1982, Жанин

– Однажды, мой мальчик, все это станет твоим! – и театрально обвел рукой линию горизонта.

Там виднелись причудливые лунообразные скалы Трона Артура, далее – гора с раскинувшимся на ней старым городом, от которой вели мосты к площадям и перекресткам нового города, спускавшегося вниз по холму сквозь несколько парков к дымным портам вокруг большого залива, полного кораблей. Железнодорожный мост проходил над всем этим, словно стальное чудище Лох-Несс, исчезая слева среди четко размеченных полей и лесистых холмов Файфа, туманного Очилса и совсем темных Грампианских гор, а справа тянулась длинная серая линия Северного моря, испещренного очертаниями судов, далее – скалы Басс-рок, подобно орнаменту, возвращались к конусообразным громадам Трона Артура. Режиссер потряс кулаком в сторону урбанистической части пейзажа и сказал громко:

– Ну вот мы и пришли, чтобы владеть, – ты и я.

– Мистификация. Никчемная топорная подделка, – сказал сценарист таким же громким голосом.

Он стоял, скрестив руки и прислонившись к пьедесталу, так что голова его находилась на ярд ниже, чем наши башмаки.

– Как может эта прекрасная столица быть подделкой? – спросил его режиссер.

– Очень просто, – ответил сценарист. – Если не считать естественной красоты ландшафта, то все, что видит глаз, – не более чем развалины, останки и монументы. Застывшая ностальгия.

– Но как изумительно застывшая! – вскричал режиссер. – На самом деле изумительные декорации.

– Это декорации для оперы, которую давно уже никто не играет, – сказал сценарист, – оперы под названием «История Шотландии». Тебе все это нравится, потому что ты смотришь нажизнь как театрал-любитель. А я все это терпеть не могу, потому что единственное, что на этой сцене до сих пор работает, – это заводы и корабли, которые должны быть и в Глазго. Только посмотри на этот мусорный бак! – И писатель ткнул пальцем в уродливый металлический контейнер на четырех коротких ножках. – Написано: ОПРЯТНЫЙ ОБЛИК ГОРОДА – В ВАШИХ РУКАХ. А там, где мы живем, надписи просты: ПОДДЕРЖИВАЙТЕ ГЛАЗГО В ЧИСТОТЕ. Это подчеркивает единственное существенное различие между нашими городами.

– Завидует! – торжествующе воскликнул режиссер. – Этот человек ненавидит Эдинбург за то, что он более величествен, чем Глазго. Не обращайте на него внимания, мои дорогие. Он оттает, когда наша пьеса сделает его знаменитым в этом городе.

Мы вернулись к нашему пристанищу и обнаружили, что оно уже открыто.

Помещение представляло собой несколько комнат неподалеку от замка, арендованных какими-то радикалами из Глазго. Они собирались устроить здесь политическое кабаре. Место досталось им довольно дешево отчасти потому, что его собирались переделывать в полицейский участок, и потому, что адвокат, занимавшийся делами хозяев, не представлял себе, что даже на задворках фестиваля можно зарабатывать какие-то деньги, тем более что фестиваль в те времена, мягко говоря, не процветал. Аренда была оплачена вперед, практичный радикал умел готовить и решил устроить здесь ресторан для посетителей своего политического кабаре. Заказав печь, холодильник, чашки, тарелки, приборы, стулья, столы и тому подобное, он вдруг выяснил, что его друзья существенно расходятся в том, каким должно быть это политическое кабаре. Никто из них подобных кабаре в своей жизни не видел, но все были уверены, что на континенте их было предостаточно, особенно в Берлине 1930-х. Потом незадачливый радикал выяснил, что в арендованном им помещении может свободно поселиться и устраивать всякие мероприятия несколько сотен человек. Путь ко входу в это пыльное викторианское управление лежал по мостовой над магазинчиками в северной части Уэст-Боу. Разнокалиберные лестницы вели в сводчатый двухэтажный подвал с многочисленными альковами. Над одной из лестничных площадок была арка, забранная необработанными досками. Когда перегородку снесли, обнаружился огромный холл без окон, из которого каменные и деревянные лестницы вели в новые помещения, а за ними открывались все новые и новые. В большинстве комнат были пыльные окошки и камины, а в одной оказался высокий каменный камин с гербом и датой шестнадцатого века. На дверях были надписи, обозначавшие какие-то давно забытые предназначения: помещение для черной патоки, помещение для сахара, помещение для сладостей, бухгалтерия.Потом открыли еще одну заколоченную комнату, в которой нашли длинный, богато украшенный стол, тяжелые деревянные стулья с вырезанными на них компасами и кули парными лопатками и два больших портрета высоких мрачных мужчин в одежде, покрытой вперемешку национальными и масонскими знаками, изображенными гротескно крупнее, чем в жизни, – по-видимому, это были главы двух влиятельных кланов. Комнаты за дверью, ведущей на мостовую над лавками, имели по две двери – из холла на Уэст-Боу, неподалеку от Хай-стрит, и запасные выходы через постоялый двор напротив Шотландской национальной библиотеки у моста Георга IV. Практичный радикал получил лицензию на устройство и этом месте ночного клуба и сдал остальные помещения в субаренду всяким танцевальным коллективам, ансамблям фольклорной музыки и нашему театру. Он предложил этим группам (едва ли в их составе были радикалы) войти в долю от прибыли с вечерних концертов и шоу, что могло принести ему неплохие барыши, а всем, кто во время фестиваля будет помогать украшать и ремонтировать помещения, – бесплатную еду и ночлег. Друзья обозвали его эксплуататором, отказавшись вкладывать средства в этот проект или как-то участвовать в руководстве. Поскольку они не могли предложить ему ничего, кроме как убраться оттуда, плюнув на уплаченные хозяевам деньги, он поблагодарил их за такое предложение и вернулся к своему практичному плану.

Практика. История, которую я собираюсь рассказывать дальше, на практике едва ли верна. Практически я собрал это все из кусочков слухов и обрывков действительности, которая предстала перед нами в те дни вместе с холодным, голым, грязным, темным залом, освещенным тусклой, но практичной лампочкой. Почему мне в голову все время лезет эта практичность? Видимо, потому, что режиссер сказал:

– Вот такие дела, дорогие мои. Вы видите все это своими глазами. У нас есть пять дней, чтобы превратить это помещение в небольшой уютный театр со сценой, зрительскими рядами и т. п. Хотел бы я получить от них хотя бы платформу для сцены. Но вы же понимаете, этим радикалам доверять нельзя. Джок. Родди. Вы наши практичные мужчины. Сообразите, что нам нужно. Сможете? Сейчас без четверти одиннадцать. В течение тридцати минут представьте мне список всего, что необходимо в первую очередь; нам надо поторапливаться. Кроме того, составьте список местных компаний, которые могут нам все это предоставить. А мы, цветики мои, уйдем и не будем мешать нашим практичным мужчинам в принятии быстрых решений. Я чувствую, что заслужил чашку очень крепкого черного кофе.

Девушки, Роури, сценарист и режиссер удалились, а мы с Родди ошарашенно уставились друг на друга. Пять минут мы потратили на то, чтобы догнать их и попытаться убедить режиссера в невозможности поставленной задачи, еще десять минут на то, чтобы доказать, что проблема неразрешима, потом мы вдруг поняли, что нам нужны леса, балки, дополнительное осветительское оборудование и много-много банок краски. Десять минут ушло на то, чтобы измерить место и рассчитать количество всего необходимого, потом мы бросились в Национальную библиотеку, чтобы составить список местных поставщиков и торговцев, но там не оказалось нужного справочника. Тогда мы отправились к управляющему, все выяснили и представили режиссеру искомый список в общей сложности минут через тридцать пять.

Он прочитал его и сказал:

– Вы уверены, что это все, что вам нужно? Может, добавить понемногу к каждой позиции на случай погрешностей в измерениях? На этой стадии работы всегда возможны ошибки.

Я сказал, что мы, разумеется, указали все количества с запасом, в расчете на возможные ошибки.

– Отлично, – просиял он. – Теперь наша проблема в том, что у нас нет денег, чтобы все это купить. Значит, нам придется все это одолжить или выпросить. Джок, в своем безупречном костюме ты выглядишь как человек, заслуживающий абсолютного доверия. Родди отвезет тебя во все эти конторы, там ты найдешь менеджеров и объяснишь им, в чем суть нашей проблемы. Ни в коем случае не говори этим клеркам ни слова о своих нуждах. Они всегда отказывают просящим. Поэтому отправляйся прямо к начальству и говори, что, если они обеспечат нас такими-то материалами, мы укажем название их компании в своей программе. Не упоминай – если только тебя специально об этом не спросят, – что мы не входим в официальный состав фестиваля. Если сложится впечатление, что мы из основного состава, это облегчит твою задачу.

– Я отказываюсь просить, брать в долг и врать, отказываюсь быть даже соучастником, – отрезал я жестко.

– Джок! Что за странная позиция? Брать взаймы – это не большее преступление, чем снимать комнату, например. Все наше общество стоит на этом. Впрочем, у девушек это, наверное, получится лучше. Хелен. Диана. Любимые мои. Вы не могли бы немного позаниматься проституцией ради меня? Я не прошу вас использовать для этого все ваше ласковое тело. Просто предстаньте перед этими зажатыми консервативными эдинбургскими бизнесменами в растрепанном, сексуальном и беспомощном виде. Объясните им, какие важные и срочные у нас проблемы. Скажите, как мы бедны. И не теряйте времени. Как только вы почувствуете, что вам наверняка откажут, – разворачивайтесь и спешите по следующему адресу в списке.

Диана сказала Хелен:

– Эффектнее получится, если мы будем одинаково одеты. Возьми джинсы у Роури.

На Диане были голубые джинсы, а на Хелен клетчатая юбка, которую издалека можно было принять за килт. Хелен обменялась с Роури и… ох, ох, ох, ох, ох, ох, ох, это была проституция…

Проституция. Все женщины, которые мне когда-либо нравились, представлялись мне В этом сладком свете. Джейн Рассел, Дэнни, Хелен, Диана, Зонтаг, издательница, проститутка под мостом – все, все, все они стоят передо мной в ряд, руки скручены за спиной, чтобы груди их торчали под белыми блузками, а бедра обтянуты тесными синими джинсами, такими тесными в промежности, что швы впиваются в их клиторы, если это на самом деле (Господи, останови меня) их тела, как крепкие тюльпаны, как высокие лилии, стройные нарциссы, торчат из плотных цветочных горшков их джинсов, штанины которых закатаны до середины голеней, открывая лодыжки, обтянутые гольфами в белую и красную полоску, и сандалии, то есть пляжные тапочки, то есть кеды, которые были популярны в Америке в пятидесятые и назывались парусиновыми туфлями, да, да, да (Господи, останови меня), а я знаменитый сутенер, в которого влюблены все мои семь женщин, я с ними очень жесток и груб (останови меня), я сдаю их внаем самым разным клиентам и вознаграждаю своих девочек тем, что сплю с каждой из них по одному разу в неделю, если только какая-нибудь из них не провинится, не удовлетворив полностью клиента, ведь тогда в наказание я НЕ сплю с ней или трахаю ее в задницу (СТОП), но, скорее всего, все это непрактично.

Непрактично. Но Хелен и Диана, такие похожие и такие разные в своих рубашках, джинсах, гольфах и кедах, отправились на панель в поисках необходимых материалов, и, не отдавая никому своих сладких тел, они раздобыли все, что было нужно, так что нам доставили балки и леса на грузовике, не взяв за это ни пенни. Мы занялись строительством сцены для актеров, подставок и креплений для оборудования и зрительских рядов. Эта часть работ была под моей ответственностью.

Я руководил этими работами, и вскоре выяснилось, что девушки справляются гораздо лучше, чем мужчины. Постройкой занимались только Хелен, Диана, Родди и я. Роури и сценарист красили белой краской все неподвижные части. Режиссер беспрерывно пил кофе, шастая где-то в других помещениях. Иногда он появлялся, поглядывал на нашу работу и давал советы, как ни странно, порой даже дельные.

– Все ужасно плоское и унылое, – заявил он. – Вы трудитесь на совесть, тут у меня претензий нет, и результат будет впечатляющим, это уже сейчас видно. Вот если бы мы ставили «1984» Оруэлла, где действие происходит в сибирском трудовом лагере, то о лучшем помещении и мечтать было бы нельзя. Но это же комедия, это же фестиваль…

– Ты же сказал еще в самом начале, что настроение и смена декораций будут происходить полностью за счет освещения.

– Да-да, ты права, цветочек, но то, что мы здесь имеем, куда более экстремально, чем я мог себе представить. Только взгляни вот на это, – он показал на осветительную вышку, – разве можно превратить эту жуткую конструкцию во что-нибудь цветное и символичное, вроде…