Шрифт:
"Три недели осталось потерпеть?.. Ну, это немного".
Погасив последнюю свечу на высоком шандале, Великий князь Литовский, Русский и Жамойтский самолично скинул с себя все свои одеяния, и скользнул под бочок к живой, красивой, приятно пахнущей и очень горячей (а иногда еще и темпераментной) грелке.
"Скорей бы домой. Родных увидеть, а то все письма да письма...".
***
– В неустанной заботе об утолении духовных нужд народа моего. Во исполнение обета, данного Вседержителю сыном моим, государем-наследником Димитрием. А тако же к вящей славе и силе Святой Руси!
Великий
– Повелеваю!
Думные бояре и дворяне, сидящие на лавках Грановитой палаты, являли собой пример сосредоточенного внимания и верноподданного почтения. Да и то сказать - с чего бы им было тревожиться? О содержимом грядущего царского указа их известили заранее, с кем надо посоветовались, дали обсудить все в своем кругу...
– Устроить в Москве Большую государеву либерею, в коей собрать печатные и рукописные списки со всех книг державы Нашей. Вход в сию либерею сделать свободным - с тем, чтобы каждый желающий мог припасть к источникам мудрости и знаний... За небольшую плату, кою собирать на приобретение новых книг.
Выждав небольшую паузу, боярин Бельский провозгласил завершающую формулу принятия указа:
– Великий государь решил, и Дума боярская на том приговорила!
Загудевшие гулкими шепотками родовитые совсем было настроились на обсуждение следующего вопроса, как в Грановитую палату буквально ворвался гонец. В наступившей тишине он, опустив плечи и голову, дошел до ковровой дорожки перед троном - на которую и упал коленями, протягивая перед собой запечатанный зеленым "воеводским" сургучом тул:
– Измена, Великий государь!
Тишина стала такой, что казалось, ее можно было резать пластами - и в ней хруст безжалостно ломаемой печати прозвучал наподобие маленького грома.
– Иуда...
Смяв грамотку-донесение в кулаке, Иоанн Васильевич так грянул посохом о пол, что булатный наконечник проломил насквозь каменную плитку.
– Предал государя своего, как Искариот предал Господа нашего Иисуса Христа за тридцать сребреников!.. Продал душу свою за наслаждения мира сего, изменил православному христианству!!!
Швырнув грамотку себе под ноги, правитель Руси отыскал взглядом главу Сыскного приказа и прорычал:
– Делай что должно, Малюта!
Проводив гневного царя наипочтительнейшими поклонами, думцы моментально окружили Ивана Бельского, первым добравшегося до короткого послания главного порубежного воеводы Руси, князя Михаила Воротынского:
– Вор и крамольник Андрейка Курбский, нагло покрав часть казны, что на устроение Воронежа и иных порубежных городков полагалась... Во время объезда Дикого поля с малым отрядцем своих боевых холопов и подручников - бежал!?! Посланные вдогон порубежники догнать не смогли, следы изменщика и его людишек...
Дочитав последние строчки, Иван Бельский и сам не сдержал чувств:
– Ах ты погань, к Девлет-Гирею подался!!!
Услышав такое, именитые вельможи на пару мгновений просто онемели: царев ближник, не раз и не два доказавший свою верность и удачу воинскую на службе Великому государю - и предал?
– Он же весь Пояс Пресвятой Богородицы как пять своих пальцев ведает! Все переправы через Оку, все места слабые...
–
Как ловко верным прикидывался, а?– Вот же ирод, жену с сыном на расправу и поругание бросил!
Тем временем правитель Северо-Восточной Руси шагал по переходам Теремного дворца, равнодушно отмечая, как все разбегаются с его пути. Вытягивается и каменеет живыми истуканами стража, скользят неслышными тенями ближние слуги - только бы не привлечь к себе внимание, только бы не попасть под полыхающий гневом взор грозного властителя!
– Все вон!!!
Стольники и ближники, сунувшиеся было вслед за ним в царские покои, словно стайка мелких рыбок брызнули в разные стороны. Появилась и завела свой хоровод четверка особо доверенных верховых челядинов, избавляя царственного господина от тяжести регалий и одеяний Большого наряда...
– Пока сам не призову - никого ко мне не допускать.
Оставшись в одиночестве, мужчина длинно выдохнул, чуть подумал, и пошел искать душевный покой перед ликами знакомых с детства семейных икон. Ибо несмотря на видимый всем гнев - на душе у него была всего лишь печаль и самую чуточку тоска. Сколько он знал князя Андрея? Почитай, полжизни. Приблизил к себе, впустил в самое сердце - и даже самые потаенные помыслы доверил. Другом считал! Одним из тех, на кого уж точно можно было положиться во всем, в войне ли, в политике.
– Господи, укрепи веру мою...
Обретя искомый покой за привычной молитвой, Великий государь сменил Крестовую на Кабинет, где первым же делом достал из стального хранилища тайную переписку русского князя и воеводы Курбского и тогда еще гетмана великого литовского Радзивилла Рыжего. Ныне, будучи канцлером Литвы, пан Николай всерьез рассчитывал устроить брак одной из своих дочерей с Великим князем Димитрием Иоанновичем - и будучи окрылен такой более чем реальной перспективой, без тени сожалений раскрыл будущему зятю родовитого предателя.
– Ведь все ему дал, из стольников в главные воеводы возвысил!
Вот тогда, когда все вскрылось, и полыхал Иоанн Васильевич гневом - ослепляющим и обжигающим... Год назад. Ко дню же нынешнему все уже давно прогорело, и даже угольков не осталось. В конце концов, все, что ни делается - к лучшему, не так ли? Так что и эта измена принесет не вред, но одну лишь пользу Русскому царству.
– Тьфу, Иудино семя!..
Сплюнув прямо на ковер, царь зашвырнул грамотки обратно в сейф, достав взамен последнее письмо от старшего сына. Внимательно его перечитал, затем извлек с одной из полок хранилища пухлый бумажный пакет, оказавшийся чем-то вроде большой карты, сложенной в несколько раз. Развернул, накрыв этой "простыней" всю немаленькую столешницу, осмотрел разноцветное переплетение линий и табличек, стрелочек и кружочков, складывающихся в довольно-таки сложную схему...
– Угум.
Подхватив красную чертилку с остро отточенным грифелем, Иоанн Васильевич парой движений вычеркнул несколько магнатских родов из таблички "Отписать имения в казну и изгнать в Польшу". После чего тут же вписал их в другую рамочку, озаглавленную очень доходчиво и лаконично:
"Казнить".
Недобро улыбнувшись, сорокалетний Рюрикович нежно погладил бумажную гладь - единственное вещественное доказательство его с сыном тайных замыслов, направленных как против внешних, так и против внутренних врагов Руси. Если уж русские князья-бояре да литовская шляхта с магнатерией частенько позволяют себе своевольничать - и даже прямо злоумышлять против своих правителей. Почему бы и царской семье не ответить им ровно тем же?