5 причин в тебя влюбиться

– Давай помогу, – Юра попытался взять книги у Миры из рук.

– Не надо, сама донесу, – резко ответила она и пошла в класс.

Юра о чем-то говорил, но Мира его не слушала. Она понимала, что подобный трюк больше провернуть не получится, поэтому надо было выдумывать что-то новое. И что-то более действенное, потому что после этого случая Миша опять не обращал на нее никакого внимания.

«Ничего, я тебе выбора все равно не оставлю», – думала Мира, сидя за партой. Кристина целых два урока пыталась вывести ее из раздумий, но все попытки оказались неудачными. Перед историей Мира на автомате достала из сумки все необходимое, и снова погрузилась в свои мысли, но в этот раз ее внимание привлек забравшийся с ногами на учительский стол Егоров.

– Внимание, господа и дамы, дамы и господамы! – выкрикнул он. – Необходимость Великой антиграчевской ученической революции, о которой мы столько говорили, не вызывает у нас никаких сомнений!

В классе раздались аплодисменты, кто-то одобрительно засвистел. Егоров спрыгнул со стола на пол и продолжил свою речь.

– Мы абсолютно уверены, что историчка выжила из ума, осталось только убедить в этом ее. Сегодня, когда она вызовет меня к доске, я над ней немного подшучу, а вы меня поддержите, окей?

– А если не вызовет? – спросила его Наташа.

– Сто процентов вызовет, не меня, так Кирюху, у нас с ним за прошлый урок прогулы стоят, – не растерялся Егорыч. – Авдеева, ты поняла? Никакой самодеятельности.

Он склонился над первой партой в среднем ряду, за которой сидела отличница Настя.

– А если я не хочу? – спросила она у него.

– А золотую медаль хочешь? С Грачихой тебе только одна медалька светит – шоколадная.

Настя опустила голову и ничего не ответила.

– Шухер! Идет! – предупредил вбежавший из коридора Кирюшин, которого Егоров оставил стоять на стреме.

Пацаны заняли свои места, и через пару секунд в кабинет ворвалась учительница.

– Тема сегодняшнего урока: «Гражданская война и иностранная интервенция в России», – протараторила она, не успев даже дойти до своего места. – Садитесь.

Мира и не думала вставать, потому что звонка еще не было, но остальные подорвались как по команде, стоило только историчке появиться в классе.

– И рассказывать обо всем этом нам будет… – историчка провела ручкой по списку в журнале, – Егорова у нас не было на прошлом уроке… Ну, посмотрим, чем он занимался. Что-то мне подсказывает, что совсем не историей.

Учительница подняла глаза, и Егорыч, словно нехотя, поднялся. Не отрывая головы от учебника, он сделал несколько шагов, а затем с самым серьезным и сосредоточенным лицом промаршировал к доске. Его монотонный бубнеж очень быстро всем наскучил, и, казалось, что ничего интересного не произойдет, поэтому слушали его вполуха.

– Замечательно, Егоров, – перебила его историчка. – Расскажи мне поподробнее, как это у тебя политика военного коммунизма началась в двадцать восьмом году, если Гражданская война в двадцатом закончилась?

– Почему в двадцатом? – Егоров изобразил неподдельное удивление. – Война закончилась в тридцатом.

– Здрасьте, – потянула учительница.

– Здравствуйте, – совершенно серьезно ответил Егорыч, кивнув головой.

По классу прокатился смешок. Даже Мира оторвалась от разглядывания пейзажа за окном и уставилась на Егорова.

– Ты с чего это взял? – спросила его историчка.

– В учебнике написано.

– И где тут это написано? Иди сюда, показывай.

Учительница подвинула раскрытую книгу на край стола. Егоров подошел к ней, перелистнул пару страниц и ткнул пальцем.

– Вот здесь.

– Егоров, у тебя со зрением проблемы? Тут двадцатый год написан.

– Да тридцатый же! Ольга Викторовна, вы меня разыгрываете? – возмущенно ответил Егорыч.

– По-моему, это ты мне голову задурить пытаешься, – сказала учительница и повернулась к первой парте. – Серов, скажи ему, в каком году Гражданская война закончилась.

– Э, так это самое, в тридцатом, – ответил парень.

Историчка с недоумением уставилась на Серова.

– Так, вы повеселиться решили? Авдеева, помоги этим клоунам.

Настя оторвала голову от книги, посмотрела на учительницу, а потом на Егорова. Тот дал ей знак бровями, и Настя снова опустила глаза.

– Они все правильно говорят, Гражданская война закончилась в тысяча девятьсот тридцатом году.

Грачева откинулась на спинку стула и уставилась на Авдееву округлившимися от шока глазами.

– Авдеева, и ты туда же? Вот уж от кого не ожидала. Ладно, садись, – кивнула она Егорову.

В кабинете повисло гробовое молчание. Историчка обвела всех взглядом, а затем взялась за журнал.

– Хорошо, – выдохнула она и пробежалась по списку. – Посмотрим, у кого еще альтернативная версия событий. Веденина?

Даша отвлеклась от спрятанного в учебнике телефона и тоже сказала про тридцатый год. Один за другим одноклассники поддерживали Егорова, а лицо учительницы становилось все более суровым.

– Иваницкая?

Мира вздрогнула от неожиданности, когда услышала свою фамилию. Ее вписали в самый конец списка, и она ожидала, что до нее последней дойдет очередь, но историчка, видимо, решила не нарушать алфавитный порядок. Участвовать в этом цирке Мире не очень хотелось: если уж и бороться с училкой, то по-серьезному, но и наживать лишние проблемы было ни к чему.

– А я не знаю, я не читала, – ответила она, посмотрев Грачевой прямо в глаза.

– Ну хотя бы честно, – сказала та и продолжила допрос.

Остальные повторяли друг за другом одно и то же, а Мира ждала момента, когда очередь дойдет до Миши. Отчасти ей было просто интересно, что он ответит, но в глубине души она понимала, что ждет чего-то. Чего – Мира пока понять не могла.

– Соловьев, – сказала учительница.

Она уже перестала смотреть на учеников и не поднимала глаза от списка.

– В тысяча девятьсот двадцатом, – без колебания ответил он, не отрываясь от тетради, в которой чертил что-то ручкой.

Мира едва заметно улыбнулась. Кажется, это был первый раз, когда она услышала, как Миша говорит больше одного слова за раз. Его голос прозвучал громко и уверенно, но даже историчка не сразу поняла, что он сказал.