95-й. Сны о будущем прошлом

И я наглым образом забила на институт и засела в своём зеркальном зале — шить, шить, шить. Следующий период больших продаж — только к следующему Новому году. Так что учёба подождёт. Тем более — чего я там не слышала…

И это был, товарищи, реально обвал. Я думала, прям помру с этим шитьём. Потом решила маленько успокоиться, всё равно всех денег не заработаешь, чё уж умирать-то совсем на баррикадах…

И тут в мой зеркальный аквариум пришла Анна.

8 февраля, четверг.

Анна пребывала в некоторой ажитации:

— Ольга, ты совесть имей! Ты куда потерялась опять? Трубку не берёшь, в институт не приходишь?

В этот гневный перечень явно надо было вставить «да ещё и тупишь!!!»

— А ты как узнала, что я здесь?

— Домой к тебе зашла. Бабушка сказала.

— М-м. А я, вишь, зашиваюсь. Ну его нахрен, тот институт, мне успеть в период надо, иначе все мои планы накроются медным тазиком.

Аня критически оглядела валяющиеся по всем сторонам кучи тканей.

— Так давай, я тебе помогать буду! Чё ты одна упираесся шьешь? Рвать могу. Ты только покажи, чё-куда, я щас быстро тебе…

Я думала, она шутит, а она на полном серьёзе! Хотя, чего я удивляюсь, у неё даже опыт уже есть — она ж мне летом помогала.

Живём!

Анна как-то прикрыла меня на учёбе. Наврала с три короба про семейные обстоятельства. Сама каждый день приходила ко мне «закройщицей», а потом и прямые строчки шить, тут особых навыков не надо. Первую еженедельную премию она ни в какую не хотела брать. А я говорю:

— Ну ты чё? Ты как себе вообще это представляешь? Себя на моё место поставь.

Подумала, согласилась.

Потом я поразмыслила и нашла ещё одного рекрута. Младшая моя двоюродная сестрица, Ирка, с которой в новый год с горки катались. Сходила к ним вечером.

— Ирка, — говорю, — ты подработать не хочешь?

У них вообще-то вся семья шьющая, кроме дядь Рашида.

— А чё делать надо?

Короче, сговорила я её.

Но даже с этой помощью месяц прошёл в совершенном угаре, с перерывами на Вовины приезды раз в неделю.

Ситуация отягощалась тем, что в новом (ладно, ладно, будущем) клубе надо было как-то начинать шевелиться. Если ориентироваться, опять же, на совсем будущие санитарные нормы, помещение требовало установки дополнительных перегородок, сантехники, замены труб — древнее всё, с пятьдесят второго года, поменять уже это гнильё… Электрика вся, опять же, по старым советским нормативам, к примеру, на мощные чайники, не рассчитанная. А ещё я хотела печи поставить для готовки, сделать всё-таки антуражный зальчик для посиделок. Можем мы себе, в конце концов, позволить или нет? Пятьсот же квадратов с хвостом, есть где разбежаться!

А ещё, раз уж в этот клуб ухнут наши личные нехилые вложения, так уж и выделить себе кусок под жильё. Не папа Карло же я, чтобы последнюю рубашку с себя снимать за-ради общественной пользы.

Долго ходить по кабинетам и сидеть в очередях ни времени, ни желания у меня не было. Поэтому заскочила я к Виктору Юрьичу — рядом же мы теперь, практически, он мне за неделю все согласования сделал.

А потом по отработанной схеме: вызвонила знакомую бригаду узбекских строителей, и начали они шуршать как муравьишки, делать мир красивше за умеренную цену.

Так я и металась по кругу, стараясь всё успеть и объять необъятное. Но больше всего сил съедало шитьё, даже со всеми помощниками.

День рождения мой в конце февраля отметили тихо-тихо, по-домашнему. Ни на какие гулянья у меня просто сил не было.

После восьмого марта ажиотаж кончился, ровно как в Новый год — как отрубило. Надо будет эту ситуацию как-то иметь в виду на будущее. Чёт я не хочу больше такие авралы…

Девятого (это как раз суббота была) я полдня пролежала, ножки вверх задрав. Усталость адская и полное безмыслие. Амбец. Вова, слава Богу, завтра приедет, я хоть оклемаюсь слегка.

А потом подумала, что не для того я нырнула обратно в молодость, чтобы помереть на прорыв трубы, блин. В конце концов, отдохновение душевное мне нужно? Оторвала афедрон от дивана и направила стопы свои к Анне. Хочется, как та ворона говорила, «покоя, уюта, и чтоб за детками присмотр». Последний пункт вычёркиваем пока что. А вот покоя и уюта у Аньки всегда было завались.

Я застала её за перебиранием альбомов. В смысле — фотоальбомов. Хранение фоток было тогда делом масштабным, что ни говори.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что она их не перебирает, а подписывает. Как-то вот ценили тогда люди такие мелочи: чтобы каллиграфическое оформление. У Ани это всё классно получалось, и разные родственники и знакомые периодически просили её подписать что-нибудь на память. Открытку на юбилей. Книгу. Благодарили преимущественно шоколадками.

Аня кивнула на один из альбомов:

— Ты Зинкины фотки-то со свадьбы видела?

Я, конечно, двадцать лет назад видела. Ярче всего в память врезалось платье Зинкиной свекрови, дико ей не идущее. Но здесь тоже посмотреть не грех. А вдруг по-другому что?

— Что-то я не помню.

— Смотри. Ты посмотри, какое её свекровка платье надела!

Ха! Предчувствия его не обманули!

— Слу-ушай-ка, а ты-то со своим гипюровым так и не пришла?

— Ой, мать, и не говори. Мы же с реколлекций приехали поздно. Туда-сюда, а здесь всего три дня осталось, всё бегом. Кошмар, короче. И я, главно, про него забыла, прикинь?!

— Да ты что?

— Но! Последняя ночь перед свадьбой, я такая — платье?! — очень она наглядно всё это изображает, ага, — А потом думаю: Ольга же мне всё подробно рассказала, как чего. Ну и — я его вывернула, маму попросила заколоть — и прямо руками прошила. Ничё так, на день хватило, а на второй день я блузку с юбкой надела, так что нормально.

— Так давай мы его сейчас подколем? Я домой возьму да прошью.

Такие вот простецкие девчачьи посиделки.

Натрепались мы до отвала. Домой я пошла уже в густых черно-синих зимних сумерках. И Анька меня провожать — до мусорки, с ведром. Там ещё ржали полчаса.

Около подъезда, на удивление, никаких серых личностей не тёрлось. И внутри никто по углам не сидел, и даже шприцы отсутствовали. Генеральную уборку, что ли, в честь восьмого марта домоуправление устроило? Ты глянь, какие молодцы!