'Скрипка Ротшильда'
Шрифт:
– Ша! Молчу. Читайте.
– "- Яков!
– позвала Марфа неожиданно.
– Я умираю".
Полина Ивановна ахнула.
– "Лицо у нее было розовое от жара, - читала Рита, - необыкновенно ясное и радостное..."
– А чего радоваться?
– удивилась Полина Ивановна.
– Что умирает?
– Вот именно. Тут так и сказано: "была рада, что уходит навеки из этой избы, от гробов, от Якова..."
– Что-то не верится. Всякое живое свою жизнь любит.
– Это смотря какая жизнь.
– Ох, верно! Бывает и жизнь хуже смерти.
Показалось Рите или нет, что в этих словах на миг что-то мелькнуло? Нет, показалось.
– "Глядя на старуху, - читала Рита, - Яков почему-то вспомнил, что за всю жизнь он, кажется, ни разу не приласкал ее, не пожалел, не догадался купить ей платочек или принести со свадьбы чего-нибудь сладенького, а только кричал на нее, бранил за убытки, бросался на нее с кулаками; правда, он никогда не бил ее, но все-таки пугал, и она всякий раз цепенела от страха. Да, он не велел ей пить чай, потому что и без того расходы большие, и она пила только горячую воду..."
"Только горячую воду", - со значением повторила Рита, взглянула в глаза Полине Ивановне и где-то, в их каменноугольной черноте, увидела что-то влажное, подозрительно похожее на слезу...
– Бывают такие звери, - сказала Полина Ивановна.
– Паразиты.
– Читать дальше?
– Ну.
...Рита читала дальше - как Яков отвез старуху к фельдшеру, как фельдшер сказал: "Пожила старушка, пора и честь знать", как упрашивал Яков фельдшера хоть банки ей поставить и как тот ответил: "Некогда, некогда, любезный, бери свою старуху и уходи с богом".
Полина Ивановна, слушая, становилась все грустнее и даже кулачком подперлась, как деревенская.
– Какая тогда медицина была!
– сказала она.
– Это при царском еще режиме?
– При царском. Но дело не в этом. Вы дальше послушайте.
– Умрет она?
– Умрет.
– Зачем же тогда читать? Только действовать на нервную систему.
– Литература, - сказала Рита самым педагогическим своим голосом, - тем и сильна, что действует на нервную систему. Ну как, перестать или будете слушать?
– Да нет уж, послушаю. Я все равно уже расстроилась. И стирку сегодня не успею, жаль, белье намочено...
Рита читала о том, как приехали они домой, как стояла Марфа, держась за печку, не решаясь лечь, боясь, что Яков будет говорить об убытках и бранить ее за то, что она лежит и не хочет работать... Как рассчитал Яков, что старуха на днях непременно умрет, а завтра Иоанна Богослова, а там Николая Чудотворца, а там - воскресенье, а за ним - понедельник, тяжелый день, и, значит, гроб надо делать сегодня. Как снял он со старухи мерку и стал делать для нее гроб. А закончив работу, записал в книжку убытков: "Марфе Ивановой гроб - 2р. 40 к.".
Рита очень надеялась на эту подробность: мерку снимают, гроб делают, а человек еще жив. Есть от чего растрогаться. Но Полину Ивановну заинтересовало другое: сумма 2 р. 40 к.
– Так дешево?
– Деньги другие были, - сухо ответила Рита.
– Ну как, будете слушать или считать, почем гроб?
– Буду слушать, только не сердитесь. Слова сказать нельзя. Читайте.
...Рита приближалась к самому любимому своему, заветному месту, и голос у нее киснул от внутренних слез:
– "...Старуха все время лежала молча с закрытыми глазами. Но вечером, когда стемнело, она вдруг позвала старика.
– Помнишь, Яков?
– спросила она, глядя на него радостно.
– Помнишь, пятьдесят лет назад нам бог дал ребеночка с белокурыми волосиками?
– И, горько усмехнувшись, она добавила: - Умерла девочка.
Яков напряг память, но никак не мог вспомнить ни ребеночка, ни вербы.
– Это тебе мерещится, - сказал он".
Тут вдруг Полина Ивановна заплакала.
– И что это за люди такие?
– сквозь слезу бормотала она.
– Ребеночек родился, а он и забыл. Это надо же!
– Читать?
– строго спросила Рита, замирая от внутреннего торжества.
– Да уж чего там, читайте, одно горе, не два.
...Полина Ивановна комкала в руке мокрый платок и время от времени прерывисто вздыхала, а Рита читала о том, как умерла старуха, как возвращался Яков с кладбища, сам полубольной, и как одолевали его мысли об убытках: и почему это человек не может жить так, чтобы не было этих потерь и убытков? И зачем люди мешают друг другу жить? И как Яков вспоминал о своей жизни с Марфой: "Пятьдесят два года, пока они жили в одной избе, тянулись долго-долго, но как-то так вышло, что за все это время он ни разу не подумал о ней, не обратил внимания, как будто она была кошка или собака..."
Это уподобление, кажется, доконало Полину Ивановну.
– Нет, не могу!
– сказала она, рыдая.
– Вы из меня все нервы вытянете. Вы лучше мне своими словами расскажите, что там дальше было, чем кончилось?
– Ладно, могу и своими, только учтите, будет хуже. Дальше приходит к нему еврей Ротшильд, с которым он вместе на свадьбах играл. Жалкий такой, тощий, на лице веснушки и жилки, красные и синие, как сеточка. И зовет его играть на свадьбе. А Яков заболевает, практически уже заболел. Ротшильд вдруг ему ужасно противен, Яков бросился на него с кулаками. А тот испугался, побежал... За ним мальчишки... а следом еще погнались собаки, лают, одна его укусила, Ротшильд жалобно так закричал... Так и слышу этот крик, там про него сказано: "болезненный"...
– Про Ротшильда неинтересно, - сказала Полина Ивановна.
– С Яковом дальше что?
– Ну, идет он по городу куда глаза глядят и вдруг пришел на реку. Тут опять всякие рассуждения про убытки, я их пропущу. И вот... Постойте, я лучше вам это место по книге прочитаю, тут нельзя своими словами, тут каждое слово - жемчужина...
– Не надо, - взмолилась Полина Ивановна.
– Вашими словами я еще могу вынести, а его - нет. Реву, как корова ненормальная.
– Ничего, тут совсем немного: "А вот широкая старая верба с громадным дуплом, а на ней вороньи гнезда... И вдруг в памяти Якова, как живой, вырос младенчик с белокурыми волосами и верба, про которую говорила Марфа... Да, это и есть та самая верба - зеленая, тихая, грустная... Как она постарела, бедная!"
Тут Полина Ивановна и в самом деле заревела - громко, с икотой, с подвывом. Рита даже испугалась:
– Успокойтесь, Полина Ивановна, воды выпейте!
Полина Ивановна не пила, отталкивала стакан, трясла головой и сквозь икоту все повторяла какое-то слово. "Младенчик", - услышала Рита.
– Полина Ивановна, милая, перестаньте, нельзя же так!
– А вы чего хотели? Я же вас предупреждала!
Чуть-чуть успокоившись, она сказала с досадой:
– И слова-то какие подобрал ядовитые: "младенчик" Сказал бы по-простому "ребенок", а то "младенчик". А мне переживать. Нет уж, Рита Петровна, как хотите, а больше я его словами слушать не буду. Вы своими словами, да покороче: чем кончилось?