25 рассказов

Другое дело он, Виктор Викторович, он не красавец, а воровок ненавидит. Он не доверяет никому. В райотделе некоторые думают, – Клековкин излишне бдителен, но он уверен: «излишней» бдительности нет! Бывает: дело о краже, а там вскоре и труп…

– Вот, – подталкивает она бумагу к середине стола.

Клековкин любит моменты первых объяснений. Как фотографа радует превращение негатива в фотографию.

– Так-так-так, – Поднимает трубку телефона: – Сергеев, проверь-ка данные… – И «данные» диктуются. – Вы пишете: «Нигде не учусь, нигде не служу». На что существуете?

– Наследство.

– Укажите, от кого и сумму.

– Полякова Анна Васильевна. Моя бабушка. Умерла в мае. Девять тысяч долларов.

– И нигде не работаете?

– Я работаю.

– Где?

– Дома.

– Надомницей? Укажите ремесло: вяжете кофты, плетёте корзинки?

– …веники, – хохот. – Я – творческий человек, свободный художник.

– А-а!

А вот его мать моет полы в заводоуправлении «Электрокабеля»! И сестра там. А он, Витька вкалывал станочником на «ящике номер тридцать девять», потом армия: деревянная продуваемая ветрами вышка, автомат до онемения в пальцах, тундра, зэки…

В поведении этой девицы цепляющее. Вот когда шли они в райотдел, она приказала гитару перевернуть, в голосе громком выдрючивание, а ведь в плетёных, как сеть, колготках! Правда, нет информации: точно этот контингент (воровка и одновременно проститутка)? С ними он любит. Ишь, художница! Знаем мы эти художества! Наглая, будто барыня, он для неё прямо дворник!

– Кем была бабушка?

– Доктором наук.

– Вот видите! А вы… – Девка моложе его на пятнадцать лет, готов преподать урок.

– Не могу я быть инженером.

– Ах, да, творчество! И какое?

– Пишу стихи и музыку, декламирую под гитару.

Глаза Клековкина сфокусировались. Главное в его работе недоверие.

Лейтенант Влас с гитарой. Держит так, будто имел дело с этим инструментом. Кладёт бумагу перед Клековкиным. Тот не доволен результатом экспертизы: инициалы на деке нацарапаны давно. Гитару в угол.

– Говорит: наследство получила и не работает.

– Я работаю, – с приходом Власа девица ощутила неявную, но поддержку. – Виктор Викторович, разрешите, я спою, сыграю.

У Клековкина ухмылка: как это разрешить!

Но тут входит майор, начальник, видит гитару:

– Опять музыканты? – добрый в этот день.

– Будьте любезны, – поняла субординацию Полякова. – Я покажу вам мою работу, для дела…

– А давайте, «для дела»! – майор подмигнул Клековкину.

– Моё сценическое имя Мага Полякова, – жест в направлении гитары. Оглядев, подтягивает на колках струны, будто спрашивает, не обидели тебя в милиции?

Входит Сергеев, капитан, это он проверял данные, бумагу отдает, но не уходит.

– «Осень», – объявляет она так, будто перед ней обыкновенная публика.

Гитарная интерлюдия. И мелодичная декламация:

За окном ветерперелистывает пёструю дорогу,в окно рвётся.Я не хочу уходить в осень.Пусть все уходят,я в лете хочу остаться.Жаль, что тёплых дней не вернуть…

Не песня, но нормально (оценка Власа).

Я пойду тихим городом осени.Мне никто не сделает больно,Ведь я для всех я придумала однуДобрую-добрую песню.

Гитара звенит, а исполнительница объявляет:

– «Яблоня»

Громадный куст яблони, именно куст,потому, что яблоня низкая и широкая.Ветки её лежат на заборе.Весной цвела эта яблоня такимПарашютом:сараев и помойки не было видно,одна яблоня. Воздушная,будто из мыльных пузырей.Но ты не видишь яблоню.Ты видишь мусорный ящик.Ты рационалист.Ты думаешь: опять не увозят мусор.Машина придёт и увезёт отбросы…А яблоня…Она по-прежнему хорошеет в углу…

– И с отбросами надо кому-то, – говорит майор.

Его подчинённые одобрительно кивают.

Она довольна:

– Этот цикл навеян прозой Сэй-Сёнагон.

Милиционеры не в курсе, кто такой (такая), и Полякова комментирует: это древняя писательница близка ей по мироощущению.

– Можно ещё одну балладу?

– Валяйте, – кивает майор.

– «Шишки».

Лейтенант Влас уверен: глядит прямо на него, но непонятно (кокетства нет).

Ты жевал когда-нибудь шишки?Шишки обыкновенные с ёлок?

Ответа на такой вопрос не ждёт, обращаясь к запрятанному в нём. Музыка печальная, будто гитаре больно.

…Больно было смотреть тебе вслед.Ещё больней было быбежать за тобой и догнать.Ты уходил уверенным шагом!..Коричневый плащна ветру,как флибустьерский парус.Это так модно!Все ходят в коричневых плащах!Но в том, как ты уходил,была такая горечь!Ведь это у нас была когда-то гроза в лесу,поваленные ёлки и много клейких шишек.Срывать нелегко:пальцы слипались, а под ногамисорванные грозой провода.Между проводами прыгаемшишки рвём, пробуем.«Бойтесь электричества,– кричат взрослые с дачи, —вас током убьёт».Мне показалось, – я опятьразжевала шишку (а ты уходил!)и зубы склеиваются,и запах во рту зелёный…Куда ж ты уходишь?Ведь это с тобой мы сиделина упавшей ёлке…Ну, почему я тогда не ступилаНа оголённые провода?…

Гитара умолкла и пение умолкло. И в милиции, и в этом отдалённом районе огромного города тихо, но ненадолго, прибывает патрульная машина.

– Добре, ребята, – Майор – на выход.

Сергеев за ним.

А Влас… Его отец гитару ударил о косяк, мол, отвлекает от учёбы. Теперь отец доволен, а он, Влас, иногда видит во сне гитару, раздробленную (хотя только дэка отломалась), и плачет, как о друге умершем, утром щёки мокрые. Девица эта умеет играть, и он бы так мог. Её привод в милицию не его дело. А Клековкин в тупике. Но «эта задница» в тупике, пока не начертает любому на лбу статью уголовного кодекса. Лейтенант вышел.

Клековкин во время пения делал вид, что он не осуждает чудачества старшего руководителя, но намерен и далее работать с Поляковой, этой исполнительницы баллад.

Реакция холодноватая. Хотя не перебивали, ну, и нормально. Баллада про шишки отыграна лучше, чем в общежитии на её премьере перед недавними однокурсниками.

В милиции опять не ночь, а ненормальный день. Сапоги в коридоре звякают подковами. Кто-то орёт утробно: «А ну, без рук!»

Клековкин хмыкает: какие это песни! Так, речитатив! Слово, вроде бы, не его, и удивило. А лицо-то накрашено не так, как у девок! Грим не добавляет Поляковой привлекательности. И одета… Одеяние клоуна (в белых и оранжевых яблоках). Это новое для него понимание, как предательство. Он предаёт этим Виктора Викторовича Клековкина! И тот, другой думает: отпустить её! Вот и патрульная, могут даром, такси дороговато.