36 рассказов
Шрифт:
— Мне не важно, сколько это будет стоить, я должен ехать в первом классе.
— Но у меня нет свободных мест в первом классе, сэр. Даже если бы вы купили весь поезд.
— Я мог бы, — сказал Генри.
— Повторяю, у меня нет мест в первом классе, — безнадежно вздохнул кассир.
Генри, возможно, еще сопротивлялся бы, но позади него раздались голоса, что до отправления осталось две минуты и если он не собирается ехать, то они не хотят опоздать на поезд.
— Дайте два места, — сказал Генри, не в силах произнести «в третьем классе».
Два зеленых билета с отметкой «Дувр» были
— С вас семнадцать шиллингов и шесть пенсов, сэр.
— О да, конечно, — сказал Генри извиняющимся тоном и, пошарив в кармане пиджака, достал и развернул пятифунтовую банкноту, одну из трех, что всегда носил с собой.
— У вас, быть может, есть мелочь?
— Нет, не имеется, — сказал Генри, который считал вульгарным носить с собой разменную монету.
Кассир отдал ему четыре фунта и полкроны. Генри не взял полкроны.
— Благодарю вас, сэр, — сказал донельзя удивленный кассир: это было больше, чем его еженедельные премиальные.
Генри, сунув билеты в карман, быстро зашагал к Виктории. Она встретила его улыбкой, несмотря на холодный ветер. Правда, теперь в улыбке не было ровно ничего чарующего. Ни одного носильщика на платформе не осталось. Кондуктор взял у него билеты и проколол их.
— Посадка окончена, — закричал он, взмахнув зеленым флажком, и дал свисток.
Генри быстро забросил сумки и чемоданы в тамбур, толкнул в него Викторию и запрыгнул в уже отходящий поезд. Отдышавшись, он пошел по коридору, надеясь найти свободные места. Он никогда не ездил в третьем классе, и ему сразу не понравились потертые сиденья. Когда он подошел к сравнительно свободному купе, какая-то молодая пара ворвалась в него и заняла места. Генри так и не нашел два места рядом. Виктория села на свободное место в одном из купе, а Генри пришлось сидеть на чемодане в коридоре.
— В Дувре все изменится, — сказал он уже без обычной самоуверенности.
— Я уверена, что все так и будет, Генри, — ответила Виктория, тепло улыбнувшись ему.
Ему казалось, что двухчасовая поездка будет продолжаться вечно. Пассажиры ходили мимо него взад-вперед по коридору, наступая на кожаные, ручной выделки туфли, то и дело говоря: «Прошу прощения, сэр», «Прошу прощения, начальник» или же просто «Извини, приятель».
Генри проклинал Клемента Эттли с его смехотворной кампанией за социальное равенство и с нетерпением ждал, когда поезд придет на конечную станцию, в Дувр. Едва поезд остановился, как Генри первым, а не последним, выскочил из вагона и что есть мочи закричал: «Альберт!» Ничего из того, что он ожидал, не случилось. Словно в панике спасаясь от чего-то, люди толпой бежали мимо него к пристани. Наконец, Генри заметил носильщика и бросился к нему, но увидел, что он грузит на тележку чужой багаж. Генри безуспешно пытался поймать второго, потом третьего носильщика и, лишь помахав четвертому бумажкой в один фунт, с его помощью выгрузил из вагона четырнадцать сумок и чемоданов.
— Куда прикажите доставить, начальник? — весело спросил носильщик.
— На пароход, — сказал Генри и вернулся в вагон.
Он помог Виктории выйти, и они под дождем побежали к трапу отходящего от пристани
парохода.— Ваши билеты, сэр, — сказал молодой помощник капитана в темно-синей форме, стоящий у трапа.
— Я всегда занимаю каюту номер три, — тяжело дыша сказал Генри.
— Конечно, сэр, — ответил помощник и посмотрел в свой список. Генри самоуверенно улыбнулся Виктории.
— Вы мистер и миссис Уильям Уэст?
— Прошу прощения? — переспросил Генри.
— Вы, очевидно, мистер Уильям Уэст.
— Безусловно, нет. Я великий паша из Каира.
— Простите, сэр, но каюта номер три записана на имя мистера Уильяма Уэста и его семью.
— Никогда еще капитан Роджерс не обращался со мной так невежливо, — сказал Генри преувеличенно размеренным тоном. — Пошлите за ним немедленно.
— Капитан Роджерс погиб во время войны, сэр. Капитан Дженкинс находится в рубке и не покинет ее в течение получаса, пока мы не выйдем в море.
Раздражение Генри быстро сменилось паникой.
— У вас есть свободная каюта? — спросил он.
— К сожалению, нет, сэр, — сказал молодой помощник капитана. — Последняя была занята несколько минут назад.
— Могу я взять два билета без каюты? — спросил Генри.
— Конечно, — сказал он. — Но вам надо купить их в офисе на пристани.
Генри решил, что дальнейший разговор приведет к трате времени, повернулся и, не обращая внимания ни на жену, ни на носильщика, бросился покупать билеты.
— Два билета первого класса до Кале, — твердо сказал он.
Служащий за стеклянным окном устало посмотрел на Генри.
— Теперь все плывут в одном классе, сэр, если только вы не заказывали каюту, — сказал он и вручил Генри два билета. — С вас ровно один фунт.
Генри отдал ему бумажку в один фунт и поспешил к молодому помощнику капитана.
Носильщик оставил их багаж на набережной.
— Нельзя ли, — обратился Генри к помощнику, — поднять багаж на борт и поместить его в камеру хранения?
— Нет, это уже невозможно. До отплытия остается десять минут, и пассажиры сами несут свой багаж.
Виктория взяла два небольших чемодана, а Генри стал единственным участником эстафеты по перетаскиванию оставшихся сумок и чемоданов по трапу. Не чувствуя ни рук ни ног, он опустился на палубу, потому что все скамейки были уже заняты. Он так разогрелся, что не обращал внимания на дождь. С улыбкой, застывшей на лице, Виктория взяла его руку.
— Не надо расстраиваться по пустякам, дорогой, — сказала она. — Расслабься и постарайся получить удовольствие от плавания. Не правда ли, это так забавно — сидеть вдвоем на палубе?
Пароход медленно выплыл из спокойной гавани на морской простор. Поздно ночью капитан Дженкинс признался, что никогда еще не пересекал Ла-Манш — от Дувра до Кале всего 25 морских миль — в такую штормовую погоду. Ему пришлось отвернуться, когда он увидел, что его второй помощник, участник двух войн, блюет как новичок.
Генри и Виктория провели все время у поручней: все, что они съели во время торжественного приема, пришлось оставить за бортом. Они были счастливы как никогда в жизни, увидев на горизонте береговую линию Нормандии. Пошатываясь от слабости, они перетаскивали по трапу сумки и чемоданы на набережную.