1921 год
Шрифт:
— Почему так дорого?.. За эти деньги можно найти приличную…
— Нельзя!.. Нас нигде не берут… Наши хозяева еле терпят…
— Что такое? Отчего?
— Как вам сказать… Мы — ничего… Но вот Коля… Он кокаинист… А когда нанюхается, буянит. Мы уж отбираем… Коля бьет, кричит… все швыряет… тихий ужас!..
Он печально посмотрел куда-то в бок… И сказал…
— Как ужасно жить!.. Боже мой… Боже мой!..
— Ну а вы… вы — что?
— Я? Я тоже работаю… Коля рисует миниатюры… на слоновой кости… эмалью… Вот хотите посмотреть… При мне есть…
Он
— Да ваш Коля настоящий художник!
Жорж просиял.
— Это что — пустяки… А вот он нарисовал миниатюру султана — вот это бы вы посмотрели. Сто лир получил!..
— Неужели? А эта за сколько пойдет?
— Эта? Лир за тридцать… Вот у меня, кстати, расписка… «Две миниатюры — 70 лир»… Это на прошлой неделе я продал… в ювелирный магазин…
— Вы заведуете продажей?
— Да, это моя служба… Я продаю готовые миниатюры… покупаю слоновую кость и краски… если бы вы знали!… Как я навострился… Хоть сейчас открывай ювелирный и антикварный магазин…
И засмеялся… И его лицо стало каким-то старчески-сморщенным, как печеное яблоко…
Однажды он пришел ко мне сияющий.
— Ах… я пришел рассказать…
Сел на диван, как всегда, не раздеваясь, и начал, по обыкновению, скороговоркой, из середины…
— Теперь, если вы в 2 часа зайдете в кафе «Токатли»… знаете, лучшее кафе на Пера… вы всегда можете увидеть меня…Я там пью «свой утренний кофе»…
И засмеялся от удовольствия… Потом вынул демонстративно из кармана коробочку папирос и закурил…
— Жорж… Что это? «Regie Ottomane…» Откуда у вас?
Он опять рассмеялся.
— Подождите, я вам расскажу по порядку…
Он долго рассказывал… сбивчиво… перескакивая с одного на другое… Но все-таки я поняла, что ему каким-то образом удалось познакомиться с турком, который занимал какую-то должность «при дворе»… Они стали «кордашами»… Постоянно видятся, разговаривают… встречаются в Токатлиане… пьют кофе… турок, конечно, платит… Но это можно… Они ведь «кордаши»… Он же и снабжает папиросами… Обещает помочь Жоржу… Жорж боится брать денег — что, если «ловушка»? А вот пить кофе — можно… и папиросы брать…
—Ах, вы знаете, в чем наша беседа состоит? За чашкой кофе?… «Харош урус, харош»!.. А я отвечаю: «Харош турок, харош кардаш…»
И смеется…
Потом он исчез куда-то, надолго. Месяца два его не было — я чуть совсем о нем не забыла. И вдруг появился…
У него было какое-то новое лицо. Волосы на голове сбриты.
— Где вы пропали? И почему бритый?
Он сел, не дожидаясь приглашения, на диван.
— Простите… я не могу долго стоять… Недавно из больницы…
— Какой больницы? Вы были больны?
Он улыбнулся.
— Да… Угадайте, в какой…
— Для сумасшедших?.. — хотела пошутить я…
— Совершенно правильно, — ответил Жорж.
— Понимаете, вскоре после того, как я у вас
был в последний раз, — я попал в историю… ну, одним словом, пришлось драться на дуэли… из-за женщины.— Ах, Боже мой!
— Не ахайте… — он грустно улыбнулся… — Я только вступился за честь женщины, мне совершенно чужой… Я люблю Верочку и только ее одну… А это совсем другое…
Но «дуэль не состоялась»… Мой противник упал передо мной на колени, «просил пощады»… Я не стрелял… Но на меня это так подействовало, что я стал плакать, потом смеяться, потом опять плакать, потом не помню — что… Очнулся в больнице… Сбрили волосы и на «черепок» капала водичка… Понимаете?
Это, конечно, не только от дуэли… Дуэль — повод… Я так измотался в последнее время, что сделалась нервная горячка… Febris… как это!… как это!.. по-латыни!.. Вот мне сказали… а я не помню!..
— Ну, хорошо… А куда вы выписались из больницы? Где вы живете?
— Все там же… у Коли и Петра Николаевича. Только не в Стамбуле, а в Ortakcy, знаете?.. На Босфоре…
— Ну и как?
— Да плохо… Коля совсем закокаинился… Сладу с ним нет… Не сегодня-завтра придется уйти… Но теперь ничего… лето…
— Слушайте, Жорж… Нельзя же так… Пора придумать себе что-нибудь… Уж полгода, как вы заграницей. Надо найти заработок. Попытайтесь хотя бы!.. Вот у вас был турок… Вы просили у него помощи, чтобы службу помог найти?..
— Нет, не просил… А зачем? —удивился он. Ведь теперь уже недолго ждать… скоро в Россию… Как-нибудь перебьюсь… Я главное — я уже вам говорил… я— артист… Тело и душа принадлежат сцене… Не хочу и не умею служить… Не знаю, как это надо…
— А что бы вы сказали насчет Галлиполи?
Он с тоской посмотрел на ручку кресла. Такие благоразумные разговоры не нравились и утомляли его… Он ничего не хочет думать, устраивать… Пусть будет, как будет… Он устал…
Он хочет, чтобы я его слушала, его бесконечные рассказы о Верочке, о Киеве, о «Гротеске»… Он не хочет жить настоящей, противной жизнью, не хочет над ней ломать голову…
— Галлиполи? Я уже вам говорил, что я не поеду туда…
— Почему? Там вы будете сыты, одеты, среди своих…
Он смотрел на меня с укоризной.
— Сколько раз я вам говорил, что я —артист. Я не в лагерь хочу — а на сцену… И буду ждать…
— Но вы ждете сложа руки… Не вскочит же вам ваша сцена сама собой? Ее надо добиться… работать… Или, если не можете работать, то хоть устройте сносно вашу жизнь… довольно голодать… к чему терпеть лишние унижения…
Он что-то рассматривал на ручке дивана… потом поднял голову и весело, как ни в чем не бывало:
— А знаете, лучше я вам расскажу один случай из Ялтинской эпопеи!… Я жил тогда с Верочкой на даче…
Бедный Жорж!..
«Не для житейского волненья
Не для корысти, не для битв…!»
Глава четвертая. Stop!
Молчание…
Ко мне пришел мой друг — Михайлыч.
— Боже мой, как вы стали похожи на факира!..