402 метра (рейсеры)

— Зачем так нервничать? — игриво подняв бровь, осведомилась Желтых.

— Не люблю проигрывать, — ответил я, пытаясь просветить взглядом карту.

— Может, я сразу разденусь, и все будут довольны? — предложила Мария.

— На счет тебя не скажу — не знаю, но я доволен не буду точно, — возразил я.

— Это почему? — удивилась девушка.

— Как почему? Должен же быть азарт, накал страстей и все такое, — пояснил я. — Разденешься ты, и что? Как это будет смотреться?

— Пошло, — догадалась Маша.

— Точно, — ткнул я пальцем в стол. — Твоя сдача.

И тут карта поперла. У меня, что ни кон, выпадала обязательно картинка и туз, у девушки перебор шел за перебором. Того не лучше. Не люблю, когда меня за малого ребенка держат. Очко — это очко, а не поддавки. Скоро, очень скоро, на девушке остались лишь крошечные стринги, как и следовало ожидать — цвета листьев подсолнуха. Я же не достал ни одной новой купюры. Оставался последний раунд.

Два пластиковых прямоугольника, с тихим шелестом прокатившись по столу, врезались в мой локоть. Согнув посередине, я посмотрел карты. Десять и два, итого — двенадцать. Или Маша сплоховала, или ей надоело поддаваться, и девушка решила меня немного помучить. Следующую карту в колоде, со следом ногтя на уголке, я уже успел запомнить. Король. Перебор. Или жестокий недобор. В любом случае раунд остается за певицей.

— Себе, — буркнул я.

Желтых положила перед собой, рядом с восьмеркой, короля. А счастье было так близко, так возможно. Я потянулся за следующей банкнотой, но Мария, опередив меня, извлекла еще одну карту. Дама. Конечно, это перебор, и, конечно, не случайно.

— Поздравляю победителя, — улыбнулась девушка, сбрасывая с себя последний предмет.

— Угу, — кивнул я.

— Теперь-то чем ты недоволен?

Маша перегнулась через стол, ее полные влажные губы очутились в считанных сантиметрах от моих. Запах женщины, близость ее горячего, обнаженного тела, приятно будоражили меня. Не люблю, когда мне поддаются, но месть, начавшись, должна дойти до конца, до логического завершения.

— Думаю, выражу общее мнение… — прошептал я на ушко певицы, сдвигая к краю стола бумажки и пустые бутылки.

Листы бумаги и банкноты, кружась в воздухе, полетели на пол. За ними, несколько мгновений пробалансировав на краю, последовала бутылка, а за ней — рамка с фотографией Татьяны на фоне Эйфелевой башни. Таре повезло больше, а, может, она просто была крепче, но ее приземление, в отличие от фото, было более удачным. Рамка же, врезавшись в ламинат углом, раскололась на две части, стекло выпало, и, упав с высоты в два-три миллиметра, разбилось на мелкие осколки.

Мария, уже почти легшая на стол, поспешно соскочила. Тихо шевеля губами, словно читая молитву, она смотрела на осколки, покрывшие фотокарточку.

— Ну, иди сюда, — я потянулся к девушке.

— Нет! — отшатнулась Желтых. — Нельзя. Это знак.

— Что? Какой знак? — отмахнулся я. — Не говори глупостей!

Дверь в кабинет внезапно распахнулась и в помещение вошел Саша, Евгений и его альтер-эго. Их разговор, как и наш, оборвался на полуслове. Певица попыталась скрыть свои прелести, но очень скоро поняла, что двух рук здесь мало и бросила это бесполезное занятие, гордо выпрямив спину и сложив руки на груди. Пчелкин, приподняв бровь, мгновенно оценил обстановку.

— Вот как мы горюем, да? — издевательским тоном произнес тезка. — Развлекаемся с совершенно голой девицей.

— Она не совершенно голая, — я бросил взгляд на Машу. — На ней туфли.

— Чья бы корова мычала, — хохотнул Федоров. — Некоторые для своей любовницы сняли квартиру, купили машину, — загибал пальцы байкер. — И собираются в круиз по Европе.

— Ты-то откуда знаешь? — буркнул Саша.

— Я, может, и слепой, но никак не тупой, — оповестил его Евгений.

— Погоди-ка, — я подал Марии ее одежду и загородил спиной, позволяя одеться. — Это, случайно, не та особа с тату на сиське?

Пчелкин от комментариев отказался. Желтых же оделась гораздо быстрее, чем раздевалась до этого, и теперь старалась прикинуться торшером, что не ей не очень удавалось. Саша, уязвленный до глубины души наблюдательностью своих друзей, бухнулся в кресло, Евгений, уставившись на меня черными стеклами очков, изобретал очередную остроту. Обстановка в кабинете накалялась, воздух наэлектризовывался, как перед грозой. Если вчера мы не почесали кулаки друг об друга, то сейчас было самое время.

В дверь робко постучали. Кого там еще черт принес? Устроили проходной двор. Однако посетитель мог быть нашим всеобщим спасением, отсрочкой от взаимного истребления.

— Открыто, — крикнул я. — Входите.

И гость вошел. Это оказался невзрачный парень среднего роста с кудрявой шевелюрой, в клетчатой рубашке, белых спортивных штанах, сандалиях на босу ногу и свернутым трубочкой журналом в руке.

— Тебе чего? — недовольно поинтересовался Пчелкин.

— Электрик…

Гость успел произнести только это.

— Элек…кто? — перебил его Федоров. — Серега, разберись.

Долго упрашивать телохранителя не пришлось. Он с размаху залепил электрику такую оплеуху, что тот, прокатившись кубарем по полу, остановился лишь встретившись со стеной.

Первые секунды я не понимал причину столь жестокого обращения с представителем коммунальных служб. Пока в голову не ударило: электрик! Тот самый таинственный электрик, приходивший вчера!

Когда плюс с минусов в моем мозгу, наконец, встретились, Сергей уже приматывал посетителя скотчем к стулу, опережая все его возражения сильными тычками в ребра. Своя шкура была электрику все же дорога, и он предпочел заткнуться, пока не спросят.

— Давай, говори, — предложил Евгений, оседлав стул задом наперед. — Зачем вчера приходил?

— Я? Вчера? Приходил? — попытался осмыслить вопрос пленник. — Я вчера не приходил.

— Жаль, — покачал головой байкер. — Очень жаль. Сергей?

Водитель с ленивым видом выдал жертве еще одну затрещину, от которой голова парня дернулась вперед, а зубы клацнули с костяным звуком.

— Повторяю вопрос, — повысил голос Федоров. — Зачем ты вчера приходил?

Лже-электрик не смог бы ответить, даже если бы очень захотел. Сила удара поводыря была такова, что гость еще считал звезды, сыплющиеся из глаз. Евгений, конечно, не видел, в каком состоянии был пленник, и спокойно продолжал допрос.

— Хорошо, — кивнул он. — Не хочешь по-хорошему — убираем вазелин. Сергей, говорят, электриков током не бьет… всегда хотел проверить.

Телохранитель радостно оскалился, выдернул из настольной лампы шнур, проверил, вставлена ли вилка в розетку, и подошел к парню. Расширившиеся от ужаса глаза парня медленно поползли на лоб.

Все происходящее мне нравилось все меньше и меньше. Если вначале это походило на игру в "плохих ребят", то сейчас эти плохие ребята собирались замочить пленника прямо у меня в кабинете. Одна мокруха на мне уже висела, и я не понаслышке знал, что вывести человека в расход — удовольствие сомнительное. Маша, про которую все забыли, похоже, думала точно так же.