7 лучших юмористических рассказов

– Если вы хотите сказать, что передумали и хотите избавиться от меня…

И подбородок Томми моментально задрался кверху.

– Нечего губы дуть! – прикрикнул Питер, напустив на себя ради этого случая такую строгость, что он и сам себе дивился. – Коли здоровье у тебя в порядке, как я надеюсь, я буду очень рад пользоваться твоими услугами. Но это я должен знать наверное. Так уж принято. Так всегда делают в хороших домах. Сбегай-ка вот по этому адресу и попроси доктора Смита зайти ко мне, прежде чем он начнет свой обход. Ступай сейчас же, и, пожалуйста, без разговоров.

– Очевидно, с ним так и следует говорить, – сказал себе Питер, прислушиваясь к удалявшимся шагам Томми.

Когда хлопнула наружная дверь, Питер прокрался в кухню и сварил себе чашку кофе.

«Доктора Смита», вступившего в жизнь в качестве «герр Шмидта», но, вследствие разницы во взглядах со своим правительством, превратившегося в англичанина и ярого консерватора, огорчало только одно обстоятельство – его постоянно принимали за иностранца. Он был коротенький, толстый, с густыми кустистыми бровями и такими свирепыми седыми усами, что дети начинали реветь при виде его и ревели до тех пор, пока он, погладив их по головке, не заговаривал с ними таким нежным голосом, что они умолкали от удивления – откуда взялся этот голос. Он и ярый радикал Питер с давних пор были закадычными друзьями, хотя каждый из них и питал снисходительное презрение к взглядам другого, умеряемое искреннею привязанностью, которую он едва ли сумел бы объяснить.

– Што же такое, по-фашему, с фашей маленькой тэвочкой? – спросил доктор Смит, когда Питер объяснил ему, зачем он его приглашал. Питер оглянулся. Дверь в кухню была плотно закрыта.

– Почем вы знаете, что это – девочка?

Маленькие глазки под нависшими бровями стали совсем, круглые.

– Если это не тэвочка, зашем ее так отэвать?

– Я не одевал. Я именно хочу одеть – как только узнаю…

И Питер рассказал все по порядку.

Круглые глазки доктора наполнились слезами. Эта нелепая сентиментальность его друга больше всего раздражала Питера.

– Бедняжка! – пробормотал мягкосердечный старый джентльмен. – Само профитение привело ее к вам – или его.

– Какое там провидение! – рявкнул Питер. – А обо мне провидение не позаботилось? Подсунуло мне это дитя улицы – изволь возись с ним.

– Как это похоже на фас, радикалов, – презирать ближний за то, что он не родился в пурпуре и тонком белье!

– Я послал за вами не для того, чтобы препираться о политике, – возразил Питер, усилием воли подавляя негодование. – Я послал за вами, чтоб вы определили, мальчик это или девочка, чтобы я по крайней мере знал, что мне с ним делать.

– И што же ви тогда стелаете?

– Не знаю, – признался Питер. – Если это мальчик, – а мне думается, что это так и есть, – пожалуй, можно найти ему местечко где-нибудь в редакции; конечно, придется сначала немножко пошлифовать его.

– А если тэвочка?

– Какая же это девочка, когда она ходит в штанах? К чему заранее придумывать затруднения?

Оставшись один, Питер зашагал по комнате, заложив руки за спину, прислушиваясь к каждому звуку, доносившемуся сверху.

– Хоть бы оказался мальчик, – бормотал он про себя.

Он остановился перед портретом хрупкой маленькой женщины, глядевшей на него с камина. Тридцать лет тому назад, в этой самой комнате, Питер так же шагал из угла в угол, заложив руки за спину, ловя каждый шорох, долетавший сверху, повторяя те же слова.

– Странно, – пробормотал Питер, – очень странно.

Дверь отворилась. Появилась сначала часовая цепочка, колыхавшаяся на круглом брюшке, а затем и сам доктор. Он вошел и затворил за собой дверь.

– Совсем здоровый ребенок, – объявил он, – лучше нефозможно шелать. Тэвочка.

Два старых джентльмена посмотрели друг на друга. Элизабет, по-видимому успокоенная, замурлыкала.

– Что же я с ней буду делать? – спросил Питер.

– Да, ошень неловкое положение, – сочувственно заметил доктор.

– То есть самое дурацкое!

– У вас некому присмотреть за тэвочкой, когда вас нет дома, – озабоченно соображал доктор.

– А насколько я успел познакомиться с этим созданием, – добавил Питер, – присмотр здесь понадобится.

– Я тумаю… я тумаю, я нашел выход.

– Какой?

Доктор наклонил к нему свое свирепое лицо и с лукавым видом постукал себя указательным пальцем правой руки по правой стороне своего толстого носа.

– Я восьму эту тэвочку на свое попечение.

– Вы?

– Мне это не так трудно. У меня есть экономка.

– Ах да, миссис Уэтли.

– Она тобрая женщина, – когда ее узнаешь ближе. Ей только нужно руковотительство.

– Чушь!

– Почему?

– Вам воспитывать такую упрямицу – что за идея!

– Я буту тобр, но тверт.

– Вы ее не знаете.

– А ви тавно ее знаете?

– Во всяком случае, я не ношусь со своими сантиментами – этим только погубишь ребенка.

– Тэвочки не то, что мальшики: с ними нужно инаше обращаться…

– Положим, и я ведь не зверь, – огрызнулся Питер. – А что, если она окажется дрянью? Ведь вы о ней ничего не знаете.

– Конешно, риск есть, – согласился великодушный доктор.

– Это было бы недобросовестно с моей стороны, – сказал честный Питер.

– Потумайте хорошенько. Где не бегают маленькие ножки, там нет настоящий home[2]. Мы, англичане, любим иметь home. Вы не такой. Вы бесшувственный.

– Мне все же кажется, что на мне лежит какое-то обязательство, – сказал Питер. – Девочка пришла ко мне. Я в некотором роде за нее отвечаю.

– Если ви так на это смотрите, Питер… – вздохнул доктор.

– Всякие там сантименты, – продолжал Питер, – это не по моей части, но долг – долг иное дело!

И, чувствуя себя древним римлянином, Питер поблагодарил доктора и распрощался с ним. Затем он кликнул Томми.

– Ну-с, Томми, – начал Питер Хоуп, не поднимая глаз от бумаги, – отзывом доктора я вполне удовлетворен, так что ты можешь остаться.

– Было вам говорено, – возразила Томми. – Могли бы поберечь свои деньги.

– Но только нам надо придумать тебе другое имя.

– Это зачем же?

– Да ведь ты хочешь быть у меня экономкой? Для этого нужно быть женщиной.

– Не люблю бабья.

– Не скажу, чтоб и я его очень любил, Томми. Но ничего не поделаешь. Прежде всего, надо тебе одеться по-настоящему.

– Ненавижу юбки. Они мешают ходить.

– Томми, не спорь!

– Я не спорю, а говорю то, что есть. Ведь правда же, они мешают – попробуйте сами.