2133: Путь

— Это Егор Тришкин, крестьянский сын, господин инспектор, — заговорил вдруг иеромонах. — Голова большая, ума только в ней мало пока — из Москвы направлялся домой в Вятскую губернию, но вот у нас оказался. Закон ранее не нарушал, в трудники из-за глупости своей попал, не по злому умыслу. Так что, инспектор, если не затруднит, не ломайте ему жизнь…

— Вятская губерния? — посмотрел Горчаков на Тришкина.

— Так точно, господин инспектор.

— Земляку жизнь не ломать, значит, — посмотрел на иеромонаха Горчаков.

— Господь велит прощать, сын мой, — пожал плечами отец Михаил.

Инспектор, глядя ему в глаза кивнул, после обернулся к Тришкину.

— Думаю, всем присутствующим будет хорошим уроком, — голос иеромонаха заметно похолодел. Многие из скаутов и трудников при этом, как заметил Никлас, даже вжали голову в плечи — от согбенного святого отца повеяло опасностью.

Мгновением позже мелькнула трость Горчакова, раздался глухой удар и сразу же полный боли вскрик. Нога Егора Тришкина подломилась, а сам он рухнул на землю, опав как озимый. Вновь стремительный росчерк трости, еще один — в этот раз хлесткие удары попали по рукам, когда трудник попытался прикрыть голову. Отсушенные руки безвольно упали, и Горчаков — широко размахнувшись, как клюшкой для гольфа, ударил Тришкина в корпус.

Инспектор отлично умел пользоваться тростью как жезлом наказания: от боли Тришкин взвыл — громко, пронзительно. Последний, совсем несильный удар, пришелся ему прямо в лицо, в лопнувшие под набалдашником губы.

Еще секунда, и невозмутимый Горчаков уже отступил на два шага назад и вытирал салфеткой трость. Лежащий на земле лицом вниз Тришкин выл от боли. Перекрывая стоны, зазвучал негромкий, но слышимый всеми голос иеромонаха Михаила.

— Оскорбление, словом или действием, духовного лица или служивого человека есть оскорбление и самого государя-императора. Наказывается сроком от полугода военной или трудовой каторги. Оскорбление, нанесенное при многочисленных свидетелях, карается жестче. Ты меня слышишь, раб божий Егор? — усилился вдруг голос иеромонаха.

Четкого ответа не последовало, но тональность стонов сменилась — Тришкин слышал.

— Господин Горчаков прибыл к нам как инспектор Особой Экспедиции. И сейчас, вместо испытываемых тобой временных неудобств, благодаря человеколюбию господина инспектора ты останешься здесь, а не готовишься морально к отправке в Усть-Каменогорск на урановые рудники.

Никлас поежился. Все семь конвоев, в которых он принимал участие, проходили именно от урановых рудников. Да, дело происходило в Пекле А-Зоны, но все равно вряд ли отбытие повинности на урановых рудниках является приятным времяпрепровождением, вне зависимости от их местоположения.

Упавший Тришкин продолжал глухо стонать; Горчаков так и протирал свою трость с отсутствующим видом, глядя невидящим взглядом перед собой. Строй молчал, иеромонах смотрел на Никласа. А он наконец обернулся к баронессе фон Губер, к которой и шел изначально.

— Леди Александра, разрешите вас на пару слов.

Девушка не удивилась, кивнула. Никлас развернулся, двинулся в сторону от основной группы кандидатов. Не увидел — больше услышал и почувствовал, что следом за ним шагает не только юная баронесса, но и Катрин.

Отошли на пару десятков метров, встали. Огромные зеленые глаза девушки посмотрели на Никласа со смесью самых разных чувств. Взгляд — заметно проступая сквозь маску усталости и мнимого спокойствия, оказался настолько выразительный, напомнив взгляд брошенного котенка, что Никлас замялся и вопросительно глянул на Катрин. К счастью, она прекрасно поняла его замешательство — боязнь еще глубже припечатать неосторожным словом юную деву, так что заговорила сама.

— Леди Александра, ваше участие в этом показательном тестировании навыков предполагает ваше желание рассматривать возможность заключить с нами контракт, или вы здесь просто развеять скуку?

— Предполагает возможность.

Голос у юной баронессы был тих, но довольно тверд. Ощущение взгляда брошенного котенка пропало, осталась только усталость от марш-броска, хотя девушка и старалась держаться бодро.

— Ваша кандидатура, не скрою, нам весьма интересна. Но хотелось бы узнать мотивы, почему вы готовы встать под знамена организации, которая стала причиной… вашего нынешнего положения, — обтекаемо выразилась Катрин.

Никлас с удовлетворением кивнул — у Катрин получилось найти те самые нужные слова.

— Хочу узнать меру справедливости при… возникновении причин моего нынешнего положения, — Александра фон Губер ответила столь же обтекаемо, как Катрин сформировала вопрос.

— Благодарю за ответы, — кивнула опальная графиня, глядя в глаза опальной баронессе.

Когда они втроем вернулись к общей группе, иеромонах Михаил, не дожидаясь каких-либо комментариев кивнул наставникам. Они, во главе с братом Павлом сразу повели всех кандидатов к грузовику. После этого духовный наставник скаутского и трудового отряда махнул «покупателям» в сторону возвышающейся на холме громады монастыря и двинулся к своему угловатому внедорожнику.

Пока ехали обратно, Катрин попыталась обсудить с Никласом некоторые кандидатуры, но быстро замолчала. Никлас ее слушал не слишком внимательно — морось превращалась в дождь, и Никлас сейчас нависал над рулем, опасаясь опозориться и засадить в грязь джи-ваген. Впрочем, он уже приноровился к езде по грязи, так что получалось у него сейчас лучше, чем по пути сюда. Внедорожник иеромонаха Михаила в этот раз даже ни разу не останавливался, джи-ваген Никласа больше не отставал.

Обсудить приглянувшиеся кандидатуры — «убежав случайно» от хромающего Горчакова, Никлас и Катрин смогли мимоходом, по пути в келью иеромонаха. Где он накормил гостей поздним обедом, за которым вели почти светскую беседу и серьезных тем не касались. Только когда был налит чай, Катрин заговорила о деле, обращаясь к иеромонаху.

— Отче, у вас есть для нас рекомендации?

— Есть, как не быть, — пожал плечами духовный наставник скаутов и трудников. — Но они зависят от того, на кого вы сами обратили внимание.

Катрин посмотрела на Никласа, словно бы передавая ему эстафету.

— Мы с Катериной желали бы видеть в нашей группе баронессу Александру фон Губер, а также господ Егора Тришкина и Альберта Вяземского. Остальные кандидатуры у нас не то, чтобы не сходятся, но хотелось бы услышать ваши советы.

— Никлас, позвольте узнать, почему вы остановились на кандидатуре Егора Тришкина? — совершенно нейтральным тоном поинтересовался вдруг Горчаков.

«Потому что хорошо иметь в группе того, кто гарантированно выполнит наш приказ, а не приказ инспектора-контролера», — мог бы сказать в ответ Никлас, но конечно же делать этого не стал.

— Мы не рассматриваем Тришкина и Вяземского по отдельности. Объясню: Альберт Вяземский образован, кроме того он неплохой стрелок. Романтик и идеалист, но это лечится. С крестьянским сыном Егором Тришкиным Вяземский привык работать в паре, чему мы были свидетелями во время марш-броска. Кроме того, от честного брата Павла мы узнали, что Вяземский обучает Тришкина грамоте. Это значит, что кроме незаурядной физической силы, у Тришкина есть желание учиться, это уже немало. Ну и, конечно же, есть другой немаловажный и определяющий мое решение аргумент… — Никлас сделал паузу, прямо глядя в глаза инспектору.