1937
Шрифт:
Если нечаевские методы во многом совпадали с методами сталинской бюрократии, то цели последней были неизмеримо реакционней тех целей, которые ставили перед собой Бакунин и Нечаев, сохранившие до конца своих дней субъективную преданность революционному делу. «Методами, которых не может принять массовое движение, Нечаев пытался бороться за освобождение масс, тогда как бюрократия борется за их порабощение. По катехизису Бакунина всякий революционер обречён; по катехизису советской бюрократии обречён всякий, кто борется против её господства» [774].
Исторической клеветой Троцкий называл и попытку вывести сталинские методы из дореволюционной деятельности большевиков как профессиональных революционеров, якобы порождавшей моральный нигилизм. Говоря о морали профессионального революционера, он замечал,
Рассматривая эволюцию большевизма, Троцкий полемизировал с суждениями о том, что большевистская партия, единодушно действовавшая под руководством Ленина, якобы полностью зависела от него и, следовательно, после его смерти была неизбежно обречена на то, чтобы оказаться несостоятельной. Отмечая отвлеченный от исторической конкретности характер таких суждений, Троцкий писал: «Что гениальные люди не рождаются пачками — несомненно, как и то, что они оказывают исключительное влияние на свою партию и на современников вообще. Такова была судьба Ленина». Его гениальность выражалась в том, что он прокладывал новые исторические пути, открывал новые политические формулы и перспективы, вокруг которых сплачивалась партия. Это, однако, не означает, что партия была интеллектуально пассивной. Её внутренняя жизнь строилась таким образом, что «каждый большевик от ближайших сотрудников Ленина и до провинциального рабочего должен был на опыте бесчисленных дискуссий, политических событий и действий убеждаться в превосходстве идей и методов Ленина» [776].
Касаясь обвинений большевиков в революционном максимализме, жестокости и нарушении принципов формальной демократии, Троцкий отмечал, что эти обвинения можно с полным основанием адресовать и одному из первых их авторов — Плеханову. В этой связи он напоминал, что Плеханов на II съезде РСДРП допускал возможность ограничения после революции избирательных прав для представителей бывших господствующих классов, применения смертной казни к царю и его сановникам, разгона представительного собрания, избранного на основе всеобщего голосования.
Наконец, Троцкий останавливался на судьбе своего прогноза, использовавшегося многими антикоммунистами для доказательства того, что сталинизм вырос из организационных методов Ленина. Этот прогноз, выдвинутый в 1904 году в полемике с ленинским планом построения партии, резюмировался в следующих словах: «Аппарат партии замещает партию, Центральный Комитет замещает аппарат и, наконец, диктатор замещает Центральный Комитет». Отмечая, что эти слова с достаточной полнотой характеризуют процесс перерождения большевистской партии, начавшийся в середине 20-х годов, Троцкий указывал, что тем не менее его прогноз «вовсе не отличается той исторической глубиной, какую ему неосновательно приписывают некоторые авторы».
Троцкий отмечал, что во время написания своей юношеской брошюры он считал ленинский централизм чрезмерным и поэтому прибегнул к логическому доведению его до абсурда. Однако к недопустимым крайностям может приводить не только централизм, но и второй организационный принцип, на котором строилась большевистская партия,— демократизм. «Не трудно чисто логически „предсказать“, что ничем не сдерживаемая демократия ведёт к анархии или атомизированию, ничем не сдерживаемый централизм — к личной диктатуре». Однако в реальной политической практике большевизма демократизм и централизм выступали не отвлеченными принципами, а конкретными элементами организации партии, соотношение между которыми не оставалось всегда неизменным. После разброда и обособления местных партийных организаций в 1898—1903 годах «стремление к централизации не могло не принимать утрированный и даже карикатурный характер. Сам Ленин говорил, что палку, изогнутую
в одну сторону, пришлось перегибать в другую». В последующие годы организационная политика Ленина также не представляла одной прямой линии. Ему не раз приходилось выступать против чрезмерного централизма и апеллировать к низам партии против верхов. Благодаря гибкости своей организационной политики большевистская партия в героический период русской революции добилась сочетания в своей внутренней жизни «самой широкой демократии, которая даёт выражение чувствам и мыслям самых широких масс, с централизмом, который обеспечивает твёрдое руководство».Нарушение равновесия между демократией и централизмом в период сталинизма явилось не логическим результатом ленинских организационных принципов, а политическим результатом социального перерождения партии, превращения её в организацию, служащую интересам бюрократии. «Революционный централизм стал бюрократическим централизмом; аппарат, который для разрешения внутренних конфликтов не может и не смеет апеллировать к массе, вынужден искать высшую инстанцию над собой. Так бюрократический централизм неизбежно ведёт к личной диктатуре» [777].
Троцкий указывал, что слитность социальных качеств и интересов бюрократии с личными качествами и мотивами Сталина обеспечили возможность и успех великой чистки. «С делом истребления противников и оппонентов новой правящей касты Сталин соединил дело своей личной мести… А так как вся советская олигархия есть организованная и централизованная посредственность, то личные инстинкты Сталина как нельзя лучше совпадали с основными чертами бюрократии: её страхом перед массами, из которых она вышла и которые она предала, и её ненавистью ко всякому превосходству» [778].
Из социального положения правящего слоя, поднявшего Сталина к власти, выросла и необходимость в идеологических и судебных подлогах, в конечном счете обрушившихся на представителей этого слоя. «Советская бюрократия есть каста выскочек, которая дрожит за свою власть, за свои доходы, боится масс и готова карать огнем и мечом не только за каждое покушение на свои права, но и за малейшее сомнение в своей непогрешимости». Однако обрушивать кровавые репрессии на головы недовольных и критикующих по обвинению в том, что они ненавидят самовластие и привилегии бюрократии, правящая каста не может. Поэтому она вынуждена прибегать к непрерывным фальсификациям.
Таким образом, превращение репрессий и сопутствующих им подлогов в систему Троцкий объяснял логикой классовой борьбы, вызванной выдвижением нового правящего слоя, с интересами которого традиции и прежний состав большевистской партии пришли в противоречие. Революционная борьба за социальное равенство, против старых привилегированных классов сменилась утверждением новой системы социального неравенства и реакционным террором, необходимым для защиты этой системы. Это был, по существу, контрреволюционный переворот, успех которого в немалой степени был обязан тому, что он маскировался защитным флагом большевизма, охраны завоеваний Октябрьской революции. «Сталин вышел из школы революционных борцов, которые никогда не останавливались ни перед самыми решительными мерами действия, ни перед пожертвованием собственной жизнью… Но беспощадную решимость и твёрдость старых революционеров Сталин переключил на службу новой касте привилегированных. Под видом продолжения старой борьбы Сталин подвёл под маузер ЧК и истребил всё старое поколение большевиков и всех наиболее независимых и самоотверженных представителей нового поколения» [779].
Такой исход борьбы даже в первой половине 1937 года не был фатально предопределён. Очень многое в окончательной победе сталинизма зависело в то время от благоприятных для него международных условий. Чтобы создать такие условия, Сталин перенёс свои главные политические средства — клевету и террор — на борьбу против сторонников IV Интернационала за рубежом.
XXXIX
Облава на троцкистов за рубежом
«Ни одна фракция в истории рабочего движения,— писал Троцкий в 1937 году,— не подвергалась таким злобным и отравленным преследованиям, как так называемые „троцкисты“» [780]. Эти слова характеризовали положение приверженцев Троцкого не только в СССР, но и в капиталистических странах.