50 Приемов Письма

Заметьте, параллельны не только «великие люди» и «великие холмы», но «меньше» и «гораздо больше».

Покойный Неэйл Постман [Neil Postman]однажды сказал, что проблемы общества нельзя устранить только с помощью информации. Он строил свою аргументацию на параллельных утверждениях:

«Если в мире есть голодающие — а они есть — это происходит не от недостатка информации. Если преступность процветает в подворотнях, это происходит не от недостатка информации. Если издеваются над детьми и избивают жен, здесь нет ничего общего с недостатком информации. Если не работают школы и не уважают демократические принципы, здесь также нет ничего общего с недостатком информации. Если нас одолевают эти напасти, это оттого, что не хватает чего-то другого».

Начиная каждое предложение с «если» и заканчивая четыре последовательных предложения «недостатком информации», Постман создает чеканный язык и убеждающий ритм.

Я вдруг начал видеть параллели повсюду. Вот отрывок из последнего романа Филиппа Рота [Philip Roth] «Заговор против Америки». В одном из его фирменных длинных предложений, Рот описывает жизнь рабочих-евреев в Америке 1940-х годов:

«Мужчины работали по пятьдесят, шестьдесят и даже семьдесят и больше часов в неделю; женщины работали все время; без помощи сберегающей силы техники, они стирали белье, гладили рубашки, штопали носки, меняли воротнички, пришивали пуговицы, проветривали от моли шерсть, полировали мебель, подметали и мыли полы, мыли окна, чистили раковины, краны, туалеты и плиты, пылесосили ковры, ухаживали за больными, покупали продукты, готовили еду, кормили родных, прибирали в шкафах, следили за покраской и мелким ремонтом, устраивали религиозные церемонии, платили по счетам и вели домовую книгу, и одновременно следили за здоровьем детей, их одеждой, опрятностью, питанием, учебой, поведением, днями рождения, дисциплиной и моралью».

В этом впечатляющем реестре работ, я насчитал 19 параллельных «стирали белье» фраз. Но что заставляет предложение звучать, так это эпизодические отклонения от образца, например, «чистили раковины, краны, туалеты и плиты». Тот же эффект в первой части предложения. Рот мог написать: «Мужчины работали по пятьдесят, шестьдесят, семьдесят часов в неделю», — идеально параллельный ряд определений. Вместо этого, он дает нам: «и даже семьдесят и больше». Нарушая образец, он делает акцент на последнем элементе.

Такое намеренное нарушение параллельности также добавляет мощи в концовку речи доктора Кинга:

«Пусть свобода звучит с причудливых вершин Калифорнии! (это соответствует модели)

Но это не все; пусть свобода звучит с горы Стоун в Джорджии!

Пусть свобода звучит с горы Лукаут в Теннеси!

Пусть свобода звучит со всех холмов и пригорков Миссисипи. С каждой стороны, пусть звучит свобода».

Когда Кинг направляет компас свободы в сторону расистского Юга, он меняет модель. Обобщенная топография Америки сменяется местностями, явно ассоциирующимися с расизмом: гора Стоун и гора Лукаут. Последняя вариация покрывает не просто выдающиеся горы, а каждый дюйм Миссисипи.

Каждый писатель может упустить параллельность из вида. Результат для читателя сравним с выбоиной на скоростном шоссе. Тряхнуть может сильно.

Что, если бы создатели Супермена сказали бы нам: Человек из Стали защищает правду, справедливость и еще много американских ценностей? Что, если бы Святой Павел учил нас: три главные добродетели суть вера, надежда и приверженность благим целям? Что, если бы Авраам Линкольн написал бы о правительстве: людей, для людей и целой нации, включая красные и синие штаты? Эти нарушения параллельности напоминают нам о строгой симметрии оригиналов.

Практикум

1. Проанализируйте некоторые из Ваших последних статей, помня о параллелизме. Найдите примеры, где Вы использовали параллельные структуры. Попадаются ли в тексте «выбоины» — выпадения из параллельной структуры, которые могут сбить читателя?

2. Помня о новом приеме, начните примечать параллелизмы в романах, документальной прозе и журналистике. Когда найдете примеры, отмечайте их карандашом. Обсудите эффекты параллельных структур. Начните с примера из Филиппа Рота, приведенного выше.

3. Для развлечения, возьмите слоганы или поговорки с параллельной структурой и перепишите последнюю часть. К примеру, Джон, Пол, Джордж и барабанщик, который носил очки-велосипеды [81] .

№ 32: Переход от приемов к привычке

Даже если Вы располагаете тысячей приемов, письмо — это каждый раз проверка веры в себя.

Когда мой приятель Том Френч [Tom French] впервые прочитал приемы письма, он дал моей работе следующую оценку: «Дружище, ты рассматриваешь письмо от клеточного до метафизического уровня». Когда впереди еще 20 приемов, я готов сделать переход от описания приемов письма к описанию полезных привычек писателя. Возможно, эти привычки и не перенесут Вас в метафизический мир, но они призваны помочь справиться с эмоционально-психологическими подводными камнями профессии.

81

Имена четверки «Биттлз». Последний в списке — Ринго Старр (прим. пер.).

Когда прогуливаешься по саду в Институте Пойнтера, встречаешь выгравированные на мраморе вдохновляющие цитаты. Одна принадлежит великому спортивному писателю Рэду Смиту [Red Smith]: «Писать легко. Нужно лишь сесть за печатную машинку и вскрыть себе вену». Эта цитата вызывает в памяти еще одну — от репортера Джина Фаулера [Gene Fowler]: «Писать легко. Нужно лишь уставиться на пустой лист бумаги до тех пор, пока капли крови не выступят на лбу». Агония в саду.

Америка — не страна писателей по многим причинам. Одна большая причина — писательские кризисы. Слишком многие из нас говорят и ведут себя так, словно писательство это произведение потомства без секса, сплошной труд и боль, сжатия и расширения, без толики романтики и возбуждения в момент рождения замысла.

Для тех из Вас, кто хочет писать хорошо, я раскрою секрет: писательские кризисы переоценены. На деле, «кризис» — это даже не проверка веры в себя, а самообман, исполняющееся пророчество, лучшая в мире отговорка для нежелания писать.

«Почему я должен страдать от писательских кризисов?» — спрашивает ветеран газетного дела — журналист Роджер Симон [Roger Simon]. «У моего отца никогда не было кризисов водителя грузовика».

Представьте себе такие отговорки:

Кризис пожарника;

Кризис врача скорой помощи;

Кризис клерка с 7 до 11;

Кризис дилера казино;

Кризис копателя канав;

Кризис хирурга;

Кризис почтальона;

Кризис президента (ну ладно, такое бывает).

Я не буду отрицать полезность временных писательских кризисов, которую я понял еще в юношестве. «Сынок, — говорила мама, — выпало много снега. Помоги отцу расчистить дорожку».

«Мам, я бы с радостью. Но мне, правда, надо писать этот обзор».

Будем откровенны. Мы, привилегированная каста писателей, окружены кризисами. Мы становимся писателями, чтобы не выполнять физическую работу. Наша грыжа — умственная. Но поскольку отвращение к физической работе считается малодушным, мы создали мифы вокруг нашего ремесла. Жизнь писателя так тяжела, учили нас Хемингуэй и иже с ним, что только выпивка, наркотики и измены оттягивают разочарование, которое ждет нас.

Сравните писательство и чтение. Хорошие читатели могут сражаться со сложным текстом, например, метафизической поэмой Джона Донна [John Donne], но вряд ли кто-то станет утверждать, что борьба — это соль чтения. Соль чтения — это частота. Смысл течет к подготовленному читателю. Писание, в идеале, должно течь к подготовленному писателю. Одна из целей приемов письма — помочь Вам научиться писать часто и регулярно.

Я обсуждаю эту тему с позиций выздоровевшего кризисо-голика, застрявшего в «поплачь-по-нас» бизнесе на 25 лет. Мне приписывают фразу: «Я не люблю писать. Я люблю, когда уже написано». Это больше похоже на Дороти Паркер [Dorothy Parker], а не на меня, но мне нравится идея.