7000 заговоров сибирской целительницы
Шрифт:
От пьянства (для девицы)
Из письма: «Я – мать троих детей. У меня одна дочь и два сына. Не знаю, где я недосмотрела. Может, моя вина в том, что я много работала, чтобы детей прокормить, и излишне надеялась на их благоразумие, да видно зря.
Дочь моя пьет, как мужик, без пива не может ни дня прожить. Все мои увещевания приводят к скандалам. Она убегает и не возвращается домой по две-три недели, а я схожу с ума, так как не знаю, где она и что с ней. Ведь ей только 16 лет!
Уважаемая Наталья Ивановна, пожалуйста, научите нас крепкой молитве от девичьего пьянства.
С искренним уважением, Клара Захаровна Ермоленко».
Купите черный ситец и сделайте из него пантаклю. Для тех, кто не читал мои предыдущие книги, объясню, как ее делают.
Из черной ткани сделайте квадрат, начертите на ткани
Когда прочтете заговор, возьмите пантаклю и идите к реке, там прополощите ткань и хорошо отожмите. Дома повесьте ткань сушить. Когда будете снимать высохшую ткань, говорите:
Как эта ткань сухая, так и раба Божия (имя) не будет пить.
А теперь заговор, который нужно читать на пантаклю:
Встану, благословясь, трижды перекрестясь. По славному синему морю шел, не тонул Иисус Христос, Ангел мой Ему молитву принес. Молю Тебя, Господи, умоляю, Имя Твоей Матушки прославляю. Ибо сказал Ты: «Стучите и услышу, зовите и помогу». Помоги, Боже, и мне, Божией рабе (имя). Господи, Боже, помоги, от хмельной страсти рабу Божию исцели. Возьми, Боже, свои замки, вставь в них, Боже, свои ключи. Пусть страсть ее будет закрыта, ярая любовь к хмельному забыта ныне, вечно и бесконечно. Господь, благослови, водица, сполощи. Ключ, замок, язык. Аминь. Аминь. Аминь.Заговор от пьянства
В нечетное число воскресного дня идут на кладбище. Там находят могилку с именем пьющего человека, кладут гостинцы (яички, пряники и конфеты), кланяются и читают:
Господи, помоги, Господи, благослови! Встану в воскрес, пойду вперекрест, из избы дверями, наперед пятами. Найду три могильных холма, поклонюсь мертвецу до пупа. Позову его, спрошу: «Лежишь ты или встаешь? Хмельного вина пьешь или не пьешь?» Покойник молчит, покойник не говорит, покойник из гроба не встает, вина никогда не пьет. Так чтобы и раб Божий (имя) руки к хмельному не тянул, глоточка хмельного не глотнул. Казался бы хмель ему змеей, пах бы могильной землей. Будьте, мои слова, крепки, к моему делу цепки. Ключики, замки, запирайтесь, никогда во веки веков не открывайтесь. Что не сказала я, что забыла, то мой Ангел-хранитель скажет, рабу Божию (имя) забыть хмельное прикажет. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Ныне и присно и во веки веков. Аминь.
От алкогольной зависимости
Из письма: «Мне 38 лет, вчера от меня ушла любимая женщина. Я ее не виню, потому что понимаю. Сколько раз я ей клялся бросить пить, но всякий раз начинаю пить снова.
Я всегда считал себя сильным человеком, но вот теперь вынужден признать, что я действительно зависим от алкоголя.
Ложусь пьяным и встаю с мыслью, что нужно выпить. Прошу Вашей помощи. Подскажите мне какую-нибудь сильную молитву, и я сделаю все, как Вы скажете.
С последней надеждой, Александр».
Если в вашем роду не было самоубийц, то этот заговор вам обязательно поможет. Но читать его следует в абсолютной трезвости. Кроме того, как соберетесь читать заговор, нужно три дни поститься.
Заговор читают, встав лицом на восток:
Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Упал с неба камень алатырь, имя ему святой Псалтырь. Тот, кто этот святой Псалтырь прочтет, у того с этого часа страсть к хмельному пропадет. Тот, кто в Псалтыре все слова посчитает, тот навсегда страсть к хмельному потеряет. Господь Бог к рабу Божию приступает, а от раба Божия (имя) хмель отступает. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Ныне и присно и во веки веков. Аминь.КНИГА О МОЕЙ БАБУШКЕ ЕВДОКИИ (главы из новой книги)
Только одно утро
Я проснулась. Сумерки. В комнате потрескивают дрова, и я слышу тихую бабушкину речь. Она низко склонилась к поддувалу и монотонно говорит заговорные слова:
Печь, моя мать, велю тебе мои слова взять, через трубу свою на ветер их выгонять. Пусть бы они спешно по ветру буйному шли, раба Божия Федота нашли да к рабе Божией Настасье привели. Матушка печь, ты можешь любое яство испечь. Испеки ты мне раба Божия Федота, чтобы сердце его стонало и ныло, к рабе Божией Настасье не остыло. Хоть бы ты его доняла и от рабы Марьи к рабе Настасье прогнала. Ходил бы он возле жены своей жеребцом, а к Марье бы от жены шел мерином. Будьте вы, все слова мои, крепки, лепки, заговористы и убористы. Печь, моя мать, не дай моего слова поломать. Ключ. Замок. Язык. Аминь. Аминь. Аминь.
Я услышала тихие всхлипывания и сразу же догадалась, что это плачет пришедшая к бабушке соседка. Муж у нее загулял, и она приходит к нам по зорям уже третий день подряд.
«Не реви, – приказала бабушка, – все сладится, обида забудется, а сердце твое с его сердцем слюбится. Ступай, мне еще нужно утренние молитвы почитать».
Скрипнула дверь – это Настасья пошла домой. Я тут же свернулась клубком, пытаясь продлить свой сон, но бабушка, приметив, что я проснулась, негромко, но твердо сказала: «Вставай, душа моя, давай Богу за людей помолимся, а потом я тебя вкусненьким чаем с вареньицем угощу. Вставай, касатушка, сон мил, но молитва нужней».
Прочитав утренние молитвы, мы стали пить чай с вареньем. Однако в дверь вскоре постучали. Я привыкла, что с раннего утра к нам приходили люди. Бабушка принимала это как должное, и я никогда не замечала, чтобы она раздражалась тем, что ее тревожили в любое время суток.
Калека без рук и без ног
На подводе привезли калеку. Я видела разных больных, но вид этого человека меня сильно напугал. Бабушка, как только увидела больного, у которого была видна только голова, быстро взглянула в мою сторону. Мне, девятилетнему ребенку, было действительно страшно видеть изуродованное тело. Пока калеку раздевали, бабушка присела возле меня на корточки и сильно дунула мне в лицо. Я смотрела в ее темные глаза и чувствовала, как все вокруг меня начало меняться. Вначале бабушкины губы двигались быстро, и я ясно различала то, что она произносила. А потом она стала говорить тише и медленнее.
На море-океане, на острове Буяне, стоит дерево -12 ветвей. Ветер дерева не качает, веток его не ломает, оно спит не спит, стоит не стоит, не видит, не слышит, ничто его не колышет. И ты, Божия раба Наталья, стой, где стоишь, сиди, где сидишь, крови ничьей не пугайся, с испуга в испуг не бросайся. Столблю тебя на часок, твои глаза, твой умок, тело твое бело, красную кровь, черную бровь.
Слова ее доносились до меня будто из-под земли. Все тише, все глуше. А я то ли спала, то ли не спала, то ли видела, то ли не видела, то ли слышала, то ли не слышала. Только когда калеку увезли, заговор стал меня отпускать. Я понимала: бабушка сделала это для того, чтобы я не боялась. Придя в себя, я спросила, зачем привозили того калеку. Бабушка ответила, что кровообращение у таких людей нарушено и они очень страдают от боли. Вот бабушка и заговорила того несчастного, чтобы он ее не чувствовал. Несколько лет спустя я узнала этот заговор.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Господа Бога на Кресте распяли, мучили Его, болью пытали. Пот и кровь с Его чела истекали, Богородица Мать у Его Креста шептала: «Сын Мой любимый, будь пред болью непобедимый, Бог мой, на подмогу рабу Своему встань, а ты, боль, от живого тела отстань, на тридевять верст отойди, в каменный гроб сойди, там будь, там сиди». Заговариваю я, Божия раба (имя). Нет больше на горе креста, нет в теле боли места. Крестом крещусь, в посты пощусь, заклинаю я тело бело, чтобы оно не ныло, не болело. Как я говорю, заговариваю, как я (имя) со святыми разговариваю, так бы и дело мое сошлось, слово крепкое мое сбылось, дело лепкое мое срослось. Ключ. Замок. Язык. Аминь. Аминь. Аминь.
Обручение с удачей
Всем, что я знаю, и всем, что я умею, я обязана своей бабушке. Об обручении с удачей я узнала, когда мне было всего 12 лет.
Однажды к бабушке пришел мужичок. Был он небольшого роста и со спины смотрелся как подросток. К бабушке приезжали десятки людей и многие во время приема плакали. Но чтобы люди плакали так, как плакал этот мужичок, я видела впервые. Он закрыл лицо старой овечьей шапкой и рыдал так, как обычно плачут на похоронах. Тщедушное тело его сотрясалось, и на худой шее дергался кадык. Шапка у него была настолько стара, что все лицо плачущего было облеплено кусками отвалившейся от нее шерсти. Это было бы смешно, если бы не вой и плач страдающего мужчины.