30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД: от оперуполномоченного до заместителя министра
Шрифт:
При проверке этого дела в 1941 году указанные выше свидетели свои показания подтвердили, а ещё 5 свидетелей сообщили, что «Ефимов происходит из кулаков, был антисоветски настроен и допускал антисоветские высказывания».
Пройдя лагеря ГУЛАГа, Ефимов остался жив, хотя и превратился в инвалида. Его дело пересматривалось в 1957 году, что дало весьма любопытные результаты, о которых поговорим позднее, в главе 40 [А. 13].
В начале 1937 года в Лужском райотделении был заведен формуляр на гражданина Пайста, старого члена ВКП(б), имевшего партстаж с 1903 года. Основанием послужило заявление члена партии, работника одного из заводов города Луги (сигнал от бдительного товарища) о том, что «Пайст среди своего окружения ведёт антисоветскую агитацию, восхваляет Троцкого, Зиновьева, Каменева и всячески дискредитирует Центральный Комитет и особенно товарища Сталина». Что ж, криминал несомненный. Кроме того, ещё в 1935 году в Лужском райкоме партии разбиралось заявление заведующей эстонской школой Вессарт об антисоветских высказываниях Пайста во время его посещений этого учебного заведения. Правда, сначала данное заявление, принятое
В сентябре 1937 года Управление НКВД ЛО выдало санкцию на арест Пайста с направлением следственного дела не на особую тройку, а в областной суд. Следствие по этому делу проводил оперуполномоченный Варицев, а начальник райотделения Богданов участвовал в допросе арестованного только один раз — 17 сентября 1937 года. По полученным показаниям дополнительно были арестованы члены партии Макаров, Снигирёв и Иванов, которых Пайст назвал в качестве лиц, поддерживавших с ним постоянное общение и разделявших его взгляды. На этих арестованных имелись материалы, подтверждавшие их виновность перед партией и Советской властью, поскольку они, «будучи несогласны с проводимыми мероприятиями, скрывали это». (Вот и пойми: говорили — плохо, скрывали — опять плохо!) В связи с тем, что районный комитет ВКП(б) был полностью в курсе данного дела, секретарь райкома Васильев беседовал с обвиняемым Пайстом. Однако в ходе следствия Пайст заболел и умер в тюрьме, как оказалось, «от многостороннего рака желудка, печени и других органов». Дело остальных обвиняемых, которое велось очень медленно, рассматривалось в судебном порядке в спецколлегии Леноблсуда и потому контролировалось районным прокурором. Поскольку во время следствия показания арестованных надлежащим образом не закреплялись, то на суде все они от своих слов стали отказываться. Дело возвратилось на доследование, в процессе которого обвиняемые передопрашивались начальником райотделения Богдановым и районным прокурором Андреевым. После этого материал вновь был отправлен на рассмотрение суда. Длительная затяжка в разбирательстве данного вопроса оказалась на руку говорунам, поскольку после того как «Операция прикрытия» завершилась (да и главный виновник Пайст ушёл в мир иной), дело благополучно закрыли и недосуженных в 1939 году реабилитировали и выпустили на свободу [А.11, А. 12].
С представителями церкви в годы репрессий расправлялись не менее жёстоко, чем с буржуазией или кулачеством, хотя лозунга о поголовном уничтожении или полной ликвидации служителей культа не выдвигалось. Просто было опасение, что в законодательную власть могут «навыбирать одних попов». Да, вера в Бога и насаждавшееся преклонение перед правившей Компартией не умещались в одни рамки.
10 декабря 1937 года особой тройкой были приговорены к высшей мере наказания и расстреляны: И.П. Никольский, 1868 г.р., священник церкви; К.И. Малов, 1882 г.р., псаломщик церкви; Ф.П. Тошина, 1874 г.р., без определённых занятий; Ф.Н. Николаев, 1866 г.р., конюх; Г.И. Никольский, 1898 г.р., псаломщик; П.К. Кондратьев, без определённых занятий. Одновременно к 10 годам исправительно-трудовых лагерей осуждены М.Т. Петрова, 1892 г.р.; А.В. Колосова, 1888 г.р.; П.Д. Сулина, 1873 г.р.; Е.И. Сергеева, 1883 г.р. — все без определённых занятий. По национальности перечисленные 10 человек — русские.
Осуждённые были признаны виновными в том, что они «являлись участниками контрреволюционной группы кулаков и церковников, существовавшей в Перечицком сельсовете Лужского района, систематически проводили контрреволюционную агитацию, направленную против колхозного строительства и возводили клевету на советскую действительность».
Основанием к аресту и осуждению послужили показания единственного свидетеля Кирюшина, который на допросе 18 ноября 1937 года заявил, что «все обвиняемые являлись участниками контрреволюционной группы и среди местного населения вели пропаганду». На следствии все обвиняемые признали себя виновными в участии в контрреволюционной группе и ведении антисоветской агитации. В связи с этим избирателями они так и не стали.
В 1940 году дело перепроверялось, и хотя Кирюшин от своих показаний отказался, а другие свидетели не подтвердили обвинения, Управление НКВД ЛО 15 июня 1940 года решение особой тройки «признало правильным» [А. 13].
Ещё одна «контрреволюционная церковная группа» в составе 8 человек, действовавшая в деревне Большие Кла-бутицы Лужского района, была арестована без санкции прокурора 12 ноября 1937 года. «Её участники собирались на тайные сборища, где с контрреволюционных позиций обсуждали положение дел в стране, договаривались о срыве уборочных работ в колхозе, выступали против голосования за кандидатов-коммунистов на предстоящих выборах в Верховный Совет СССР и за выдвижение своих кандидатов, высказывались против колхозов и Советской власти. Участники группы дискредитировали все проводимые партией и правительством мероприятия, клеветали на положение в колхозах, склоняли к антисоветской работе колхозников-односельчан».
Особая тройка УНКВД ЛО 10 декабря 1937 года приговорила к высшей мере наказания священника П.Н. Землянского (посмертно!), сторожа И.Ф. Фролова и гражданку Т.Е. Морозову. Троим участникам группы определили по 10 лет, а одному — 8 лет исправительно-трудовых лагерей. По неизвестным причинам по тому же компрометирующему материалу жительница деревни Захарова, 1867 г.р., особой тройкой не была осуждена, и дело на неё 31 марта 1938 года прекращено [А. 13]. Но выборы в Верховный Совет уже прошли.
Как показывает анализ следственных дел, в ряде
случаев граждане сами оказывались повинными в гибели своих односельчан за счёт подложных доносов и оговоров или лжесвидетельств, в чём с годами раскаивались. Не осознавая последствий, они по наивности и неопытности включались в государственную игру, в которой карательные органы шуток не шутили.19 августа 1937 года особая тройка УНКВД ЛО приговорила к высшей мере наказания 7 человек колхозников, в число которых входили:
Борисов И.С., 1890 г.р., слесарь-кузнец, председатель ревизионной комиссии колхоза;
Ерастов И.В., 1890 г.р., кладовщик;
Михайлов А.К., 1886 г.р., бригадир полеводческой бригады;
Ильин С.И., 1886 г.р., заведующий машинно-тракторной станцией (МТС);
Грачёв И.С., 1886 г.р., заведующий фермой;
Екимов П.Е., 1868 г.р., председатель колхоза;
Михайлов И.К., 1893 г.р., конюх.
Все являлись членами колхоза им. Калинина, происходили из крестьян-середняков, по национальности русские, беспартийные, женатые, образование низшее (то есть считались грамотными). Двое из них, А.К. Михайлов и И.С. Грачёв, были ранее судимы.
Обвинение колхозников состояло в том, что, «создав контрреволюционную повстанческую группировку из кулаков, вели активную подрывную работу по развалу колхоза, подготовляли убийство местных советских работников, в частности, председателя сельсовета члена ВКП(б) Максимова, производили потравы посевных площадей, провокационными слухами запугивали колхозников и разжигали недовольство, используя для этого отдельные неполадки в колхозе».
На допросе, проводившемся 3 июля 1937 года оперуполномоченным Лужского райотделения НКВД младшим лейтенантом гб Варицевым и начальником того же отделения лейтенантом гб Богдановым, обвиняемый Михайлов, подтвердив свою принадлежность к упомянутой группе, показал следующее. Все участники группы считали, что «объединение в колхоз не даёт положительных результатов, приводит сельское хозяйство к упадку и развалу, что советская власть просчиталась в данном вопросе и поставила колхозников в безвыходное положение». Практическая активная деятельность группы, по словам обвиняемого, «началась с 1936 года, когда стало известно, что из-за бесхозяйственности и преступной деятельности отдельных лиц колхозники недополучат значительное количество продуктов по трудодням. Особую активность в распространении провокационных слухов проявлял Борисов, являвшийся руководителем группы, который даже открыто выступал с контрреволюционными выпадами против Советского правительства и проводимых мероприятий в деревне». В помещении правления колхоза в присутствии группы лиц этот слесарь-кузнец заявил, что «колхозников сделали настоящими батраками, и нам необходимо организоваться против Советской власти». Присутствовавшие с ним согласились, а обвиняемый Михайлов добавил, что «колхозники работают за палку, не получая ничего от колхоза». На одном из сборищ группы И.С. Борисов по поводу плана сева на 1937 год сказал, что им «надо согласиться на 50 % плана», а остальное «разложить на служащих, отсутствующих на побочных заработках колхозников и других лиц», чем участников разговора «ориентировал против плана сева». Весной 1937 года было стравлено скоту 14 га некачественно посеянных озимых культур, что привело к полной потере урожая с данного поля. После этого председатель колхоза П.Е. Екимов дал указание установить ограждение участка, а сам вместе с агрономом «составил акт с определением площади потравленных посевов». Кроме того, подрывная деятельность председателя правления заключалась в «очковтирательстве с посевными площадями», что «влияло на снижение стоимости трудодня и обесценивало его». «Посевы производились недоброкачественно» и делались лишь «для показа в сводках о выполнении Госплана». Расхищались корма для скота. Указанные факты вызывали недовольство среди колхозников, подрывали трудовую дисциплину и способствовали проведению «контрреволюционной пропаганды среди окружающих».
Другой «участник контрреволюционной повстанческой группы» обвиняемый И.В. Ерастов, допрошенный 14 июля 1937 года теми же работниками Лужского райотделения НКВД, в дополнение к приведенным выше сведениям дал такие показания: «С конца 1936 года руководитель группы Борисов И.С. давал установки о необходимости организации крестьян против Советской власти и подготовки восстания, заявляя, что при свержении Советской власти колхозы будут распущены и всем будет жить лучше». Участник группы И.С. Грачёв поддержал это заявление: «Прав Борисов, нам необходимо организоваться, поднять восстание и захватить власть». Сам обвиняемый говорил Михайлову: «Теперь ясно, колхозы пришли в тупик, жить стало невозможно, и они должны развалиться. Нам надо не зевать». По поводу «подготовки террористических актов над руководителями Советской власти» Ерастов показал следующее. В конце 1936 года в правлении колхоза Борисов, читая газету о событиях, происходивших на Дальнем Востоке, где Япония «вела активные действия против Советской власти», заявил в присутствии членов группы, что «пахнет порохом, война неизбежна и очень скоро». Далее признанный руководитель стал говорить о деятельности членов группы «в части подготовки восстания и захвата власти». При этом он указал, что «первым шагом будет убийство председателя сельсовета, члена ВКП(б) Максимова». Присутствовавшие с этим согласились, но поручалось ли кому-либо конкретно из членов контрреволюционной группы совершить теракт, обвиняемому не было известно.
На следствии в 1937 году все, кроме Екимова, виновными себя признали и показали, что они «являлись участниками антисоветской организации, существовавшей в колхозе, на протяжении ряда лет занимались вредительской деятельностью, вели среди колхозников антисоветскую агитацию». Допрошенные на следствии свидетели Дмитриев, Филин, Кумище, Фролов, Куприянов, Алексеев охарактеризовали обвиняемых как участников антисоветской организации [А. 13].
В результате внесудебное «правосудие» восторжествовало, а порок был жестоко наказан. Безжалостно расстреляли всех семерых.