1971
Шрифт:
Секс был бурным, и довольно-таки продолжительным. Чего-чего, а это я умею делать не хуже, чем стрелять из всех возможных видов легкого стрелкового оружия. А потом уснули. И проснулись только утром, в девять часов. За окном мела новогодняя метель, в постели было тепло и уютно, и потому я продолжил ЭТО, не выводя подругу из сонного состояния...но потом она все равно проснулась.
Вылезли мы из постели только часам к двенадцати - валялись, разговаривали, смеялись, и было нам очень хорошо.
А после пошли гулять. Нужно же воздухом подышать, не весь же день в постели валяться? Хотя я бы и не отказался - Зина настояла. «Ну чего
Снег сверкал под лучами холодного зимнего солнца, на мостовых яркие конфетти, скорее всего выстреленные из хлопушек, и пустые бутылки из-под «Советского шампанского». Похоже, что люди всю ночь колобродили под окнами, а мы и не слышали. Мирно спали.
Пустынно. Машин практически нет - только идиот садится за руль пьяным, или с тяжелого похмелья. А кто утром 1 января не с тяжелого похмелья? Только больные да ненормальные, такие как я.
Прогулялись до площади Революции, той, что потом станет Театральной площадью. Я с интересом смотрел вокруг, и первое, что бросилось в глаза - конструкция на институте геологии, что через улицу за спиной статуи Ленина.
Кстати - статую поставил как раз перед моим «прилетом» - в 1970 году. Так вот, конструкция на крыше НИИГГ гласила: «.Имя и дело Ленина будет жить вечно».
Мда... ошиблись, ребята. Не вечно. Всего... сколько осталось? Да ерунда осталась - двадцать, или даже пятнадцать лет? И не будет этой конструкции. Не будет герба СССР на фронтоне НИИГГ Не будет лозунгов вокруг герба.
А будет - герб России и во весь фронтон растяжка, закрывающая результат кастрации здания. Умеют у нас уничтожать прошлое и переписывать историю, ох, как умеют! «У нас» - это на Земле. Люди везде одинаковы...
А с Лениным, который стоит на площади случилась интересная история. Согласно городской легенде, раньше он стоял не спиной к НИИГГ и соответственно комплексу зданий, в который входит и корпус областной администрации - сейчас областной комитет партии - а лицом, и его перст, гневно направленный куда-то на неизвестную наблюдателю цель, указывал именно на этот самый обком: «Вот они где, суки, спрятались!». И когда этот анекдот дошел до ушей высшей партийной власти области, якобы памятник развернули в обратную сторону.
Вранье, конечно. Вон он, памятник, его только в апреле поставили, и стоит он задом к обкому. Никаких поворотов не было. Стоит себе каменный Ильич и грозно тычет за горизонт, указуя на идеологического врага.
Нагулявшись, я хотел зайти куда-нибудь в ресторан, но Зина попросилась домой. Устала, а еще - у нас со вчерашнего вечера столько явств несъеденных, а мы в ресторан потащимся? Да еще и не гарантия, что рестораны вообще открыты. Ночь народ гулял, какие первого числа рестораны?
Вот так и прошли все праздники. Мы упирались, силком заталкивая в себя наготовленное угощение, смотрели телевизор, занимались любовью, спали, гуляли - безвременье и лень. Нега и сон. Иногда нужно просто жить - забыв о заботах, о проблемах. Ну да, если только у тебя есть возможность не думать о том, что будешь есть и пить завтра, послезавтра, через месяц и год.
Я мог себе позволить не думать об этом. Перед новым годом с фантастической скоростью вышла вторая моя книга, и тоже - гигантским для меня тиражом. В мое время бумажная книга тихо и мирно скончалась, уступая дорогу своей электронной версии. Бумажная книга осталась уделом людей старшего возраста, тех,
кто любит шелестеть страницами, ощущать запах свежей типографской краски, тех, кто не любит читать с экрана или слушать аудиокниги, начитываемые хорошими и плохими чтецами. Я сам, чего греха таить, передмоим провалом в прошлое уже давно не читал ни одной книги - ни с экрана, ни бумажной. Я только слушал. Много слушал - тогда, когда путешествовал, ехал в машине на дальние расстояния. Когда возился в огороде. Когда занимался в тренажерном зале.
Наверное, это объективный процесс - умирание бумажной книги. Ведь мы же не пишем на бересте? И не выдавливаем клинописью на глиняных табличкам. Все это вытеснила бумага. А теперь - вытеснили бумагу. Печально, горько, досадно, но... объективно.
Я теперь был можно сказать обеспеченным человеком. Не богатым, но обеспеченным. Мог не думать о том, как в ближайшем будущем добыть средства к пропитанию, либо на одежду-обувь. Тем более, что по большому счету мне много и не надо, я всегда был неприхотлив в одежде и еде, а те же ботинки, штаны, рубахи и все остальное мог носить годами и годами. Лучшая для меня одежда - или камуфляж, не стесняющий движений, или свободные тянущиеся джинсы и клетчатая рубаха. Этакий милитари и кантри-стиль.
В конце февраля я съездил в Москву, и под восторженные вопли Махрова сдал ему еще две книги серии «Нед». Четвертую пришлось крепко переделать. Советская цензура никогда бы не пропустилалюбовь и секс пятнадцатилетней девчонки. И неважно, что в том мире пятнадцать лет, это как на Земле семнадцать - год длиннее. Главное - написано, что пятнадцать, значит, пятнадцать!
Переделал на семнадцать. Ну и еще пришлось кое над чем поработать. И вообще, задумка у меня слегка изменить окончание последней, шестой книги. Например, все-таки сохранить жизнь принцу, наследнику престола. Пусть он будет ученым, откажется от претензий на трон. Ну и еще кое-что.
Книги рвали с руками. На магазинных полках они практически не появлялись - если только не в каких-то далеких аулах, где вообще не читают никакие книги на русском языке. Кто-нибудь может спросить, а зачем тогда их туда направляют, если некому читать? А положено! Есть книжный магазин или книжный отдел в каком-нибудь магазине промтоваров - значит, туда тоже нужно отправлять книги. Мне рассказывали, что ушлые люди специально ездили по таким аулам и скупали в книжных магазинам дефицитные книги, которых не было в «цивилизованных» республиках. А потом продавали их даже не в тридорога, а в десятки раз дороже. Я сам видел, как моего «Неда», первую книгу, продавали у «Букиниста» за двадцать пять рублей, и это при номинальной цене в девяносто копеек! Само собой, «жучок» купил эту книгу не по номиналу - тоже в несколько раз наценили - но все равно прибыль была как от оружия и наркотиков. Самая читающая страна, что тут поделать!
И опять же - это притом, что магазины были забиты макулатурой писателей-пропагандистов вроде Федина и иже с ним. Какие огромные средства тратились на печатание этой макулатуры! Какие ресурсы! Просто слов нет - одни нецензурные выражения!
В марте я наконец-то получил свой первый пинок от «хейтеров». Не знаю, кто был инициатором, но только статья, которую напечатали в «Комсомольской правде» была ядовитой и мерзкой, в духе: «Я не читал Пастернака, но осуждаю!». Впрочем, скорее всего, автор статьи читал мои книги. Или хотя бы одну книгу.