33-я армия, которую предали

Опять в райкоме комсомола. Комитет ВЛКСМ милиции пришёл почти в полном составе и принёс решение на исключение из комсомола двух милиционеров за паникёрство. (Сорвали петлицы, выпороли канты.) Вот они, жалкие трусы! Бюро РК подтвердило решение комитета. Тут же, не отпуская домой, райвоенкомат призвал их и зачислил в команду для отправки на фронт».

Можно предположить, что эти двое в запасной полк не попадут. Их отправят прямо в окопы. Что ж, «эти жалкие трусы» тоже были пополнением. И, надо заметить, война – органика сложная. Зачастую и судьбы людей она направляла по своим, особым, иногда причудливым путям. Кто знает, кем в этой гигантской плавильне человеческого характера стали те милиционеры, споровшие петлицы перед предполагаемым вступлением в город немцев, а затем призванные и зачисленные в команду для отправки на фронт. Может, убиты в первом же бою где-нибудь под Тишинкой или Ермолином на Наро-Фоминском направлении. Может, перешли к немцам и воевали потом составе Русского Корпуса или Русской Освободительной Армии против своих же соотечественников и братьев, так и оставшись жалкими трусами. А может, стали хорошими солдатами и честно служили Родине, приближая Победу. Как говорят в народе, один со страху помер, а другой – ожил. Но в первом бою позади окопов с такими хлопцами, конечно же, надо было ставить заградительные отряды с пулемётами. Таковы законы войны.

Что же касается стихии беспорядков и жестокости расправы на московских заставах, где избивали бегущих и швыряли в пыль их добро… Москвичи, которым некуда и не на чем было бежать, останавливали малодушных, трусов и паникёров. В народе их называли просто – шкурники. Поэтому так легко, уже на следующий день, в городе был наведён порядок. 16 октября люди пытались навести его сами. Получилось очень неуклюже, жестоко, как в стихотворении Александра Блока: «Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет/В тяжёлых, нежных наших лапах?» Бежавшие от народной судьбы, не желающие разделить с простыми бабами из очереди за картошкой страх быть убитыми осколками бомбы, в основном были людьми интеллигентными, образованными и, конечно же, читавшими стихи русского поэта. Говорят, на востоке, в Горьком, в Куйбышеве, других городах, удалённых от театра военных действий, ловкие и влиятельные люди этой породы к тому времени уже смогли создать для себя и своих семей «запасные аэродромы»: сняли квартиры, заполнили подвалы продуктами длительного хранения, предусмотрели даже возможность продолжения обучения своих детей в школах, открыв для них специальные классы со своими учителями и своим бюджетом.

Вот уж воистину: кому война, а кому…

Во всяком случае, как о том свидетельствуют документы, тт. Фрумкин и Пасечников таки успели улизнуть из столицы со всем скарбом, так что их пришлось разыскивать органам госбезопасности.

Сталин, узнав о происходящем на улицах и на предприятиях Москвы, лично распорядился навести немедленный порядок. И он, как известно, был наведён. Говорят, когда ему доложили обстановку, в том числе и о происходящем на городских улицах, Крестьянской Заставе и Заставе Ильича, он сказал спокойным голосом:

– Ну, это не так плохо. Я думал, будет хуже.

Потом, обращаясь к Щербакову, добавил:

– Нужно немедленно наладить работу трамвая и метро. Открыть булочные, магазины, столовые, а также лечебные учреждения с тем составом врачей, которые остались в городе. Вам и Пронину надо сегодня выступить по радио, призвать к спокойствию, стойкости, сказать, что нормальная работа транспорта, столовых и других учреждений обслуживания будет обеспечена.

17 октября по московскому радио выступил первый секретарь Московского горкома партии, руководитель Главного политуправления и начальник Совинформбюро А.С. Щербаков: «Провокаторы будут пытаться сеять панику. Не верьте слухам!» Два дня спустя было введено осадное положение.

Удивительно другое: о панике в Москве 16 октября ровным счётом ничего не узнали немцы и, следовательно, не смогли этим никак воспользоваться. Это – к вопросу о том, как работала их агентурная разведка и как работали наши органы госбезопасности…

Кстати, о «работе» последних: в день московской паники в Москве на территории совхоза «Коммунар» по приказу Берии были расстреляны жёны бывших высокопоставленных военных Нина Уборевич и Нина Тухачевская.

Не удалось найти в архиве документов, проливающих свет на то, почему же в 33-ю, вопреки назначению Жукова [55] , прибыл генерал Ефремов. Не потому ли, что обстановка буквально в последние несколько суток значительно осложнилась и последние московские события заставляли и Ставку, и Сталина бросать в прорыв более мощные ресурсы, а на ответственные посты назначать тех, кто не подведёт, не дрогнет даже в безвыходных обстоятельствах.

55

Приказ штаба Западного фронта № 0347 от 17 октября 1941 г., в котором, в частности, есть такой пункт: «2. Командующим 33-й армией назначить генерал-лейтенанта Герасименко. Заместителем командующего армией назначить комбрига Онуприенко». ЦАМО. Ф. 208. Оп. 2511. Д. 1029. Л. 177, 178.

А 33-я дралась. Как героически и стойко дрались все армии на всех фронтах. Но у 33-й была особая миссия: её дивизии и батальоны стояли в центре удара, и остриё бронированного потока, который получил в ставке Гитлера кодовое название «Тайфун» и который в последних числах сентября рванулся из-под Рославля на Москву, это тяжёлое копьё неслось именно сюда, пронзая километр за километром и сметая на своём пути армию за армией.

Просматривая боевые донесения из дивизий и отдельных подразделений, командарм невольно обратил внимание на одну цифру, которая почти во всех сводках была неизменно высокой, – пропавшие без вести. Когда штабные офицеры всмотрелись пристальнее в проблему, выяснилось, что большой процент среди безвестных составляют москвичи. Например, в кадровой 222-й сд пропавших без вести согласно поступившим сводкам было значительно меньше, чем в бывших ополченческих, получивших общевойсковые номера сравнительно недавно [56] . Вскоре предположения подтвердились: заградзаставы и военкоматы начали возвращать дезертиров назад, на фронт. А 27 октября шифром из штаба Западного фронта поступила телеграмма следующего содержания: «Задержано более двух тысяч человек, ушедших с фронта. Срочно донести, почему Вами не приняты меры по наведению порядка и дисциплины в частях, вследствие чего люди 33 армии тысячами уходят с фронта в тыл» [57] .

56

26 сентября дивизии народного ополчения, так называемые ДНО, получили свои общевойсковые номера. Так 4-я ДНО стала 110-й стрелковой дивизией, соответственно 5-я – 113-й, 6-я – 160-й.

57

ЦАМО. Ф. 388. Оп. 8712. Д. 1. Л. 17.

В одном из первых приказов генерал Ефремов обращался к своим командирам и бойцам: «…пусть поймёт каждый командир, начальник, боец, что в нынешней обстановке в борьбе за родину, за Москву лучше смерть храбреца, чем презренная трусость и паникёрство» [58] .

Конечно же, я далёк от мысли о том, что все, по сводкам тех дней проходившие в строке «Пропавшие без вести», были дезертирами и москвичами. Бежали и в другие края. Но большинство из пропавших без вести были погибшие и попавшие в плен. Попавшие, т. е. взятые противником в бою, как это случалось, когда кончались боеприпасы, когда отходили соседи и открывали фланги, когда боец получал рану или контузию и какое-то время неадекватно воспринимал действительность. Но, что греха таить, часть из числа пропавших без вести дезертировала и в другую сторону – в немецкую. И об этом мы не раз ещё будем размышлять в этой книге перед лицом документов и свидетельств.

58

ЦАМО. Ф. 338. Оп. 8712. Д. 2. Л. 67.

В войсках не хватало вооружения. Архивы открывают любопытные данные, которые теперь, по прошествии многих десятилетий, проливают тот необходимый и неизбежный свет, который необходим для безошибочного чтения книги истории нашей страны и истории Великой Отечественной войны, в частности. Вот документ, который озаглавлен так:

«СВЕДЕНИЯ О БОЕВОМ И ЧИСЛЕННОМ СОСТАВЕ СОЕДИНЕНИЙ 33-й АРМИИ ПО СОСТОЯНИЮ НА 25.10.41 г.» [59] . Из этого документа мы, например, узнаём, сколько действующих штыков имела каждая дивизия и сколько, соответственно, вся армия. Сколько пополнения получено. И сколько и какое имела вооружение.

59

ЦАМО. Ф. 338. Оп. 2511. Д. 24. Л. 323, 324.

1-я гв. мсд. При численном составе 8569 человек, включая и командный состав, имела 6732 винтовки, в том числе и автоматические [60] , 92 станковых пулемёта, 181 ручной пулемёт, 57 миномётов.

151-я мсбр. При численном составе 1115 человек имела 942 винтовки, 3 станковых пулемёта, 13 ручных пулемётов. Миномётов не имела.

113-я сд. при численном составе 1157 человек имела 1003 винтовки, 2 станковых пулемёта, 6 ручных пулемётов. Миномётов не имела.

60

На период описываемых событий на вооружении Красной Армии состояли: 1) 7,62-мм автоматическая винтовка Симонова образца 1936 г. (АВС). Первая советская массовая автоматическая винтовка являлась усовершенствованным образцом опытной винтовки 1931 г. При автоматической стрельбе в качестве дополнительной опоры использовался клинковый штык, который поворачивался на 90 градусов по отношению к оси ствола. Для уменьшения отдачи на ствол навинчивался дульный тормоз. Масса в боевом положении – 4,82 кг, боевая скорострельность: одиночным огнём – 25 выстр./мин., очередями – 40 выстр./мин., ёмкость магазина – 15 патронов, прицельная дальность стрельбы – 1500 м; 2) 7,62-мм самозарядная винтовка системы Токарева образца 1940 г. (СВТ). С 1940 г. СВТ, которая победила на конкурсных испытаниях, была запущена в массовое производство. Она изготавливалась вплоть до 1945 г. Масса в боевом положении – 4,51 кг, боевая скорострельность – 25 выстр./мин., ёмкость магазина – 10 патронов, прицельная дальность стрельбы – 1500 м. В отличие от самой массовой винтовки Красной Армии 7,62-мм винтовки системы Мосина образца 1891/30 г. СВТ имела пистолетную ложу, как у немецкой винтовки системы Маузера, что делало её более удобной в обращении. В 1940–1942 гг. выпускался снайперский вариант винтовки с оптическим прицелом ПУ. Скорее всего, в данном случае речь идёт именно о СВТ.

222-я сд. Кадровая, как её называли в штабе 33-й армии. При численном составе 3392 человека имела 1934 винтовки, 17 станковых пулемётов, 25 ручных пулемётов и 6 миномётов.

Отсюда нетрудно подсчитать общее количество стрелкового оружия всей армии. Но обратим наше внимание вот на какую цифру: 222-я сд имела порядочное, хотя и недостаточное количество пулемётов, а вот винтовок…

Считаем так. В дивизии 42 пулемёта. Умножаем на два человека. Хотя, надо заметить, вторые номера «максима» и «дегтяря» должны были иметь винтовки. 360 человек начсостава. При 6 миномётах могли состоять не более 30–35 человек. Таким образом 937 человек ходили в бой «парами» или с гранатой.

Что это такое, мне рассказывали ветераны 49-й и 50-й армий Западного фронта. Можно не сомневаться, что и в 33-й было то же самое.

Из рассказа бывшего бойца 1-го батальона 1130-го сп 336-й сд 50-й армии Василия Ивановича Антипова (Пос. Износки Калужской обл. Запись 1986 г.):

– Зачислен я был в роту связи. Экипировали нас не сразу. Я долго ходил в своём чёрном студенческом пальто, где-то с месяц так, в пальто, и воевал. Потом выдали гимнастёрку, ботинки неимоверно большого размера, шинель. Винтовку выдали тоже не сразу. Дали две гранаты «Ф-1». Это и было моё личное оружие. Потом батальон подвели к передовой, в первый эшелон. Была весна, 1942 год. Мы сменили на передовой наших товарищей. Нам досталась залитая водой траншея и блиндаж, в котором можно было только сидеть. Вначале было холодно. Закрыли вход плащ-палаткой, и вскоре в нашей тесной землянке стало даже душновато. Хотелось пить. Я взял котелок, вылез из блиндажа, зачерпнул воды из лужи неподалёку, напился вволю сам и зачерпнул ещё – для товарищей. Утром, когда рассвело, выбрался я из блиндажа и вижу: в луже, где я набирал воду, вытаял немец, убитый, видимо, ещё во время зимних боёв. А нам ребята, которых мы меняли, сказали, что эта траншея немецкая, что её отбили зимой. Тем временем из блиндажа, один за другим, вылезли остальные бойцы нашего отделения. Стоят рядом, тоже разглядывают. И кто-то спрашивает, вроде в шутку: «Антипов, ты, случаем, не из этой лужи воду ночью брал?» – «Из этой», – говорю. Эх, что тут началось! А я стою и смотрю: немец распух, лицо синее, пилотка сбилась набок, волосы примёрзли к пилотке… Так я впервые увидел на фронте врага. Долго его обходили, перепрыгивали. Потом увидел лейтенант и приказал убрать. Стали мы его выдалбливать. А под ним – винтовка! А винтовок-то у нас вообще ни у кого не было. В дозор, когда надо идти в боевое охранение, давали автоматы. А в своей траншее так, с гранатами, и ходили. А тут – винтовка. Стали её друг у друга из рук вырывать.