4891

— Не могу знать, — пробормотал Косуха и попытался промокнуть уголок трясущейся губы слюнявчиком, но, разумеется, вместо рта попал в нос.

— Как это, ты не помнишь? — молвил генсек с вялым упреком. — Я тебе о том Альцгеймере докладываю, который грозится мою дорогую Экономную Экономику своею Альцгеймерономикой мотовской на хрен натянуть и слить в унитаз…

— Каков наглец, — пробормотал Косуха и завибрировал.

— Без тебя в курсе, — откликнулся генсек язвительно. — Что будем делать, товарищи? Какие настроения в народе, товарищ, гм, Андроид?

— Стройбаны ропщут, — доложил, чуть привстав на великолепных, заказанных в Пентхаусе протезах, обер-соглядатай Красноблока. — Кто-то пустил провокационный слушок, что потребительская корзина рядового стройбана против той, что обещал обывателям Альцгеймер, по объему не дотягивает даже до уровня сумки от противогаза, полагающейся к ношению по Уставу…

— Клевета, — по-змеиному зашипел Сусло и закатил холодные рыбьи глаза под лоб. — Распустились. Раньше, при Отце и Учителе, незабвенном нашем В.В., за такие клеветнические речи в Заколоченную лоджию высылали…

— Еще по отекам перешептываются, что наш усредненный доход на душу населения… — продолжил обер-соглядатай, нервно поправив массивные очки в солидной роговой оправе, придававшие его грозному облику еще больше солидности.

— Ересь! — звонким фальцетом перебил Сусло. — Наш среднестатистический стройбан — атеист до мозга костей! У него нет и даже теоретически не может быть души! Инсинуации! Распустил ты стройбанов, Юрий Владимирович, совсем они у тебя потеряли…

— Надо бы дисциплину подтянуть, — нахмурился генсек. — Слыхал, товарищ Андроид, о чем тебе партия гутарит? Раз дисциплина хромает, сформируй из хромцов колонны, и на субботник в Заколоченную лоджию, снег, гм, разгребать. Остальных кто станет отлынивать — к зубному…

— Правильно, — главный идеолог Сусло захлопал в полупрозрачные ладоши. — Надо срочно порядок навести. А то, разболтались стройбаны совсем, Отца не чтят…

— Старые победитовые сверла давно затупились… — вздохнул Андроид, снимая очки.

— Новые завези, — свел свои внушительные брови генсек. — Мне тебя арифметике учить?!

— Инвалюты нет, — горестно покачал головой обер-соглядатай. — Пентхаус наш газ бойкотирует.

— Гады, — скрипнул зубными протезами импортного производства главбух Косуха. — Я вам об этом печальном факте, кажется, докладывал, Леонид Ильич…

— К тому же, моих самых отборных дантистов исключили из Ассоциации стоматологов, — закончил мысль обер-соглядатай. — Нам больше не отпускают сверла. Эмбарго…

— Это империалистический сговор! — пискнул Сусло.

— С Заколоченной лоджией тоже проблемы, — добавил обер-соглядатай мрачно. — Прогрессивная общественность требует, чтобы мы заколотили ее гвоздями.

— Это неслыханно! — задохнулся главный идеолог. — Какое беспардонное вмешательство во внутренние дела! Где же нам полоскать свое грязное белье?!

— Пока ультиматума не выполним, дырки от бублика не получим, не то, что клонированных куриных окорочков, — подвел невеселые итоги обер-соглядатай.

— Без Лоджии и дантистов — пропадем, — протянул генсек. Лицо его стало совсем потерянным. Инвалиды потупились.

— Без Лоджии попробуем обойтись, — энергично протерев линзы батистовым платком с вензелями, обер-соглядатай решительно вернул их на переносицу.

— Чем же ты ее заменишь, товарищ Андроид? — в слезящихся глазах генсека затеплилась робкая надежда.

— Буду ставить провинившихся в угол…

— И все?! — ахнул Сусло. — Ты в своем уме, товарищ Андроид. Мы тебя на кровавую Гэбню поставили, а не в яслях, сопливые носы утирать!

— Это будет не простой угол, а пятый, — с достоинством отвечал Андроид, внимательно изучая свои холеные ногти. — Его сначала понадобится найти. Поиски будут долгими и крайне болезненными, это я вам гарантирую, товарищи геронтократы.

— Вот это славненько! — воспрянул духом идеолог Сусло, и старцы оживленно зашептались.

— Не пойдет, — осадил их главбух Косуха.

— Это еще почему?!

— Оборудование пятых углов в казармах ляжет на наше народное хозяйство непосильным бременем. А оно и так — на ладан дышит…

В комнате для престарелых жильцов повисла зловещая тишина, прерывавшаяся хриплым астматическим дыханием старцев.

— А давайте радикально сократим число едоков? — подал раскатистый командирский басок верховный главнокомандующий кликой Агрессивных военруков. Как профессиональный военврал высочайшего ранга, он всегда был настроен весьма решительно и нередко колотил по столу для совещаний клюкой, на которую опирался при ходьбе.

— Каким это образом, товарищ Устим? — генсек с трудом приподнял натруженную левую бровь. Слишком массивная, она еле держалась на клею. — Скоро отпадет, — думал генсек с тревогой.

— Объявим Освободительный поход и бросим массы ополченцев на Пентхаус. Или к чайникам в Подвал. Так даже лучше будет, до Пентхауса они вряд ли доберутся, уж больно крутой там подъем. Подвал будет — в самый раз. Оттуда еще никто не возвращался живым. Сгинут с концами, это я могу вам гарантировать, — отчеканил старый вояка.

— Давно пора чайников приструнить, — пискнул из своего инвалидного кресла Сусло. — Достали уже своим ревизионизмом идей Основоположников…

— А как же наша с Леонидом Ильичом борьба за взаимопонимание и добрососедские отношения между жильцами? — всполошился член Геронтобюро Горемычный, возглавлявший Ячейку Дружбы между этажами. — Вы о ней подумали, товарищ Сусло? Что будет с Разрядкой Межэтажной напряженности, за которую мы взялись?!

— Точно, — кивнул генсек, метнув в идеолога враждебный взгляд. — Ты, товарищ Сусло, вообще уже, гм! Ври, гм, да не завирайся!

Вздрогнув, идеолог втянул голову в щуплые плечи и несколько раз нервно приложился к кислородной подушке.

— Если положение с Мичуринскими теплицами не выправится, а оно не выправится, это я вам, товарищи, могу обещать, число стройбанов радикально сократится и без Освободительного похода в Подвал, — заметил Консенсус, будущий Прораб Перекраски. Его лишь недавно кооптировали в состав Геронтобюро, поставив куратором над сельским хозяйством, и еще не успели загримировать, как следует. Оставшись до неприличия моложавым на вид, Консенсус, чтобы не быть белой вороной, строил из себя полного идиота, что, впрочем, было обычным состоянием всех главных агрономов. Вплотную ознакомившись с положением дел в Мичуринских теплицах, самые стрессоустойчивые из них играючи трогались умом. В выпавшей ему роли юродивого нашлись свои выгоды, причем, немалые. Как невменяемому, Консенсусу позволялось вопиюще нарушать субординацию, перебивая старших товарищей по коллегиальному руководству. Кроме того, он получил уникальную возможность резать старцам горькую правду-матку.