999999999 маны. Том 2
Шрифт:
— Сынок! — её голос был до жути нормальным.
— Сейчас-сейчас, — мой голос дрожал, но не от страха — от шока. Я впервые заглянул в раковину. Вместо ожидаемой грязной посуды, она была завалена горами отрубленных пальцев и их ошметков. Они выглядели практически идентично и однозначно принадлежали одному человеку. Мда-а.
Я принялся делать вид, что усердно мою руки, хотя воды в кране, разумеется, не было. Все, что мне оставалось — это тереть сухие руки друг о друга, слушая методичный стук молотка и около минуты пытаясь осмыслить происходящее. Главное — не смотреть в раковину.
В какой-то момент женщина положила
— Вот, сейчас еще салат нарежу! — восхитительно. Тоже из пальцев, надо полагать?
Примерно в этот момент до меня начало доходить, что она говорит, в общем-то, не со мной. Я проследил за женщиной взглядом и впервые увидел то, что было скрыто за дверью слева — её настоящего сына.
Это был до невозможного толстый парень, вся грудь которого была измазана целым спектром каких-то жидкостей. Он не мог говорить, а лишь бессильно дергал заплывшими жиром конечностями, сидя на кресле. Его размеры были столь объемны, что он вряд ли смог бы подняться сам, даже если бы захотел. Ноги также распухли и налились синим цветом, то ли от вздутых вен, то ли от того, что добраться до них было в принципе проблемной задачей для крови.
— Бегом к столу! — женщина вмазала липкой жижей ему прямо по лицу, тот в ответ просто завыл.
— Остывает! — еще одна попытка затолкнуть ему это в глотку закончилась болезненным стоном. Мне было трудно смотреть на происходящее, а потому я повернулся к молотку, который она оставила около дощечки.
После третьей или четвертой попытке скормить парню гнилое месиво, женщина громко засопела.
— ОСТЫВАЕТ! — он даже не успел снова завыть когда она проткнула его живот большим кухонным ножом.
Из него засочилась та же жижа, что и ранее из отрезанных пальцев. Парень взвыл, мерзко побулькивая горлом.
Ясно. Понятно. Хорошо.
Настолько незаметно, как это было возможно, я схватил молоток за скользкую рукоять и, пока нежить решала проблемы отцов и детей, вышел обратно в коридор, тихо закрыв за собой дверь.
— Какого $#@$@? РОДИОН! — прошептал я едва слышно, с дрожащими руками удаляясь от кухни ближе к выходу. Какого черта ты меня тут оставил?
Успокоив дыхание, я щелкнул щеколдой, и дверь в подъезд открылась. Тот был абсолютно пуст. Я находился в самом конце этажа, состоящего из пяти или шести квартир, расположившихся вдоль коридора. Дальше — лифт, потом лестница и еще столько же квартир.
Зеленый коврик под ногами здесь выглядел довольно пыльно, как, впрочем, и окно в конце коридора, сквозь которое едва пробивался утренний свет. Глубоко вдохнув, чтобы немного успокоиться, я зашагал по коридору в поисках лестницы. Все двери на моем пути были закрыты, но молоток на всякий случай я решил из рук не выпускать.
Стоит мне только найти этого старого маразматика…
Единственным звуком в этом месте было моё сбивчивое дыхание. Так мне казалось, пока я почти не дошел до лифта.
В отличие от прочих, ближайшая к нему дверь оказалась открыта, что я заметил не сразу.
Я медленно повернул голову в сторону квартиры и увидел… маленького мальчика лет четырех. Он сидел на синем трехколесном велосипеде со звоночком и смотрел на меня такими же коричневыми глазами, как и у заботливой мамаши, стругавшей свои пальцы пять минут
назад. Мой взгляд метался между ребенком и молотком в руке. Я надеялся, что до этого не дойдет.Мы просто около минуты смотрели друг на друга, и тогда я наконец решил, что мне стоит попробовать нажать на кнопку вызова лифта.
Конечно же, он не работал.
Зато очнулся мальчик… Закрутив педали, он проскочил мимо меня и поехал дальше по коридору, громко дергая звонок и крича что-то нечленораздельное. Сначала это зрелище показалось мне скорее жутким, чем опасным, однако, уже через несколько секунд двери некоторых квартир на этаже начали открываться одна за другой.
Они выходили как в одиночку, так и группами, среди них были как совсем маленькие дети, так и старики, и все принялись бесцельно оглядывать коридор, повторяя странные мантры и нелепо выкручивая головы в случайные стороны. Вскоре голоса слились в едва различимую какофонию, из которой можно было выделить лишь отдельные фразы.
— Главное — учеба! Четыре — не оценка! — без устали раз за разом произносила худощавая женщина в очках.
— У меня плохое предчувствие, нужно уезжать отсюда, — молодая девушка, что, пошатываясь, вышла из квартиры вместе с тем, кто раньше был её парнем, оказалась права.
По мере того, как люди выходили из квартир, становилось все сложнее отследить, кому именно принадлежала та или иная реплика:
— Как же задолбали колотить доски, сколько можно…
— У меня плохое предчувствие…
— Как была дура, так ей и останешься!
— Чепуха этот ваш городской карантин! Че-пу-ха!
— Не оценка!
— Мам, а когда мы гулять пойдем?
— Стучит и стучит…
— Паспорт, билеты, пропуск на выезд, ключи… паспорт, билеты, пропуск на выезд, ключи…
Я не понимал что происходит. Просто не мог оторвать глаза от происходящего и сдвинуться с места. Кожа каждого из них была зелено-желтой, а глаза залиты коричневым. В руках — у кого что, ручки, телефоны, бутылки…
И если сначала толпа была больше занята бубнежом себе под нос и бесцельным брожением туда-сюда по коридору, то спустя какое-то время, когда вышедший из открытой квартиры худощавый мужик заметил меня и стал вглядываться, под странным углом склонив голову…
Не прошло и минуты, как все два десятка пар глаз уставились на меня. Они даже перестали повторять свои мантры, зато теперь медленно направились в мою сторону. Я боялся даже пошевелиться, настолько были натянуты нервы. Нежить с обеих сторон окружила меня у неработающего лифта, и с каждой секундой расстояние между нами сокращалось все быстрее.
Наверное, убить меня они не смогут, однако не хотелось бы «воскреснуть» на кухне у хозяюшки, с тарелкой «отбивных» перед носом. Думаю, эта сцена обеспечила мне пищевое расстройство на добрый месяц вперед.
Нахмурившись, я заметил, что друг друга они не трогают, вроде бы. Быстро посмотрел на всяческие предметы, что они держат в руках, а затем на свой молоток.
Чем черт не шутит.
— Надо… эм, гвоздь вбить. Расшатался, — произнес я максимально подражая тембру их голоса и, прищурившись, стал ждать реакции.
Один за другим, они начали склонять голову в другую сторону и продолжили наблюдать.
— Надо гвоздь вбить. Расшатался, — повторил я еще раз.
Парочка ближайших ко мне созданий как будто потеряла интерес и развернулась.