48 минут, чтобы забыть. Фантом

— А ты у нас поборник честности?

Я, прищурившись, отвел взгляд, ощетинившись всем нутром, чувствуя провокацию.

— Разве не ты пришел целенаправленно убить, пока твой противник спит?

— Это не ваше дело. Моей семьи, — сквозь зубы процедил я, чувствуя, еще немного, и по щеке скатится слеза. Пока полковник не видел, я быстро стер ее рукавом.

— Твоя семья мертва, Тай, — сурово произнес он. — И чем быстрее ты с этим смиришься, тем лучше.

Все происходило именно так, как я предполагал. Вместо того, чтобы помочь, он просто издевался над моим горем. Никто из них никогда не сможет понять! Никто не сможет мне помочь, кроме меня самого! А значит, остается только один выход — снова бежать. Выбраться бы только отсюда, и никто меня не остановит.

— Я видел все ваши с Ником драки, — произнес полковник. — Не смотри на меня так. Кстати, ты отлично держишь удар. Где-то учился?

Я проигнорировал вопрос. Максфилд встал и, подойдя к секретеру, достал оттуда металлическую пепельницу.

— Неужели ты не думал о том, что в Эдмундсе везде установлены камеры? После того, как ты сбежал из стольких интернатов, я ожидал от тебя большей сообразительности. Увы…

Я молча уставился на его пальцы, стряхивающие с сигареты пепел.

— Скажи мне только, что ты планировал делать дальше, после того, как перерезал бы ему горло? Надеюсь, ты понимаешь, что следующее место, где ты окажешься, — колония для несовершеннолетних?

— Плевать.

Полковник усмехнулся:

— Нет, Тай, тебе далеко не плевать. Будь тебе наплевать, ты бы не стал колебаться. — Он обошел вокруг стола и присел на край. Днем такого поведения ни один работник академии не мог бы себе позволить ни за что в жизни.

Я застыл, не шевелясь. Так, что даже ноги затекли.

— Пока ты этого не осознаешь, поэтому просто захлопни рот и послушай. Знаешь, почему ты вчера проиграл? Ты ведь гораздо сильнее, чем он.

Конечно же, я знал. Случайность. Мне не хватило техники. А может, просто везения.

— Да, Ник легче, и ему проще тебя обскакать, ударив там, где ты не ожидаешь, но дело не только в скорости.

Кажется, я даже перестал дышать, впитывая его слова, словно брошенная в воду губка.

— В нем ощетиненной злобы столько, что хватит спалить это здание дважды. Ненависть — вот в чем твоя сила, — произнес полковник. — В отличие от тебя, Ник это давно понял. И если ты готов повзрослеть и полюбить ту свою часть, что жаждет расправы, будем считать, я ничего не видел. И если ты готов, — повторил он, — капитан Торн будет тренировать тебя так же, как Джесс тренирует Ника. Но…

— Я готов, — буквально выкрикнул я. Лицо полковника дернулось. Кажется, он рассчитывал на более длительные уговоры. — Я что угодно сделаю, — затараторил я, и мое сердце забилось словно отбойный молоток. — Хоть полночи напролет буду тренироваться, только разрешите.

Максфилд вернулся за свой стол и, откинувшись в кресле, довольно сказал:

— Торн сам найдет тебя завтра. А теперь пошёл вон!

Отдав честь, я пулей дернулся к двери.

— Да, Тай, — окликнул он. — Это была твоя последняя стычка с Ником.

— Но… — Я открыл рот, чтобы возразить, но тут же сглотнул так и не вырвавшиеся на свободу ругательства, крепко сжав кулаки.

— Я помню про твою семью, — добавил полковник. — И когда тебе хватит смелости «опустить этот нож», я дам тебе возможность. Если ты сам все еще будешь этого хотеть…

Глава 2. Взрывы

В кофейне «На нашей кухне» сегодня свободно, хотя максимальное число посетителей здесь все равно не превышает трех.

Признаться, я ненавижу это место, ведь через два квартала есть настоящая французская пекарня, с деревянной мебелью, ласковым карамельным светом и самым вкусным в мире латте, но появляться мне там не разрешается. Ведь дома тоже есть кофеварка, а снаружи не безопасно. Поэтому я делаю глоток до невозможности отвратительного черного кофе, горького, как моя жизнь, и закусываю собственными губами.

На улице погано под стать моему настроению. Снег, липкий и мокрый, падает на окна и тут же тает, съезжая по стеклу скользкими комками. Даже вселенская жизнерадостность Арта, которую он старательно рассыпает повсюду, не спасает. А временами даже злит, ведь что бы не происходило, Арта будто накрывает колпаком, сотканным из тончайших нитей дзена и умиротворения, внутри которого само слово «проблема» не существует в принципе, в то время как я всегда остаюсь снаружи. Раздраженная и злая.

Шон меня понимает, ведь каждый раз, когда они долго занимаются чем-нибудь вместе, он возвращается усталый и выжатый, как лимон, с притворной обреченностью жалуясь на шутки Арта, но какой-то… свободный. Будто сбрасывает с плеч груз, копившийся тысячи лет.

— Я не знаю, как Арт это делает, — однажды признается Шон. — Да, он чересчур эмоциональный, шумный, его всегда до колючей чесотки много. Но я ни разу не встречал таких, как он. — Шон выдерживает длинную паузу и добавляет еле слышно: — А ещё Ник доверял ему так, как никогда не доверял мне.

И как бы не было стыдно, но в этот момент внутри меня пускает крохотные корни мерзкая мысль, что Таю он тоже доверял.

— Передай разводной ключ.

— Что? А, да, сейчас. — Моргнув пару раз, я отвожу взгляд от окна и спускаюсь на пол. Выбираю тот, что ближе, и протягиваю Шону. Вернее, вкладываю в выглянувшую из-под столешницы ладонь, потому что из-под кухонного гарнитура торчит только нижняя половина тела.

— Ви, это плоскогубцы, — ворчит Шон.

— Ой, прости. Они на вид все слишком похожи.

— Разумеется.

Шон сам нашаривает на полу нужный ему инструмент и снова скрывается под раковиной.

Я стискиваю зубы и, вернувшись на свое место, обхватываю кружку обеими руками. Неизвестно, что именно означало это многозначительное «разумеется», третье за сегодняшнее утро. Знак снисходительности, проявление терпения или скрытую иронию над моими попытками помочь? Бывают дни, когда чувства его понять сложно.

В один из таких дней, когда я лежала не вставая, Шон пришел ко мне в комнату. Как обычно в вязаном свитере, от которого каждый бы уже, наверное, нервно исчесался, но не он. Сел на кровать и долго молчал, а потом произнес, не как вопрос, а утверждение:

— Это был он, да? — а потом отвел взгляд.

Это был он.

— Помнишь… — продолжил Шон. — Тогда в отеле, сразу после нашего побега, мы решили, что я командир?

Я кивнула.

Шон сделал паузу, а потом принялся говорить все быстрее, будто пытаясь выдохнуть слова прежде, чем сам себя оборвет на полуфразе, наказывая за излишнюю откровенность.

— Мы просто приняли это как факт, а ведь я с самого начала догадывался, что это не так. Знаешь, как это бывает, лучший в любом деле: капитан школьной команды по регби, первый в рейтинге успеваемости. Просто не хотел смиряться. — Он замолк, а потом добавил ещё тише: — А Ник позволял…