365

— Знаешь, — прошептал он на ухо Александре, — пусть делают, что хотят. У нас такого никогда не случится.

— Говорят, детям трудно не повторять опыт своих родителей. Они часто следуют той модели поведения, к которой привыкли с раннего детства.

— Да, — усмехнулся Игорь. — Говорят. Но мой отец всю жизнь смотрел на любящих бабушку и дедушку. И чем ему это помогло? Если у человека в голове засело желание нарушить какие-нибудь устои, он подчинится ему, даже если весь мир вокруг будет против и покажет ему пример поведения. Увы, но такова природа.

Нелегко было оправдывать то, что Игорь сам же осуждал, природой, но он почти справился. По крайней мере, в глазах Саши теперь светилась надежда.

Она смотрела на него только секунду, потом опять повернулась к огню, пытаясь впитать в себя внутреннюю силу очага, но Ольшанский теперь был уверен, что его жена не чувствовала себя такой потерянной, как прежде.

— Спасибо, — произнесла она в пустоту, и Игорь так и не решился спросить, за что же именно она благодарила.

116 — 115

116

7 января 2018 года

Воскресенье

Рождество повлекло за собой самый настоящий взрыв веселья. Игорю показалось, что они за ночь переместились в какой-нибудь противоположный уголок если не земли, то хотя бы страны: тихая деревушка, предназначающаяся исключительно для гостей, полупустая — ведь многие уезжали куда-нибудь на горные склоны, чтобы насладиться активным отдыхом, — сейчас вдруг ожила. Невесть откуда появились и местные жители, наверное, хозяева домишек, в которых сейчас жили туристы, и на месте ярмарки, отгремевшей всего несколько дней назад, опять появились лавки с вкусностями.

Торговали меньше, всё больше угощали, делясь собственной радостью со всеми. С утра и до самого вечера на улице стоял смех, веселье, а ближе к вечеру появились и дети.

Одни — нарядившись в костюмы, распевали длинные песни и показывали целые представления, вертепом блуждая от одного домика в другому. Другие, те, что неместные — скромно напевали или просто читали короткие стишки, заученные ещё дома, но вели себя куда более уверенно, развязно, когда дело доходило до требования вознаграждений.

Игорь слышал, как бойко дочитали короткий стишок снаружи — Саша пошла открывать сама, — краем уха поймал возмущения, что мало дают, а потом хлопнула дверь, выдавая новый виток кратковременного покоя.

— Давай погасим свет и больше не будем открывать? — Саша застыла на входе в комнату. — Или ты против?

— Только за, — ответил Игорь. — Потому что эти дети не дадут нам покоя.

Александра щёлкнула выключателем, но мрак в комнате так и не воцарился. Снаружи всё ещё было слишком много света, и он пробивался сквозь окна, да и камин пусть приглушённо, но всё же светился.

— Как думаешь, — спросил Игорь, — здесь живёт кто-то в не-сезон?

— Вряд ли, — покачала головой Александра. — Мне кажется, тут только те домики, что на другой улице — деревенские, а это скорее вечный курортный вариант, предназначенный для таких, как мы. Кто-то создал неплохой бизнес и, наверное, имеет немалый доход.

Ольшанский согласно кивнул и отошёл от окна.

— Эти наглые дети тоже стремятся набить себе карманы.

— Не будь к ним слишком строг, — возразила Саша. — Они ведь ещё совсем юные… К тому же, местные ребята очень красиво пели.

Местные действительно продемонстрировали целое представление, и за него было не жалко и заплатить. Игорь говорил о тех, что скорее занимались грабежом средь бела дня, чем дарили людям праздник.

— Красиво, — подтвердил он, устраиваясь в полумраке на ковре и утягивая за собой Сашу. — Но только местными были лишь первые две группы. А потом — прочитают две строчки и протягивают руку, рассчитывая на оплату не в конфетах, а в условных единицах. И меньше десятки не давать!

Александра рассмеялась. Она помнила, как вытянулись лица ребятни, когда она вытащила пакет с конфетами. Удивительное дело, подумала ведь о том, чтобы купить. А они рассчитывали на деньги…

— Ты ходил когда-нибудь? Колядовал? — спросила она. — Меня родители никогда не пускали. Да и я сама, наверное, не хотела.

— Только раз, когда встречал рождество в деревне. Ещё совсем маленький был, — ответил Игорь. — Я и пение, да и чтение стихов тоже — не самые совместимые вещи. К тому же, когда я был ребёнком, то очень плохо ладил с окружающими. И друзей у меня всегда было мало.

— Почему?

— Ну, как же, — Игорь усмехнулся, — мальчикам не положено хорошо учиться. Несколько лет я даже носил во дворе прелестное прозвище "ботан", но потом они как-то отстали. Забыли обо мне, наверное. Ну, а в школе у нас было несколько человек, которых гоняли по всем мыслимым и немыслимым олимпиадам, вот я и перестал чувствовать себя белой вороной.

— А в университете?

— А в университете, — сознался Игорь, — я разленился и первые два курса почти ничего не делал. Высокие баллы получал только там, где мне действительно нравилось. Программирование… Вышка хорошо шла. Физика, но это ещё по школьной памяти, у нас её читал отвратительный Дракон, ругались все, кому не лень. Представляешь, требовал взятку, да так нагло! Я тогда был, разумеется, бедным студентом, не удержался однажды и ляпнул бабушке, что преподаватель прицепился и хочет денег.

— И как?

— Моя бабушка — страшная женщина. К тому же, она сама много лет преподавала в университете. Когда пришло время сессии, Дракон в нашем политехе больше не работал… Предполагаю, он вообще забыл о преподавательской деятельности и понял наконец-то, что это совершенно не его направление… — Игорь рассмеялся и вздрогнул, слыша стук в дверь.

На самом деле, что-то подсознательно подталкивало его встать и открыть, но Саша крепко держала руку и явно не собиралась впускать новых исполнителей в домик. Ольшанский так и остался на ковре; девушка поудобнее устроилась в его объятиях и только улыбалась чужой наглости.

— Я в школе тоже была скучной отличницей, — сообщила она. — Но в университете ничего не изменилось. Никаких тебе бурных компаний, чувств, бьющих в голову… А у тебя?

— Нет, не было, — солгал Игорь.

Было. Не так, как у остальных, наверное, в более мягкой форме, но и им тогда колотило. Хотелось простого счастья — добиться чего-нибудь эдакого он пожелал уже потом. А тогда глаза застилала совсем ещё детская влюблённость, сгоревшая, как тот лист бумаги, под влиянием матери.

Если б не Саша, неужели он до сих пор подчинялся бы чужой воле и терпел рядом с собой Веру или кого-то вроде неё?