1945. Год победы

Между прочим, Рокоссовский, вслед за другими советскими полководцами, не преминул отметить, что в 1945 году «гитлеровские фанатики» сопротивлялись отчаянно, каждый рубеж, каждый город защищали до последнего патрона, а оказавшись в окружении, старались сковать как можно больше советских войск. Боевые действия того периода отличались исключительной жестокостью. Этот «фанатизм» маршал объясняет угрозой смертной казни, разве может немец родину защищать!

Впрочем, как в любой армии, тем более армии, оставляющей собственные территории, в Вермахте тоже казнили трусов и дезертиров: «Для устрашения солдат командование группы армий «Висла» почти на всех дорогах, подходивших к Данцигу и Гдыне, и в самих этих городах на площадях воздвигло виселицы. На них наши войска обнаружили более 140 повешенных, к которым были прикреплены таблички с надписью «Повешен за самовольное оставление позиций» или «Повешен за трусость». Товарищ Сталин тоже расставлял шибеницы в освобожденных городах — для изменников и военных преступников. Точно так же, как и в Красной Армии, для солдат, «которые были приговорены к различным срокам заключения, но пообещали исправиться», имелись в Вермахте «пятисотые», штрафные батальоны, которые весьма высоко оценил генерал Раус: «Эти подразделения размещались в самых опасных точках. Штрафными батальонами командовали самые опытные офицеры и унтер-офицеры, и эти подразделения хорошо себя показали. Временная импровизация постепенно превратилась в постоянную структуру, которая получила всеобщее одобрение. Ее считали удачной не только заключенные, но и командиры частей, которым были приданы штрафные батальоны». Все как у нас.

Не суть важно. Важно другое: уже было совершенно ясно, что на своей земле «запуганные» и «оболваненные» немцы бьются насмерть. К тому же на заключительном этапе войны, имея в неограниченном количестве вооружение и технику, все советские дивизии страдали хронической некомплектностью личного состава — повыбивало мужиков. «За время наступления от Вислы до Данцига, — подтверждает генерал Батов, — у нас была одна особенность: огня много, а в людях острый недостаток. Пополнения не получали. В дивизиях осталось не больше 40 процентов личного состава. Почистили тылы, сократили ездовых, на каждого оставляя по Два-три коня. Послали в дивизии даже роту охраны штаба армии, оставив солдат только для ночных постов». Немецкие командиры, наоборот, жаловались на нехватку оружия, топлива, боеприпасов, дефицит подготовленных офицерских кадров, но солдат в Вермахте вполне хватало.

Тогда откуда взялся у Константина Константиновича такой энтузиазм по поводу Данцига? Или он настолько был не осведомлен о противнике?

В изложении сержанта Никулина план маршала был прост:

«Сопротивление немцев было сильное, наши потери, как всегда, велики, и осада города затягивалась. В одно прекрасное утро на наши головы, а также и на Данциг посыпались с неба листовки. В них говорилось примерно следующее: «Я, маршал Рокоссовский, приказываю гарнизону Данцига сложить оружие в течение двадцати четырех часов. В противном случае город будет подвергнут штурму, а вся ответственность за жертвы среди мирного населения и разрушения падет на головы немецкого командования…» Текст листовок был на русском и немецком языках. Он явно предназначался для обеих сторон. Рокоссовский действовал в лучших суворовских традициях:

— Ребята, вот крепость! В ней вино и бабы! Возьмете — гуляй три дня! А отвечать будут турки.

Рокоссовский был романтик. Жуков — тот суровый, жесткий, деловой человек, а этот — романтик».

С утра 14 марта после короткой артподготовки войска 2-го Белорусского фронта бросились на штурм.

Пятикилометровый путь 70-й и 49-й армий к берегу Данцигской бухты с поэтапным прогрызанием, одной за другой, четырех оборонительных позиций занял двенадцать суток непрерывных боев, «иногда уничтожение крупного опорного пункта обороны занимало несколько суток». Ежедневное продвижение в мартовской грязи исчислялось сотнями метров и оплачивалось немалой кровью. В Цопот советские части ворвались утром 25 марта, расчленив группировку противника на две части. В районе Готенхафена были блокированы остатки 7-го и 46-го танковых корпусов; в районе Данцига остались части 23, 27, 20-го армейских, 18-го горнострелкового корпусов.

Сражение за Готенхафен 19-я и 1-я танковая армии вели до 28 марта. В ходе овладения городом и портом ими было взято почти 19 тысяч пленных, около 200 танков и штурмовых орудий, 600 орудий, 71 самолет, 6246 автомобилей, 20 различных кораблей, в том числе затопленные немцами на рейде остов линкора «Гнейзенау» и учебный артиллерийский корабль «Шлезвиг-Гольштейн». Последний, начав службу в 1908 году в статусе эскадренного броненосца, был после войны поднят и почти год прослужил в составе ВМФ СССР. Остатки немецкого гарнизона частью ушли на судах, частью отступили на север, на плацдарм в районе Оксхёфт.

1-я гвардейская танковая армия, потерявшая по разным причинам 403 боевые машины, была изъята из состава фронта и вернулась на берлинское направление. После осмотра и ремонта техники выяснилось, что к дальнейшей эксплуатации пригодно лишь 92 бронеединицы. Не страшно: на станцию Швибус один за другим прибывали эшелоны с новенькими «тридцатьчетверками». Проблема была только с новенькими танкистами: пополнение плохо знало устройство боевой машины, водители имели по 6–10 часов вождения и путали передачи.

30 марта войска 2-й ударной, 65-й и 49-й армий взяли город и порт Данциг: «Данциг взяли довольно быстро, хотя почти вся армия полегла у его стен. Но это было привычно — одной ордой больше, одной меньше, какая разница. В России людей много, да и новые быстро родятся! И родились ведь потом! Было все как водится: пьяный угар, адский обстрел и бомбежка. С матерной бранью шли вперед. Один из десяти доходил. Потом началось веселье. Полетел пух из перин, песни, пляски, вдоволь жратвы, можно шастать по магазинам, по квартирам. Пылают дома, визжат бабы. Погуляли всласть!»

Трофеи действительно были богатые, в том числе 140 танков и самоходов, 358 полевых орудий и 45 так беспокоивших англо-американцев субмарин. Всего с 10 февраля по 4 апреля войска 2-го Белорусского фронта взяли в плен 63,6 тысячи солдат и офицеров, захватили 3470 орудий и минометов, 680 танков и штурмовых орудий, 431 самолет. Собственные потери за этот период составили 173 тысячи человек, безвозвратно — более 40 тысяч. Уцелевшие защитники Данцига ушли на юго-восток, в болотистую местность между устьями Вислы и Ногата.

Остатки 2-й немецкой армии, прижатые к морю севернее Готенхафена, 4 апреля были окончательно разгромлены и пленены силами 19-й армии. Части, блокированные на косе Хель и в дельте реки Висла, — примерно 120 тысяч человек, продолжали сопротивление до 9 мая, обеспечив эвакуацию морским путем десятков тысяч беженцев. Все это время их «сторожили» и безуспешно пытались ликвидировать соединения 19-й армии генерала В. З. Романовского, 5-й танковой армии генерала М. Д. Синенко и 1-я танковая бригада Войска Польского.

Войска правого крыла 1-го Белорусского фонта на то, чтобы пробиться к нижнему течению Одера, потратили почти месяц.

Выполняя указания Ставки от 5 марта, Жуков решил силами 7-го стрелкового корпуса генерал-майора В. А. Чистова, соединений 1-й армии Войска Польского с привлечением части сил 1-й гвардейской танковой армии не позже 7 марта уничтожить группировку противника в районе южнее Шифельбейн, овладеть Кольбергом и очистить от немцев всю территорию в полосе действий этих соединений. Силами остальных армий наступлением на запад и северо-запад планировалось завершить разгром 3-й танковой армии и выйти к Одеру на фронте от Балтийского моря до Цедена. После этого два кавалерийских корпуса и несколько польских соединений должны были организовать оборону морского побережья и восточного берега Одера, а освободившиеся войска — совершить перегруппировку на берлинское направление.

В течение 6 и 7 марта соединения 1-й армии Войска Польского, 7-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии и части 11-го гвардейского танкового корпуса вели бои с окруженными немецкими дивизиями в районе Шифельбейн, но решить до конца поставленную задачу не смогли. Остатки 10-го корпуса СС генерал-лейтенанта Гюнтера Краппе (впрочем, уже без Краппе, который был пленен 6 марта) прорвались на северо-запад, к Трептову и Гоффу, где заняли полукруговую оборону на приморском плацдарме размером 20 на 40 километров. Здесь, в населенных пунктах Пустхоф и Гофф, имелись причалы, пригодные для приема кораблей. Сюда же, выполняя последний приказ генерала Рауса, 7 марта пробилась боевая группа «Теттау», к которой присоединились «осколки» 18-го горнострелкового корпуса — 33-я дивизия СС «Шарлемань» и 15-я дивизия СС.