, особенно, IX армия, предоставленные совершенно своим силам. Брусилов ломил на Ковель, уложил Гвардию, видя успех на юге, не поддержал его, продолжая долбить все туда же, пока не стали у него отбирать корпуса. «Даже ребенку было ясно, где главный удар… дай он туда два корпуса, и теперь мы были бы на Сане; обход слева заставил бы немцев бросить и Львов, и Ковель, и проч.». «Человек настроения… один день вопит, что не может держаться, а на другой день: «Всеми силами перехожу в наступление; предо мною что? Ведь сволочь!» Путного от Брусилова ничего не ждет и уверен, что он будет отчислен…

Алексеев – труженик, но в бытность Главнокомандующим (февраль – август) он был главным лицом в наших отступлениях и сдаче городов и крепостей… «Одного я не понимаю и теперь… Как он мог обнажить Владимирско-Волынское направление? Немцы и хлынули. Снял 13-ю армию, мы загинали-загинали, пока не сломались». Любит все в свои руки. «Я работаю так, как не нужно работать». Вступив, приказал телеграммы от всех армий в Ставку, но испугался кипы бумаг и через 2 дня отказался… «Но кого вместо него? Его положение очень трудно. Сам – слаб, много влияний. Во всяком случае он давно занимается этими делами, человек трудолюбивый и честный» (выпуска Академии 1900 г., вместе с Саввичем).

Бряза, 1 ноября. Сегодня передаю военно-полевому суду двух канониров 1-й батареи 37-й арт. бригады (Петр Немцов и Андрей Артьенко), обвиняемых в грабеже, изнасиловании и т. п. Завтра будет суд, а затем, вероятно, расстреляние. Делаю это спокойно для спасения других; их смерть – искупление. Если мы, решая ту или иную боевую задачу, заведомо предаем смерти десятки или сотни людей – лучших (лучшие чаще и гибнут), то что такое смерть двух мерзавцев? Средняя жизнь прапорщика после производства – две недели. Грустно-зло, но правдиво…

Бряза, 4 ноября 1916 г. Утром сижу за бумагами, а перед обедом долго гуляю по улице. С утра (еще с ночи) выпал снег и все кругом бело. Читаю Лермонтова и заинтересовался, что я знаю наизусть. Припомнил: «Дитяти», «По небу полуночи…», «Русалка», «У врат обители святой», «Тучки небесные». Больше не приходило в голову, что вспомнить. Думал над тем, что, чтобы поднять человека на бой, сделать его боеспособным, нужна широко захватывающая система, в которой ни от чего нельзя отказываться и в которую бы входили: привитие долга, внушение страха, привычка к порядку, вызывание понимания и т. п. Не нужно презрительно махать руками ни на смертную казнь, ни на порку. […]

Бряза, 7 ноября.

[…]

В 3 часа прибыл ген. Зайончковский [22] , которому я был представлен и который говорил много интересного…

Зайончковский говорил главным образом о пережитом в Румынии: «кошмар», как он повторял. (…) Жоффр признал «отчаянное положение Зайончковского» и отказывался от обещанных ему четырех бригад с тем, чтобы они были брошены к Зайончковскому, но Ал[ексеев] соглашался из Архангельска послать их на Северный фронт и, освободив 3-ю (или другую) стрелковую дивизию, прислать ее 3-му… Делал все, чтобы освободили, ругался, писал дерзкие телеграммы, не исполнял приказа короля и т. п. Просил прислать русских штаб-офицеров, ему отказали; французы прислали генерала и 50 офицеров Генер. штаба, и теперь там захвачено влияние. Мы прислали «Мертвую голову»… глупее не нашли. Интересно отметить неудачную с политич. точки зрения мысль послать сербскую дивизию (сначала дрались хорошо, а потом стали уходить с позиций, когда заметили несерьезность решения задачи… «Нас обязательно расстреляют»): пленные болгары говорили, что у каждого болгарина дрожала рука, когда она поднимала ружье на русского, но когда рядом с ним они увидели презренного торгаша румына, а с другой стороны – своего исторического врага серба, то они подняли руку и на русского. «Можно ли так по-детски решить вопрос?»…

22

Зайончковский Андрей Медардович (1862–1926), генерал от инфантерии (1917). Окончил Академию Генерального штаба (1888). С 1912 года командовал 22-й, затем 37-й пехотной дивизией. С марта 1915 года начальник 30-го армейского корпуса в составе 9-й (затем 8-й) армии. С июля 1916 года командовал 47-м армейским корпусом в Румынии, в сентябре – октябре 1917 года – командующий румынской Добруджанской армией, включая представлявшей собой остатки румынских войск. С октября – командир 18-го армейского корпуса. В апреле 1917 года переведен в резерв, а 7 мая уволен в отставку с мундиром и пенсией. С 1918 года в РККА, служил во Всероглавштабе, в 1919 году – начальник штаба 13-й армии, затем для особых поручений при начальнике Полевого штаба РККА, член Особого совещания при Главкоме. С 1922 года – профессор Военной академии РККА. Крупный военный теоретик, автор многих работ по военной истории, в том числе истории мировой войны, в том числе «Восточная война 1853–1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой»(тт. 1–2, 1908–1813) и «Мировая война 1914–1918 гг.». (Прим. ред.)

О румынской армии говорит с полным презрением. Трусы, болтуны и полны самомнения, врут сколько влезет. Дисциплина слабая: позицию займут аванпостами, а всю дивизию оттянут верст на 15 назад в деревню: холодно, мол… Убегут назад верст на 20… и даже никому не скажут. С ними нельзя решать никаких тактических задач, просишь их хотя бы пассивно, но держаться, а начнешь со своими сербами маневрировать, они назад – или от артиллерийского огня, или без причины… Экипированы слабо: 1) телефонов нет, на батарею 100 метров линии; 2) попробуешь соединиться – мадам Минареску говорит с мадам Подареску… и ничего не поделаешь. Пришлось ставить часовых; 3) пушки постреляли (77-го года) и ушли за Дунай: расстреляли все патроны и больше нет.

Личный персонал описывает пренебрежительно: 1) или бахвальство, или паника… «Катастрофа, Ваше Превосходительство!»; 2) молодые офицеры на содержании, румянятся, и даже отцы сожалеют сына, когда он упустит богатую содержательницу: «Бедный мальчик!..»; 6) Выгнал одного за другим 6 генералов…

Насколько все это отвечает истине, сказать трудно: много личного элемента, немало хвастовства, но большая наблюдательность, политическая подготовленность и природный разум…

19 ноября 1916 г. Бряза. Для характеристики Румынской армии: 1) Зайончковский выслал своего офицера с двумя вестовыми, и они увидели роту румын; началось махание платком, а потом на колени: сдавались, думая, что болгарский офицер; 2) эскадрон улан Ея Величества (немецкий) взял в плен 1200 чел. + неск. пулеметов + орудия и т. п….

Бряза, 20 ноября. Я ложусь спать и уже думаю заснуть, когда мне говорят о прибытии двух полковых командиров: полковника Финкстена – 147-го Самарского полка, фон Нэрике – 148-го Каспийского. Я выхожу, и они меня поражают: они кислы, все критикуют, не верят в успех, не верят солдатам и т. п. […] Немецкие фамилии усугубляют дело. Я начинаю с ними спорить (другого пути вначале нет), вышучиваю их, поддеваю их «пессимизм» и понемногу сбиваю их с позиции. Мы расходимся спать в 2 часа, и я от волнения и массы ожидающих меня хлопот долго не могу заснуть… Я думаю над тем, неужто Потапов прав, что у нас много потерявших надежду? Положим, это внутренние немцы… Таких-то и надо выбрасывать.

Бряза, 21 ноября 1916 г. Вчера, видя, что автомобильные транспорты – Ее Величества и Земский – работают дурно, а шоферы создают разные предлоги: поломка, нет бензина – чтобы улизнуть от дела, я послал князя и велел сказать: если мне к ночи или завтрашнему утру не вывезут всех раненых, то всех шоферов я перепорю нагайками, а наиболее злостного прикажу расстрелять. Начались возражения: «Мы – Ея Величества, мы ведь приданы»… Князь: «Начальник дивизии полный властелин». Они: «Мы можем уехать». Князь: «Нач. дивизии прикажет стрелять…» Сейчас же принялись за работу: все нашлось и пришло в порядок.