9 подвигов Сена Аесли. Подвиги 5-9
Шрифт:
– Может, они спали в дороге? – предположил Харлей.
– Не, не спали, – охотно вступил в беседу возница. – Галдели, почти как вы. Но я их быстро довез. Можно сказать, мигом домчал. Штук за сто.
– Сто штук – это сколько в милях?
– Не знаю, спидометр у меня давно ляснулся, я уж приспособился все по счетчику мерить. Не точно, конечно. Ежели клиент щедрый или, скажем, с дамой, то дорога на пару косых длиннее, если зажимистый…
– Сто штук – это сколько в часах?
– Да минут пятнадцать, не больше, я ж им ни одного анекдота не успел рассказать.
– Значит, – не давал себя сбить Браунинг, – мы уже пролетели то место, где выходили дети?
– Может, и пролетели, – легкомысленно ответил Горландец. – А может, вообще в другую сторону движемся. Я почем знаю? Мне сказали: «Езжай скорей», я и еду.
– То есть вы не поехали туда, куда отвозили детей?
– А что, вам туда надо? Ну так бы и сказали сразу, я бы вас туда сразу… А как проехать, знаете?
– Я все понял! – завопил сзади Асс. – Это саботаж! Будете отвечать по всей строгости закона, подзаконных актов и постановлений правительства! Сажай телегу на землю быстро!
– Не могу! – ухмыльнулся Горландец. – И хотел бы – да не могу. Под нами – так называемый Ла-Манш. Если верить несохранившимся источникам, этот проход между Британскими островами и Европой был проделан в третичном периоде по замыслу неизвестного ландшафтного архитектора…
– Не надо экскурсий, – с предельной вежливостью произнес Лужж. – Пожалуйста. Просто вернитесь в исходную точку.
– Желание клиента – мое желание! Все пристегнулись? Держитесь крепче, выполняю «бочку». Оп-ля! Обратите внимание: прямо под нами находится так называемый Млечный путь, изготовленный по заказу…
Миллениумный
Гаттер, Пейджер и Пулен атаковали постового философа по всем правилам, то есть строго по очереди: Амели, Порри, Мерги, Мерги, Мерги, Мерги, Мерги, Порри, Амели, Мерги…
– Нам бы внутрь попасть. На минуточку!
– Как же вы внутрь попадете?
– Вот вы встанете – мы внутрь и проскочим.
– Как же я встану? Я на посту.
– А на посту сидеть нельзя! Я все уставы прочитала, там ясно написано: «Часовой не имеет права сидеть, лежать…»
– Я не часовой. Я Миллениумный.
– Какой-какой?
– Миллениумный. От слова «Миллениум», что значит «Тысячелетие».
– Ничего себе! Так вы здесь тысячу лет сидите?!
– Нет. Две тысячи. Две тысячи лет, не вставая, с достоинством и стоицизмом, присущим лишь истинным мыслителям…
– Неправда! Вы вставали! Вы только что подбежали и снова сели!
– Это не считается. Одно исключение только подтверждает правило.
– Ну так встаньте еще, это тоже не посчитается!
– Нет. Это будет уже второй раз, который может поставить под сомнение правило.
– Какое правило?
– Здесь должны сидеть. И я здесь сижу. Я здесь всегда сидел. При короле Альфреде сидел. При Вильгельме Завоевателе сидел. При Ричарде Львиное Сердце сидел. Я сидел и при Плантагенетах, и при Тюдорах, и при Стюартах… А как я сидел при Елизавете! Вы не знаете, как я сидел при Елизавете!..
– И не надоело вам, дедушка? Может,
встанете, ножки разомнете?– А как же, разомну. Вот смена придет…
– А скоро смена-то? Наверное, с минуты на минуту?
– Скоро. С года на год.
Лучшая защита
– …после чего философ по имени Песочный Куличик, впоследствии известный как Первертский Мыслитель, допустив недопустимую халатность и позволив непозволительную беспечность, оказался на месте прорыва так называемых хочуг, в дальнейшем именуемых «хочуги», где был поражен одной из них, прежде чем прорыв был ликвидирован…
Сен, который собирался в очередной раз ободряюще похлопать подзащитного по плечу, отдернул руку. В Каменном Философе сидит хочуга?!
Он посмотрел на философа по имени Песочный Куличик и впервые в жизни увидел, как Талисман Первертса улыбается. Зубами из шпата.
– …обвиняемый отказался, – продолжал замшелый, – удалить хочугу из тела, мотивируя это тем, что она не удаляется. Впоследствии обвиняемый был неоднократно замечен в смущении общественного мнения и попытках привлечь философов к совершению нефилософских деяний, что повлекло применение высшей меры наказания – изгнания…
– Еще чего, – пробурчал Первертский. – «Изгнание»! Я сам ушел!
– …каковая мера и была применена самим обвиняемым к себе… То есть обвиняемым самому к себе… То есть сам к себе обвиняемый применил свою меру…
Сен встряхнул головой. Подумаешь, хочуга. Но надо же, Каменный Философ – его товарищ по несчастью! Интересно, как… Так, не отвлекаться.
– Значит, моего подзащитного приговорили к изгнанию, и он ушел?
Прокурор недовольно посмотрел на адвоката. Адвокат невозмутимо поправил очки.
– Мне что, все повторять по два раза?
– Да, если вас не затруднит.
– Обвиняемый применил сам свою меру к себе. Меру к себе применил свою сам обвиняемый.
– То есть он понес наказание?
– Ну да! Его наказали, он наказался. Что тут непонятно?
– И произошло это…
– В пятом веке до вашей эры! Ну сколько можно!
– Спасибо. А теперь я хотел бы услышать, в чем обвиняют моего подзащитного.
– А? Что? В чем обвиняют? Как же… А чего он вернулся?
Адвокат мысленно рассмеялся. Прокурор проиграл. Осталось нанести завершающий удар, и оправдательный приговор гарантирован. От удовольствия Аесли даже забыл, что его главная задача – не выиграть, а затянуть процесс.
– Итак, как нам только что убедительно доказал господин прокурор, наказание в виде изгнания исполнено философом по имени Песочный Куличик целиком и полностью. Я хочу особо обратить внимание высокого суда и уважаемых присяжных на этот факт.
Сен сделал паузу. Высокий суд и уважаемые присяжные пошевелили каменными бровями, демонстрируя, что они обратили внимание на этот факт, только пока не поняли, к чему он, и ждут от адвоката объяснений.
– Из этого очевидного факта неопровержимо следует, что возвращение моего подзащитного не является нарушением, а уж тем более преступлением.