500 лет назад – 3.1, или Кавалеры ордена
Шрифт:
–А вы и местное наречие знаете? – заинтересовался Ефим – и язык данов? – он посмотрел на Отто-Олава. Тот снова покраснел:
–Нет… Мать, она… в замке… на кухне работала… отца я не знаю… местное знаем оба.
–Конечно – снова встрял Петька – по деревням-то, считай, половина на нем балакает, из старых. А кто новые, так те или с Руси, или литвины, или из купленных немцев.
Тут живот у кого-то из парней снова выдал руладу, и Седов принял решение:
–Михайла, будь добр, сходи с ними на поварню, пусть накормят. Скажите только, у вашего патера бумаги какие были ли, и церковь как открыть?
–Все бумаги на полке, а церковь открыта. Малый вход – теперь первым успел Олав.
–А ларец ваши вчера забрали – снова влез под руку Петька.
–Идите уже – Николай Федорович вздохнул.
Парни, прихватив хлеб, накинули верхнюю
Отдельно хранилось то, что Николай Федорович, после прочтения нескольких листов, признал прообразом будущих приходских книг. Или, может, они уже были в виде книг в более богатых местах?… Здесь же это был небольшой деревянный ящик, в котором без всякой подшивки хранились отдельные листы (бумага была разного качества, а в начале были даже куски пергамента) с записями о рождениях, крещениях и смертях. Стопка их была совсем небольшой, пара десятков листов от силы, а вот почерк у патера оказался разборчивым. Последний лист содержал записи о смертях и рождениях примерно один к одному, а вот на предыдущем сразу несколько строк подряд были записями о крещениях. «Видимо, пригнали партию православных или каких-нибудь язычников – сообразил Седов – вот их и оформили сразу, оптом».
Разложив бумаги, опять же, на две кучки, Ефим с Седовым пошли в церковь. Маленькая дверь в боковом притворе оказалась незапертой, на ней и засова-то не было, и они легко прошли внутрь. Света от открытой двери и от четырех небольших окошек в башенке было немного, но достаточно для того, чтобы разглядеть ставни – простые деревянные щитки, которые они и пошли снимать, один по одной стене, второй по противоположной. Солнце, хотя и склонялось на запад, светило еще хорошо, так что, когда они сняли засов с основных дверей (как раз на запад и выходивших) и распахнули их, света оказалось более чем достаточно, чтобы разглядеть все внутренности церкви. Правда, разглядывать-то оказалось и нечего – она была… пуста. Ну, почти. Четыре скамьи, стоящие сейчас под стенами, два подпорных столба под возвышением (где была башенка) с местами для икон, видимо, и подставками для свечей (все пустое), простой алтарь, сбитый из досок, с небольшим крестом на передней стенке, и деревянная же конструкция типа ширмы, сейчас сдвинутая к одной стенке. Да, еще большое, больше полуметра в высоту, деревянное же распятие на торцевой восточной стене, над алтарем, но вырезанное грубо, где контуры тела Христа едва угадывались. «А чего я хотел, собственно – подумал Седов – церковь для завоеванных дикарей, в глуши, одна на несколько деревень, ладно, что священник свой. Это не богатый пригород Пскова, к примеру. По сути, убери сейчас распятие, ширму эту и алтарь, и можно здесь устроить… что?…». Тут он задумался, Ефим тем временем ходил и что-то рассматривал в алтарной части, прикидывая что-то свое. Так прошло минут пять, и через открытые главные двери в церковь влетел… конечно, Петька, поевший, и, значит, зарядившейся энергией. За ним более спокойным шагом шли Олав и Михайла.
–Здорово тут, да?… А у нас еще есть покровы для алтаря, и для перегородки, вышитые, и чаша для святой воды, и распятие, и свечи, и… – Петька был, похоже, намерен выложить все, что знал.
–Петр!… – Николай Федорович все-таки был отцом. А еще он долго был начальником в молодежном коллективе. Не всегда, но в большей части случаев это помогает выработать то, что называется «командным голосом», после включения которого даже до самых отмороженных молодых людей доходит, что дело может кончиться поротой жопой. В обоих случая, причем. Но до
такого доводить не пришлось, Петька заткнулся и притих, а Седов сказал уже обычным голосом:–Давайте закроем тут все и пойдем, покажешь ваши… сокровища.
Вместе они справились быстро, а потом Олав (Петька больше мешался) достал хранившиеся в сундуке вещи. Несколько покрывал, действительно, с цветной вышивкой (кресты, в основном), медная широкая чаша, похожая на маленький тазик, небольшое распятие – меньше десяти сантиметров в длину, из плохого, потемневшего серебра. Фигура Христа на нем тоже была оформлена (отлита, видимо) очень грубо, так что Ефим, хмыкнув, сказал:
–Да уж, старче, с твоим не сравнить.
Тот только кивнул, но проныра Петька успел, пока они все складывали обратно, выспросить, что за такое распятие у них, и Ефим сдал старца с потрохами. Михайла просто ухмылялся, глядя на весь этот цирк. Вообще, похоже было, что Петьку из дома сплавили специально, ибо он в больших дозах утомлял. Но… он все же выпросил, и Седов достал из-под свитера свой крестик и показал ребятам из своих рук. Петька просто раскрыл рот, а Олав, хоть и был сдержаннее, но тоже, по виду, на время выпал из реальности.
–Видал, какое красивое?… А ты говорил, враки, про будущие времена – сдал Олава громким шепотом отмерший через пару минут Петька.
Тот снова начал краснеть. Тем временем все церковные принадлежности были сложены, а хранившееся отдельно церковное облачение патера они и смотреть не стали. У Николая Федоровича появилась пара идей на тему использования здания церкви, но для этого нужно было посоветоваться с князем. Правда, оставалось еще одно дело…
–Вы вот что скажите. Вам, если что, есть куда пойти? Твои родители здесь живут, я так понял, Петь, а у тебя, Олав?
Ребята оба поскучнели. Петька уже без своей кипучей энергии пояснил, что, как отца в ополчение забрали по осени, так вестей от него и не было, а мамка с мелкими тут, конечно, но живет бедно и вообще… Олав снова мялся, но прямо сказал, что патер Бенедикт забрал его сюда уже после смерти матери, а так он такой же холоп Ордена, как все.
–Понятно. Сделаем тогда так: пару дней еще живите тут. И не забывайте за едой ходить! А мы пока решим, куда вас пристроить.
И здесь варианты у Седова были, но снова надо было решать с князем и десятниками. Оставив ребят хозяйничать, они уже собрались было уходить, но Олав, видимо, все же пересилил себя и спросил:
–Можно ли будет нам попрощаться… с патером?
Николай Федорович не знал, куда вообще дели тела, и замешкался, но, оказывается, в курсе был Михайла:
–Завтра похороны, сегодня на погосте могилы копают. Проститесь, будет время.
Олав кивнул, и они распрощались. На улице уже темнело, и на коротком пути к основной усадьбе Седов замедлил шаг, вспомнив, что там опять будет душно.
–Вы, смотрите, Петьке про мой телефон не проговоритесь – с усмешкой сказал он идущим рядом Михайле и Ефиму – он же с меня не слезет, живые картинки!
Все посмеялись, и Ефим продолжил тему:
–Он тебе и машину твою разберет. Не знаю, как они его не прибили, правда. То, что мелкий, может…
–И среди орденцев могут быть разные люди – уже без смешков отозвался Николай Федорович – детей, там, любят, или вот веру свою несут диким племенам, ну, как считают правильным. Но вот все вместе эти орденцы – захватчики и убийцы здесь три сотни лет уже…
Тут уже смешков не было. И историю они знали, и его рассказы, во что это выльется дальше, помнили. Так что до усадьбы дошли в молчании и решили сразу зайти выпить взвару. Им повезло – ужинать еще никто не начал (хотя пахло с поварни вроде как пирогами), а взвар, как оказалось, был. Подала им его та самая фигуристая хозяйка кухни, Магда, как выяснилось, которая сама решила вынести им взвар и какое-то печенье. Похоже, что беспроволочный телеграф уже довел до всей обслуги, кто теперь новые хозяева, или как их считать. Так что она на довольно приличном и понятном немецком сообщила, что взвар они постоянно держат, как велено, чистоту блюдут, сменную посуду кипятком обдают – все, как сказал господин «Симеон», и вообще рады услужить. «Похоже, что обслуга решила остаться, кухня, по крайней мере – подумал Седов – да и то, и место хлебное, и столько мужиков. Было-то тут них не то шестеро, не то семеро, да и среди них – рыцарь и священник Ордена, а у них, вроде, обет безбрачия. Хотя, сейчас на такие вещи смотрят проще» – вспомнил он рассказы, как тут семьи у холопов создаются.