30 сребреников
Шрифт:
Если сказать, что парень лет двадцати был удивлён, значит ничего не сказать. Он так широко открыл глаза и рот, что мне стало его жалко.
— Проходите сеньор Бартоло, — вежливо пригласил я его на соседнее кресло на латыни, — сейчас слуги принесут нам завтрак, за ним и обсудим учебный план. Вы как, завтракали?
Парень смутился, но его живот вдруг выдал такие звуки, что и без слов стало всё понятно, правда он от этого ещё больше покраснел.
— И синьор Иньиго, прошу вас, не называйте меня синьор, — тихо сказал он, садясь за стол, — я хоть и признанный бастард, но недостаточно знатен, чтобы меня так называли.
— Расскажите
В принципе всё было так, как и говорил мне кардинал, вот только причину отказа родителей давать ему денег на продолжение обучение, он отказался назвать, сильно смутившись при этом, так что настаивать я не стал.
Подкрепившись, я попросил его отнести меня наверх, где и должны были проходить наши уроки. Я выделил отдельную комнату для обучения, где поставил стол для учителя со стулом, парту для себя и конечно же доску, на которой можно было писать мелом. Всё это парня очень удивило, но и обрадовало.
Расположив свои вещи, он устроил меня за партой и превратился в мгновение в строгого учителя.
— Что же синьор Иньиго, давайте сначала проверим вашу латынь, — предложил он, — чтобы я ориентировался в том, насколько она позволит нам начать изучать итальянский.
22 апреля 1454 A. D., Рим, Италия
— Бартоло? Что тебя привело ко мне? — удивился кардинал Торквемада, увидев внебрачного сына одного из своих близких друзей, кардинала Антонио Серда и Льоскоса.
Молодой, симпатичный парень, сминая в руках берет, внезапно опустился на колени, что ещё больше удивило кардинала.
— Бартоло? Что случилось? — Торквемада от удивления отложил письмо, которое писал.
— Ваше преосвященство, — едва не заплакал тот от отчаяния, — я не знаю к кому больше обратиться! Прошу вас помогите мне!
— Да, конечно, говори, — кардинал впервые видел парня в таком состоянии.
— Синьор Иньиго, он уже выучил итальянский и знает его лучше, чем я! — слёзы брызнули из глаз парня, — а закончился только третий месяц обучения! Я не могу дальше его ничему учить, но и деньги не могу брать за просто так! Умоляю помогите мне, я не знаю, что делать!
Брови старого кардинала поползли вверх.
— Выучил язык за три месяца? Как это возможно? — ахнул он.
— Я не знаю ваше преосвященство, — парень помотал головой, — но у него просто удивительная память и он просто проглатывает всё, что я его не прошу сделать и просит ещё. Я даже книги ему теперь нашу на итальянском, поскольку он их читает быстрее меня.
Кардинал сдвинул шапочку на затылок и платком промокнул резко вспотевший лоб, он-то один думал, что его занятия с Иньиго проходят уж слишком в каком-то безумном темпе. Поскольку ребёнок прочитывал выдаваемые ему книги всего за день и мог наизусть процитировать любой параграф или страницу. Но, как оказалось, кардинал не один страдал от необычного ученика.
— Хм, дело конечно необычное, — согласил кардинал, — но судя по твоей реакции, ты уже пообещал оплатить обучение из тех денег, что он тебе заплатит?
— Да ваше преосвященство! — закивал парень, — вы знаете, что я обучаю ещё несколько детей и суммарно, смогу проучиться на общую собранную сумму ещё год. Я так на них рассчитывал, что без
этих десяти флоринов, я не смогу накопить нужную сумму к следующему году!— Вот что Бартоло, Иньиго весьма здравомыслящий человек, просто маленький, — подумав несколько минут, вынес решение кардинал, — скажи ему то же, что и мне, и предложи свои услуги в качестве секретаря. Ты отлично знаешь Рим, а он в нём только обживается, думаю он не откажется от такого помощника. Опять же его люди не говорят на итальянском, так что твоя помощь может пригодиться и его управляющему.
Парень бросился вперёд, чтобы поцеловать перстень кардинала, и стал горячо его благодарить за мудрый совет.
— Иди сын мой, — улыбнулся тот, — я хоть и знаю истинную причину твоего желания вернутся в Феррару, но сделаю вид, будто вижу в тебе только стремление к обучению.
Бартоло покраснел, словно спелый виноград и кланяясь, быстро покинул кабинет, заставляя кардинала улыбаться горячим порывам молодости.
— Хм, — задумался я, когда парень неожиданно признался, что обучать меня ему больше нечему, а просто так деньги брать он не может. Честность — это то, что мне нравилось в людях, ведь самим я таким не был.
— Секретарь, — я обдумывал его предложение и не нашёл, почему могу отказать. Алонсо часто был занят домашними делами, так что использовать его как ездовой транспорт было проблематично, а тут сами предлагают себя в качестве его.
— Как у тебя с ездой на лошади? — поинтересовался я.
— Всё отлично синьор Иньиго, — заверил меня он.
— Что же, тогда ты принят моим секретарём на те же деньги, — хмыкнул я, соглашаясь, — и судя по тому, что твой живот опять тебя выдаёт, ты голодный, давай-ка переезжай ко мне, выделим тебе чулан какой и кровать.
Услышав такое щедрое приглашение, парень залился слезами и пообещал быть мне верным помощником. Правда, как радовался он, ровно также был недоволен Алонсо появлением с его слов ещё одного нахлебника в доме. Я его заверил, что это лишь до конца года после чего служба Бартоло закончится, на что он проворчал, что хоть это его безумно радует.
— Да, кстати сеньор Иньиго, — вскинулся он, вытаскивая из-за пазухи письмо, — пришло от вашего отца.
Вручив мне его в руки, он замер.
— А деньги? — хмуро поинтересовался я у него.
— Только это письмо сеньор Иньиго, — тяжко вздохнул он.
Сломав сургучовую печать, которой было запечатано письмо с оттиском перстня отца, я пробежался по первым строкам.
— «Ты в своём уме? Какие пять тысяч флоринов!».
Были в нём первые строки даже без «здравствуй любимый сын».
— Я же просил десять Алонсо, — я поднял взгляд на управляющего, и тот смутился.
— Сеньор Иньиго, я не смог написать такую сумму, — признался он, — это и правда было уже перебором.
— Алонсо, я предупреждаю тебя, — спокойным тоном предупредил его я, — это первый и последний раз, когда ты не посоветовавшись со мной, переиначиваешь мои слова.
Парень было дёрнулся, но прожив со мной три месяца отлично знал, какой у меня характер.
— Простите сеньор Иньиго, этого больше не повториться, — склонил он голову.
— Забудем тогда об этом, — кивнул я, возвращаясь к письму.
— «Также заявляю, что передам тебе ещё вексель на тысячу и это всё, что ты от меня получишь на этот год», — заканчивалось это весьма короткое письмо, без слёзных прощаний и поцелуев.