1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных
Шрифт:
Вечером 8 октября радиопрограммы германского радио прервал взволнованный голос диктора: «Сейчас будет передано важнейшее специальное сообщение». В подобных сообщениях, как правило, объявляли о событиях чрезвычайной важности — падении Варшавы, победе над Нидерландами, о заключении перемирия во Франции, падении Парижа или Белграда. Звучание фанфар предваряло вести о падении Крита, вступлении немецких войск в Афины, в Смоленск и победоносное завершение кровопролитного сражения под Киевом. Повсюду в рейхе люди застыли в напряженном ожидании у громкоговорителей. В кафе и ресторанах посетителей призвали соблюдать тишину, а официантов потерпеть с выполнением заказов. «Верховное командование вермахта сообщает: «Одержана решающая победа в сражениях на Восточном фронте!» В тот же день Адольф Гитлер в очередном «обращении к нации» заявил:
«Через
Доктор Дитрих, руководитель германской прессы, сделал официальное заявление для печати и аккредитованных в Берлине представителей дипломатического корпуса. Тут же поползли слухи о скором падении Москвы, о том, что Сталин якобы выступил с предложением заключить мир и к Рождеству войска вернутся в Германию. Известен даже эпизод, когда одной домохозяйке не продали на почте бланки открыток на фронт, мотивируя это тем, что, мол, «они вам скоро вообще не понадобятся». В мясной лавке на Хаусфогтайплац начали без карточек продавать колбасу. В выпуске от 10 октября «Фолькишер беобахтер» горделиво заявляла: «Задачи наступления на Востоке полностью выполнены — враг разгромлен. Сталинские армии стерты с лица земли».
Отчеты СС об обстановке в рейхе сообщают о том, что немцы следили за «различными стадиями завершающего сражения с растущим напряжением». Заголовки газет кричали о том, что немецкие войска уже далеко за Вязьмой и Брянском, и это все очень напоминало прошлый, 1940 год. «Есть явные параллели между наступлением на Москву и на Париж в минувшем году, за которым вскоре последовало перемирие», — утверждали обозреватели. Пресса вселяла в немцев предвкушение великой победы. 14 октября одна домохозяйка писала мужу на фронт:
«Дорогой Фриц! Напишешь мне ответ, когда с Россией все прояснится окончательно… Как я обрадовалась, узнав, что в России, наконец, все заканчивается и что вы оба [включая и ее сына Германа] вернетесь домой живыми и здоровыми. Ах, дорогой Фриц, ты ведь всегда говорил, что эта война надолго не затянется. Тебе надо поскорее вернуться домой, а не то все хорошие должности порасхватают. Ты их вполне заслуживаешь, ты всегда понимал, ради чего ведется эта война…»
А Восточный фронт раскисал под осенними дождями. Естественный феномен, на котором и строил расчеты Сталин [56] . Один вконец расстроенный непогодой солдат писал домой:
56
Документов, подтверждающих это утверждение автора, не найдено. — Прим. ред.
«Мы с места сдвинуться не можем. Горючего нет, и неизвестно, когда его подвезут. Нам еще ехать и ехать, а дороги становятся все хуже. Снег растаял, грязи стало еще больше. Провиант тоже запаздывает, целыми днями сидим в этой трясине».
А пехотинец из 2-й армии вермахта сделал в дневнике такую запись: «С утра 10 октября пошел дождь, потом дождь со снегом. В этом ничего для нас хорошего — на дорогах грязь по колено, просто не верится, что вообще может быть столько грязи». Бездорожье сильнее всего ударило по артиллеристам. «Так называемая «трасса», по которой мы передвигаемся — не что иное, как болото чуть ли не в полметра глубиной, — жаловались артиллеристы из 260-й пехотной дивизии. — Все машины и тягачи садятся по самую ось, а лошади ползут по брюхо в грязи».
Прессе в родном рейхе приходилось туго, чтобы хоть как-то смягчить настроения разочарования. «Пробил решающий час: восточная кампания близится к завершению», — уверяла «Фолькишер беобахтер» от 10 октября 1941 года. На следующий день она же объявила: «Прорыв на Восточном фронте ширится!» Затем 12 октября газета порадовала читателей: «Разгром сил Советов практически завершен». Та же «Фолькишер беобахтер» от 13 октября 1941 года: «Поля сражений Вязьмы и Брянска в нашем глубоком тылу». Вскоре явно переусердствовавшей
по части оптимизма прессе пришлось умерить восторги, и 14 октября газеты лишь деловито констатировали: «Переброска сил на Восточном фронте осуществляется согласно плану». А на следующий день ведущая газета рейха ограничилась еще одним суховатым комментарием: «Сражения на Восточном фронте проходят в соответствии с планом командования». Затем последовала пауза, а 16 октября «Фолькишер беобахтер» просто-напросто решила сменить пластинку: «В результате торпедной атаки на дно пущены 6 сухогрузов». Разумеется, это не осталось не замеченным для населения рейха, отметившего явную непоследовательность прессы.На северных участках Восточного фронта заморозки начались уже в середине октября
Лейтенант Генрих Хаапе вспоминал о том, «как хлопья первого снега запорхали в воздухе» на 18-й день после того, как их полк покинул Бутово. «Глядя на эти первые хлопья, мы все думали об одном и том же. Вот и зима пришла. Ближе к вечеру температура упала, повалил снег, и вскоре все вокруг превратилось в белый, пушистый ковер, — вспоминает Хаапе, — мы смотрели на него и гадали, что будет дальше».
Возникли проблемы с теплой одеждой. Дело в том, что шинели имелись не у всех. В бою скатанная шинель только мешала, поэтому пехотинцы оставляли их в кузовах следовавших в обозе грузовиков. Теплых курток в целом хватало. Лейтенант Кох из 18-й танковой дивизии вспоминает, что незадолго до начала второй (ноябрьской) фазы наступления в рамках операции «Тайфун» командир их батальона распорядился оставить все шинели в обозе, который задержался в Орле. Им в этом смысле повезло больше других, — груз их батальона прибыл в целости и сохранности, однако личному составу запретили забирать шинели. Подчиненные лейтенанта Хаапе решили поступить по-другому. «Чтобы хоть как-то согреться, приходилось натягивать на себя все, что можно, и в таком виде спать». Если раньше, когда операция «Тайфун» забуксовала, еще оставалось время на мытье и смену белья, то теперь на ночлег приходилось останавливаться в домах, где было полным-полно вшей. Не было возможности ни помыться, ни сменить одежду. Лейтенант Хаппе поясняет:
«Если обернуть ступни газетой, обувь не жала, поскольку газета не занимала много места, и ее можно было часто менять. Если насовать газет между гимнастеркой и шинелью, было куда легче переносить этот пронизывающий ветер. Мы совали их везде, обертывали ими ноги, заталкивали их в штаны, одним словом, туда, куда холод проникал быстрее всего».
Впервые за эту войну пропагандистские листки начали приносить хоть какую-то пользу, — по крайней мере, с их помощью можно было попытаться защититься от русских морозов.
Придорожный ландшафт стал похож на лунный, дороги были изрыты воронками в метр глубиной, залитыми водой. Тысячи грузовиков увязали в них. Тыловые службы пытались укладывать поверх жижи гати из веток деревьев и таким образом выходить из положения, но меры эти помогали мало. Начавшийся 7 октября дождь непрерывно лил почти двое суток. Даже гусеничные транспортные средства с великим трудом преодолевали грязь, а о колесных и говорить не приходилось. Подразделениям приходилось по двое суток преодолевать участки пути в 10 километров. 2-я танковая дивизия в донесении указывала, что «снабжение частей не представляется возможным». Транспортные самолеты Ю-52 сбрасывали грузы с воздуха, а горючее доставлялось на грузовых планерах. «Наш ежедневный паек состоял из пары галет, кусочка колбасы и пары сигарет», — писал один солдат.
После даже небольших осенних дождей дороги превращались в настоящие грязевые реки
На то, чтобы «реквизировать» пропитание у местного населения, рассчитывать не приходилось — оно само голодало. Перетаскивать через грязь удавалось лишь легкие орудия. Фон Бок замечает, что «иногда требуются два десятка лошадей, чтобы сдвинуть с места одно-единственное артиллерийское орудие». 1-й артиллерийский дивизион 260-й пехотной дивизии производил удручающее впечатление: