25 июня. Глупость или агрессия?
Шрифт:
3–4 июля 1941 г. начальник оперативного управления Генштаба Красной Армии генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин, отправленный на Северо-Западный фронт в качестве полномочного представителя Ставки и исполняющего обязанности начштаба фронта, доложил Жукову полный перечень частей и соединений фронта, которые он смог обнаружить. Из многостраничных донесений вырисовывается картина небывалого разгрома: «…по 11-й армии (16-й стрелковый корпус, 29-й стрелковый корпус, 179-я и 184-я стрелковые дивизии, 5, 33, 128, 188, 126, 23-я стрелковые дивизии, 84-я моторизованная дивизия, 2-я танковая дивизия, 5-я танковая дивизия, 10-я артбригада, 429-й гаубичный артиллерийский полк, 4-й и 30-й понтонные полки) — сведений нет…
…состояние
По данным статистического сборника, составленного современными российскими военными историками, войска Северо-Западного фронта (с учетом поступивших в состав фронта новых соединений) с 22 июня по 9 июля 1941 г. потеряли 2523 танка и 3560 орудий и минометов, 341 тыс. единиц стрелкового оружия [9]. Воевать стало практически нечем. 5 июля 1941 г. за подписью Ватутина вышла «Инструкция по борьбе с танками противника», в которой предписывалось «заготавливать грязь-глину, которой забрасывают смотровые щели танка» [333]. Кидаться грязью и глиной предстояло войскам округа, который всего лишь две недели назад имел на своем вооружении 3319 полевых орудий (всех калибров) и 582 зенитные пушки [326].
Впрочем, Верховное командование Красной Армии уже не питало никаких иллюзий по поводу того, что разрозненные остатки практически неуправляемого Северо-Западного фронта смогут сдержать наступление немецких войск. Ставка ГК, в стремлении хоть как-то затормозить продвижение противника на естественных оборонительных рубежах рек Западная Двина и Великая, лихорадочно бросала в бой все новые и новые соединения. 25 июня для контрудара по прорвавшемуся к Даугавпилсу танковому корпусу Манштейна был привлечен неукомплектованный 21-й мехкорпус Московского ВО (плановый срок завершения формирования этого корпуса был назначен на 1942 г.) и даже 5-й воздушно-десантный (!) корпус, не имевший для борьбы с танками ни соответствующего вооружения, ни должной подготовки.
Затем наступила очередь частей и соединений Северного фронта и авиации Балтфлота. 30 июня все три бомбардировочные полка ВВС КБФ (1-й МТАП, 57-й БАП, 73-й БАП) получили приказ разбомбить мосты и переправы на Даугаве в районе Екабпилс и Даугавпилс. Если противник к тому времени уже успел перебазировать свои истребительные авиагруппы на бывшие советские аэродромы в Прибалтике (по общепринятой в отечественной историографии легенде, аэродромы эти были уже разрушены, разбомблены, сожжены и приведены в полную негодность), то истребительные полки ВВС Северного фронта и ВВС Балтфлота оставались в прежних местах дислокации, главным образом — на Ленинградском аэродромном узле. Что же касается истребительной авиации С.-З.ф. (более 400 экипажей и 500 исправных самолетов, в т.ч. 139 новейших МиГ-3 по состоянию на 22 июня 1941 г.), то она к 30 июня уже не существовала как организованное и боеспособное целое 1269).
В результате авиаудар по переправам на Даугаве 30 июня 1941 г. был организован так же, как удар по объектам Финляндии 25 июня: без истребительного прикрытия и малыми группами (от 5 до 9 бомбардировщиков). В итоге ни один мост не был даже поврежден, а из 99 бомбардировщиков, принявших участие в операции, на свои аэродромы верну лось только 60. Немецкими истребителями было сбито 34 самолета, 5 совершили вынужденную посадку. 77 человек из состава летных экипажей погибли или пропали без вести [271].
Вечером 2 июля (с 21.30 до 22.00) массированный удар по немецким мотомехколоннам в районе Даугавпилс–Краслава–Резекне пыталась нанести 2-я авиадивизия ВВС Северного фронта. Бомбардировщики 44-го БАП выполнили 38 самолетовылетов, 58-го БАП произвел 20 вылетов. В оперативной сводке № 019 штаба 2-й САД и оперативной сводке № 15 штаба 44-го БАП этот налет
описан следующим образом: «… 14 самолетов СБ 58-го БАП сбросили с высоты 200 м по мехколоннам 73 ФАБ-100 и 12 ЗАБ-50… 21 самолет 44-го БАП бомбили колонны танков и машин, результаты бомбардировки отличные, разрывы наблюдались в гуще скопления танков… 16 экипажей возвратились на свои аэродромы с бомбами, не выполнив задание из-за плохих метеоусловий и ненахождения целей; 2 экипажа сбросили бомбы по расчету времени из-за облаков; 2 экипажа не возвратились с задания — отстали в районе цели из-за плохих метеоусловий; экипаж ст. лейтенанта М. сбросил бомбы в районе Пскова (?), два самолета сбиты своей зенитной артиллерией у Пскова…» [334, 335].4 июля в период с 9.50 до 22.00 бомбардировщики 41-й БАД произвели 42 вылета в район Даугавпилс — Резекне. Потери — 20 самолетов. 20 из 42. 6 июля, в период с 17.00 до 23.00 «выполнено 44 вылета на Двинском направлении. Не вернулось на базу 20 самолетов…» [336].
Манштейн, 56-й танковый корпус которого первым форсировал Западную Двину, пишет в своих мемуарах: «В эти дни советская авиация прилагала все усилия, чтобы разрушить воздушными налетами попавшие в наши руки мосты. С удивительным упорством, на небольшой высоте одна эскадрилья летела за другой с единственным результатом — их сбивали».
В итоговом «Отчете о боевых действиях 2-й АД за два месяца войны», подписанном командиром дивизии полковником Архангельским, читаем: «… 2. Действия в первом месяце войны мелкими группами и одиночными самолетами (имелась прямая директива „больше звена исходить“) являлась ошибочной и дала возможность уничтожать нас по частям. Крупные цели в виде больших мото-мехколонн следовали чуть ли не парадным строем (Двинск, Остров) и требовали массированных действий авиации. И для этого были и силы и средства.
Характерно отметить, что все, чему нас учили в академии и на полевых учениях (а учили не всегда уж плохо), с первых дней войны было растоптано и заменено сплошной импровизацией» [337].
Прямая директива, действительно, имелась. Причем самого высокого уровня. 4 июля 1941 г. за подписью Жукова вышла директива Ставки ГК (б/н) следующего содержания:
«Ставка приказала:
1. Вылет на бомбометание объектов и войск большими группами категорически запретить.
2. Впредь вылеты для бомбометания по одной цели одновременно производить не более звена, в крайнем случае, эскадрильи» [338].
Для сотен бомбардировочных экипажей эти несколько строк стали смертным приговором. После того как развернутые в первом эшелоне фронтов истребительные авиаполки были смяты и раздавлены волной панического «перебазирования», возможность организации сопровождения бомбардировщиков истребителями была сведена к минимуму. Хаос и развал системы управления ВВС, да и всей Красной Армии в целом, сводили этот минимум к нулю. Если в подобной ситуации у летчиков и оставался какой-то шанс выполнить боевую задачу и при этом выжить, то этот шанс был только в массировании сил, в построении плотных боевых порядков больших групп бомбардировщиков, которые хотя бы в теории могли встретить атакующие «мессершмитты» стеной мощного пулеметного огня. Директива Ставки не оставляла звену (3 самолета) СБ или ДБ практически никакой надежды на возвращение домой после встречи с истребителями противника..
Правды ради надо признать, что авиация той эпохи — даже при самом идеальном ее использовании — неспособна была самостоятельно решить задачу уничтожения танковых колонн противника. Огонь с неба мог лишь в большей или меньшей степени помочь наземным войскам, которым предстояло упорной обороной остановить наступление врага. Поэтому одновременно с переключением действий ВВС Северного фронта с «финского» на «немецкий» фронт Ставка начала перебрасывать навстречу наступающим на Резекне–Остров моторизованным соединениям 4-й Танковой Группы вермахта и сухопутные части Северного фронта.